Богом данный

А потом воздух, такой упоительно живой течёт в меня. Я вдыхаю, не могу напиться им, и не могу удержать в себе — надсадно кашляю, сползаю на пол, первые секунды ничего не вижу, только огни мельтешат перед глазами. Потом вижу их, обоих мужчин. Стоят, возвышаясь надо мной, Черкес, как всегда, курит.

— Твой дом чувствует меня, — говорю я, с трудом проталкивая слова через измученное горло. — Он хочет, чтобы я сыграла ему на скрипке.

Это неправда, то что он сказал. И он, и я это знаем. Знаем то, что приручить можно любое животное. Главное — знать как. Только Черкес не знает, что сейчас я приручаю его. И то, что в первом маленьком сражении я победила…

— Почему ты не играешь на скрипке?

Столбик пепла сорвался с кончика сигареты и упал на пол. Кощунство, стряхивать пепел на паркет ручной работы, но сейчас из глубин молчащего дома материализуется безымянная женщина и все снова станет, как раньше. Безукоризненно и чисто. Я закрываю глаза, а потом решаю ответить.

— Жрать было нечего. Василек в больнице, на диализе, все деньги вложены в предстоящую операцию… Денег не было совсем. Моя скрипка… она как твой дом. Очень старая и в ней есть душа. Но… когда умираешь от голода порой случается так, что предаешь лучших друзей. Продать скрипку я бы не смогла. Но смычок… он инкрустирован золотом, камнями и слоновой костью. Он стоит так дорого… дали мне за него столько, что я могла питаться целый месяц. А брать другой смычок — это второе предательство, уже второе, моя скрипка не простит.