Богом данный

— Она была ранена, — шепчу я. — Зачем она сюда поднялась? Ей было больно. Кровь… крови много. Здесь она потеряла равновесие и приснилась к стене, наверное кружилась голова. Прошла дальше, здесь тоже мазок крови…

Я шагаю по её следам. Иногда теряю капли крови, её все меньше — словно она закончилась просто. Тогда в панике мечусь вокруг, не в силах найти дальнейший путь, затем все же нахожу очередную бурую каплю, отпечаток чужой боли, и успокаиваюсь.

Девушка прошла вдоль сцены, дальше оказывается пустое помещение, может, гримерная или раздевалка. За ним ещё несколько, девушка шла, и я за ней следом. Потом — лестница вниз. На ней девушка упала, кровь полосами смазалась на нескольких ступенях. Здесь снова темно — спускаюсь в подвал и включаю фонарик. И страшно ещё, кажется, что вот сейчас за поворотом я просто наткнусь на неё, на тело девушки с которой у меня идеально совпал отпечаток руки.

Оказывается, этот дом не бесконечен. Подвал здесь широкий и я иду до тех пор, пока не утыкаюсь в тупик. Потолок здесь обрушен, крупные камни вперемешку с песком и кирпичами громоздятся горой. Здесь снова кровь, и её так много, что я уже не верю, что она принадлежит девушке. Она чёрная, запекшаяся, а воздух пахнет сыростью и гарью. Я села на один из откатившихся в сторону камней и посветила вокруг фонариком. Здесь был пожар, но жрать ему было нечего — кругом почти один камень, и он сошёл на нет сам по себе.

Сверху, с разрушенного потолка беспрерывно и монотонно капает, это выводит из себя, зато откуда же сочится тонкий лучик света, и я ему рада. Кот за мной не пошёл, а одной мне здесь жутко. Здесь ничего — только камень, засохшая давным давно кровь, копоть от пожара. Здесь нечего делать. А потом мой фонарик выхватывает нечто чуждое этому месту — клок ткани радостно салатового цвета.

— Без паники, — сказала я, и испугалась сама своего голоса. — Здесь нет никаких трупов… Черкес конечно маньяк и больной на всю голову, но зачем ему труп в подвале дома?

И шагнула вперёд, обходя кучу. Присела на корточки, дёрнула кусок ткани застрявшей под камнем. С одного конца он обгорел, чуть порвался, и даже невозможно понять, что это было раньше. Наверное, платье… Вижу ещё что-то застрявшее снизу под камнем, но вытащить не могу.

Моё бы упорство да в мирное русло…Я откатила несколько камней, оттащила в сторону десяток кирпичей, успела пожалеть об отсутствии у меня лопаты. Зато — согрелась. И даже бояться стало некогда. Пальцы саднит, чуть не сорвала ноготь, неловко ухватившись за камень, но добыча… Сначала я вытянула кожанку. В кармане зажигалка, треснувшая, и неработающая. Упаковка жвачки, в которой все ещё есть три подушечки. Мятная. А затем я увидела ремешок от сумки и удвоила свои усилия. Вытянуть так сразу не вышло, мне пришлось бежать обратно, чтобы не пропустить время обеда — не хватало ещё, чтобы старуха заметила моё отсутствие.

— Задумала чего? — спросила старуха. — Сияешь, как медный таз.

Я головой покачала, а сама руки прячу под одеяло — под ногтями чёрная кайма, которую так сразу вычистить не удалось. Старуха головой покачала, уж она то мне не верила… а затем убралась. Я выждала десять минут и полетела обратно, через потайной ход, через бальный зал, вниз, в подвал… И вскоре держала в руках сумку. Спортивная, в неё забиты шмотки, в боковом кармане документы.

Достаю и руки трясутся. Паспорта здесь нет, зато права в наличии, правда от волнения выронила их на пол. Присела, фонариком посветила. Ламинированная поверхность бликует, но все равно сразу понятно — с фотографии на себя смотрю… я. Отползла в сторону, забилась в угол, лицо закрыла руками…

— Кто же ты, блядь, такая? — громко крикнула я. Страшно. Жутко. Затем все же подняла права с пола и прочитала. — Янович Ванда Веславовна.

На три года меня старше. Прическа… мне не нравится. И смотрит дерзко, неужели я так же смотрю? И откуда она взялась на мою голову, та, из-за которой тьма народу меня убить хочет, даже долбаная старуха?

— Только не говори мне, — попросила я. — Что ты лежишь тут, под камушками. Мне их не раскопать.

Дом тихо вздохнул, а мне показалось — усмехнулся. Я ещё раз оглядела завалы, уже внимательней. Там, где кровь, явно кого-то завалило, но их разбирали, несколько камней в стороне. Мне не кажется, что это Ванда. Мне хочется думать, что она живая, та, из-за которой у меня столько проблем. Сейчас я вернусь к себе. Постираю в раковине чёрное платье, то, что лежало скомканным в сумке бог знает, сколько лет. Поглажу, утюг есть в кладовке. А потом… когда придёт Черкес, я буду в нем. На войне все средства хороши.