Мой первый раз

Глава 1. Герман Львович

Для всех молодых людей поступление в институт — это новая веха, новая жизнь. Вчера ты малолетка-школьница, даже если и не малолетка, но все именно так к тебе и относятся, а сегодня — студентка. А если еще студенчество связано с отъездом из отчего дома, то двойное комбо. Двери взрослой жизни открыты, распахнуты, и ты убегаешь в них, практически влетаешь на полном ходу.

В моем случае это было страйк: поступление в институт, переселение в общежитие, да еще и в большом городе. Куда мне, девчонке из деревни, где в домах печное отопление на дровах, перебраться в Москву.

Да, я приложила гору стараний, чтоб поступить, и мечтала об этом долго и давно. Поступала я дистанционно, отправила сертификаты и — о чудо! — меня приняли. Я не верила своим глазам, когда получила письмо на электронную почту. Родители так до сих пор не верят и считают, что меня развернут и скажут, что это кто-то надо мной подшутил или произошла какая-то ошибка. В общем, ждут они меня обратно дома и уверены, что я вернусь. В письме было указано, что для зачисления я должна пройти лишь собеседование. Я считала, что ко всему готова, как никак у меня золотая медаль и высшие баллы в сертификатах ЕГЭ. В общем, домой я возвращаться не собиралась. Что бы ни произошло, но ноги моей больше не будет в нашей деревне.

Я приехала накануне собеседования. Через интернет сняла квартиру посуточно. Родители дали денег, да и я подрабатывала последние два года и скопила себе на первое время. Вернее, я считала, что этих денег должно было хватить на первое время. Квартиру я сняла ровно на сутки, так как была уверена, что пройду собеседование и мне дадут общежитие, и в съемном жилье нужды уже не будет. Собеседования не боялась, даже ждала. Да что там страшного могут у меня спросить? Так, формальность. Я же медаль не купила, а сама заработала потом и кровью. Так что страхи долой! А их было много.

В большом городе страшно, очень страшно. Особенно после деревни с численностью жителей в семьсот человек. Я была максимально собрана и сосредоточена. Меня не смутили странные взгляды мужчины, который сдавал мне жилье, и его пояснения о том, чтоб не шумели и соседей не беспокоили. Я еще искренне не понимала: как я одна могу кого-то побеспокоить? Квартирка была убогая, но, главное, там было где помыться и привести себя в порядок. Есть не хотелось, это так на мне сказалось нервное напряжение. Хотя пожрать я люблю, чего греха-то таить. Пока готовилась к экзаменам, на стрессе сильно схуднула. Даже мама заволновалась из-за этого. А я купила себе короткую юбку в клетку. Так хотелось показать всем свои стройные ноги. Но мама, как увидела, забрала ее и спрятала. Сперва хотела выкинуть, но потом, видимо, жалко стало, все-таки она денег стоит. А может, что хотела из нее сшить, не знаю. Суть в том, что я нашла и перепрятала. И теперь, решая, в чем мне идти завтра на собеседование, выбор пал на нее. Ну а что? Я девочка взрослая, в прошлом месяце восемнадцать исполнилось, так что могу себе позволить носить что хочу.

Извлекла весь свой гардероб, что захватила с собой, и разложила на кровати. Школьная черная юбка и белая блузка выглядели настолько убого и серо, что я сразу отсеяла этот образ. Одежды я брала немного. У меня ее в принципе много не было. Да и слова мамы посеяли зерно сомнения в мою голову, что меня там никто не ждет и я вернусь на следующем поезде. Мне до ужаса хотелось доказать родителям и всем в деревне, что я смогла. Что я поступила сама в Московский институт. Не через взятки и знакомства, а сама. Я даже думать боялась, что провалю собеседование и мне придется вернуться домой. Да я лучше уборщицей пойду работать, но не вернусь! Именно с такими мыслями я надела на себя эту проклятую юбку в клетку. Я думаю, именно она стала причиной всех моих дальнейших приключений.

Доехала до института без приключений. Решила, что надену белую школьную рубашку, а сидеть буду за столом, и преподы на собеседовании короткую юбку не увидят. Очень уж хотелось мне выглядеть ярко, а не серой мышью. Глаза тушью подкрасила и даже губы слегка. Волосы распустила, и они волнами легли на плечи. Я была очень довольна своим образом. И по взглядам, что на меня бросали в метро, я поняла, что выгляжу привлекательно. По крайней мере, взгляд останавливается, а это значит уже не серая мышь.

Дальше все было как во сне. Нашла кабинет с громкой надписью "приемная комиссия" и робко постучала.

— Войдите! — недовольный голос из-за двери заставил оробеть.

— Я Анна Александрова, приехала на собеседование, — выдаю заготовленную фразу.

— На какое время назначено? — дама неопределенного возраста открывает папку-скоросшиватель и пальцем с алым ногтем водит по строчкам. — Ну что молчишь?

— Я не знаю, — вся моя решимость улетучилась, и я мямлю себе под нос.

— В смысле не знаешь? — тон дамы набирает обороты, и я тушуюсь еще сильнее. — ты вообще звонила? Записывалась?

— Нет, — выдавливаю из себя, так как понимаю, что облажалась.

— Откуда вы все такие тупые приезжаете в Москву? Она что, резиновая? Что вы все претесь? Что вам дома не сидится? — дама бесцеремонно начинает меня отчитывать, а я чувствую прилив крови к вискам, к щекам, даже к ушам. Я понимаю, что становлюсь красной словно рак. Понимаю, что надо возразить этой нахалке, но мне страшно. А вдруг она меня не примет, не запишет.

— Зоенька, и на кого вы так шумите с утра пораньше? — в кабинет вплывает преподаватель. У него прям на лбу это написано. Костюм хоть и чистый, но выдавший виды. В руках кожаный портфель. На висках седина, она же серебрит и интеллигентную бороду, аккуратно подстриженную.

— Да вот, Герман Львович, провинция приехала и требует, чтоб их собеседовали без записи, — тычет в меня карандашом дама, а у меня чуть челюсть не отваливается от возмущения. В смысле “требует”? Я же двух слов ей не сказала. И уж точно ничего не требовала.

— Я не требовала, — удается выдавить из себя.

— Ну вот, хамит и оговаривается, — ответила эта зараза с красными ногтями. Она говорила так, словно меня здесь и не было, а я с надеждой посмотрела на преподавателя.

— Ну что вы, Зоенька, ребенок просто растерялся. Наверно, приехала издалека, растерялась, не знала, что надо записываться. Во сколько у нас первый абитуриент? — я усиленно закивала, подтверждая каждое слово Германа Львовича. Мужчина окинул меня взглядом, остановившись на ногах. Повернулся к столу и начал узнавать у этой Зоеньки свое расписание. А я стояла, не понимая, чего жду. Вроде этот Герман Львович и заступился, а вроде и своими делами занят.

Преподаватель резко разворачивается и дарит мне ободряющую улыбку. И я робко улыбаюсь в ответ. Может, он мне поможет?

— Ну что, милочка, вам невероятно повезло, что я пришел пораньше и смогу с вами побеседовать до начала записи. Идемте, — мужчина попрощался с Зоенькой и направился по коридору вперед. Я как хвостик побежала следом, боясь до ужаса потерять его из виду.

Герман Львович открывает дверь и приглашает войти в кабинет. Я думала, что собеседование проводят в аудитории, а он меня привел в свой кабинет. Маленький, темный, довольно неуютный. У стены стеллаж с папками, там же на полу коробка, из которой вываливаются папки-скоросшиватели, стол, стулья, но все видавшее виды, как и сам Герман Львович.

— Присаживайтесь, — приглашает мужчина, и я слышу щелчок замка двери. — Рассказывайте, что же вас заставило приехать поступать в Москву?

— Я всегда мечтала учиться в этом институте. Я готовилась. У меня золотая медаль, а еще есть дипломы и грамоты. И в олимпиадах участвовала, — я с перепугу забыла ту речь, что учила, и скомкала все. Я сижу сбоку от стола преподавателя. Он обходит меня и подвигает стул наискосок ко мне. Усаживается, изображая на лице заинтересованность, а сам смотрит на мои коленки. Я пожалела, что не надела приготовленную матерью школьную юбку. Там хотя бы ноги спрятаны, а в этой и ноги, и бедра на всеобщем обозрении. Пытаюсь одернуть подол, но, естественно, это не дает никакого результата, а на мои руки ложится теплая мужская рука.

— Как вас зовут? — мужчина смотрит на меня очень пристально, прямо глаза в глаза, и я не могу разорвать этот зрительный контакт. Страшно отвести от его глаз взгляд и посмотреть на его руку, которая так и лежит на моей руке.

— Аня, — произношу, словно меня загипнотизировали.

— Аннушка. Красивое имя, — делает мне комплимент Герман Львович. А я чувствую, как он гладит меня по руке, которая вцепилась в край подола.

— Спасибо, — мне неловко, но я боюсь пошевелиться. Боюсь сбросить это наваждение, боюсь убрать мужскую руку, что легла мне уже на бедро.

— Аннушка, я буду рассказывать, а вы поправите меня, если я не прав. Хорошо? — Герман Львович ждет ответа, а я лишь судорожно киваю, чувствуя, что рука легла на внутреннюю часть бедра и гладит ее, поднимаясь выше. Я пытаюсь сжать ноги плотно друг к другу, но мужчина отрицательно качает головой и немного раздвигает их рукой, чтобы беспрепятственно подняться рукой выше. Я слушаюсь его молчаливой команды.

— Вы, Аннушка, приехали из глухой провинции, учились и привезли красный диплом и грамоты. Родители не верят, что вам удалось поступить в институт, и ждут вас дома. Соседи и одноклассники, которые не стали замахиваться на Москву, поступили в колледжи и, когда вы вернетесь, будут с сочувствием смотреть на тебя, — я пытаюсь возразить что-то, но мужская рука поднялась до кромки трусов, и пальцы погладили меня через ткань. Я даже дыхание задержала. Не понимаю, что надо делать и как реагировать. — Многие посмеются за спиной, говоря, что учителя для престижа деревенской школы выбили тебе медаль и ты не лучше Васьки-двоечника, — мужчина поглаживал меня через трусы, а я не понимала: нравится мне это или нет. Дыхание сбилось, а тело было напряжено. — Это все будет, если ты не поступишь. Родители отругают, что ты опозорилась и стала посмешищем, и о них будет судачить вся деревня. Да и если бы один раз отругали, а то при удобном и неудобном случае будут попрекать этим, — пальцы Германа Львовича отодвинули трусики в сторону и погладили меня по половым губам. Он раздвинул складки и проник двумя пальцами в меня. Я вскрикнула и подскочила, но мужчина резко схватил меня за запястье и усадил на стул.

— Ты хочешь поступить? — преподаватель сжимает мне больно кисть. Я морщусь от боли, и он ослабляет хватку.

— Хочу, — карканье вместо ответа вырывается из горла.

— Я могу сделать так, что уже сегодня ты будешь в списках поступивших и вечером заедешь в общежитие, — мужчина сверлит меня взглядом, а я готова расплакаться. Я хоть и девственница, но понимаю, что от меня хотят.

— Я девственница, — я думала, что отпугну его этими словами.

— А это мы сейчас проверим, — мужчина дергает меня за руку и встает. Разворот, и я лежу животом на столе. Юбка задрана, трусы спущены. Я зажмурилась, ожидая, что сейчас в меня всунут член. Да, я не совсем отдавала себе отчет во всем, что происходило, но вернуться домой и рассказать, что провалила собеседование и что я тупая неудачница, я не могла. От подруг, да и интернет мне в помощь, я знала, что должно быть больно, и потому приготовилась с неприятным ощущениям.