Семь "Я" Семеновых

Максим просто ушел. Совсем как тогда, с Катей. Он летел к ней, в Москву на крыльях любви. Боевые раны еще не зажили, тело ломило, но он был счастлив, что они, наконец, встретятся. Он пришел в Катину квартиру, девушка завела его в бедную, облезлую кухоньку с заляпанной печкой, усадила за стол, налила чаю, и сообщила, что вышла замуж за другого мужчину. Как подло!

Казалось, вся женская братия объединилась, что бы делать ему подлости…

Макс пообещал не впускать женщин в свое сердце. Но как построить семью, без любви? Как?

Макс проводил маму до комнаты, а сам двинулся в свою. Закрыл дверь, включил свет. Старые футбольные награды все еще стояли здесь, на невысоких полках его детской комнаты. Плакаты «Led Zeppelin» и «Rolling Stone», выгорели, и обтрепались по краями, но по-прежнему были на своих местах.

Максим сел на свою узкую кровать, и задумчиво потер подбородок. Может Лена все же права. И именно Вика ему нужна? Во всех отношениях?

Ночную тишину нарушил перезвон сотового телефона. Ксюша продрала глаза, и схватила трубку. На дисплее высветился не знакомый телефон.

— Алло? — хрипло, спросонья ответила она, и неожиданно притихла, наконец, проснувшись, и осознав, кто это ей звонит.

— Я тебя не разбудил? — послышался знакомый голос Кирилла.

— Нет. Что случилось? — девушка не могла понять, в чем дело. Почему он звонит за полночь?

— Ксюша, я решил. Я брошу Наташу, — сказал он, как отрезал.

Девушка поморщилась в темноте. Нет, нет. Он не должен этого делать из-за нее…

— Ты ради этого позвонил? Если да, то зря. Я ни за что в жизни не буду строить свое счастье на чужом несчастье, ты меня слышишь? — шепотом, что бы ни разбудить Вику, но, тем не менее, повысив голос, сказала она.

— Ксюша, я просто хотел…

— Она плакала всю дорогу, Кирилл, — перебила девушка, прежде чем согласится на его уговоры, — Она обо всем догадалась, просто не знает что это я, и жалуется мне на меня, — на глазах Ксюши навернулись слезы, голос дрожал, — И что? Как мне, по-твоему? Я не хочу так, и так не будет.

— Тебе не кажется, что уже поздно что-то менять? — холодно спросил он, и, помолчав, добавил, — Ты была со мной. Ты меня любишь. А я люблю тебя. Нам третий не нужен.

— Я не люблю тебя, — произнесла она, стиснув зубы.

Кирилла замолчал. На том конце провода воцарилась гробовая тишина.

— Ты говоришь неправду, — наконец, сказал он.

— Кирилл, это просто секс, — утирая слезы со щек, говорила девушка, словно ощущая какой болью ее слова, отзываются в его душе, — Если бы я знала, что твоя невеста, это моя сестра, я бы ни за что…

— Хватит! — заорал он, — Ты права, я позвонил не за этим. Твоя картина продана. Немецкий институт заинтересовался твоим творчеством. Тебе есть куда записать его телефон?

— Сейчас, — Ксюша дотянулась до своей сумочки, достала оттуда блокнот и ручку, — Говори.

Кирилл продиктовал, Ксюша молча писала, глотая слезы.

— Это все, — сказал он.

Семенова проглотила ком в горле, и сказала:

— Все, — после чего почти хладнокровно отключила телефон.

— Это он звонил? — послышался в темноте голос Вики.

Ксюша посмотрела на силуэт полруги на фоне белой кровати.

И ее «Да», затерялось в потоке рыданий. Вика обняла Ксюшу.

— Перестань плакать, Семенова. Тебе фамилия не позволяет раскисать…

— Мне так больно, так плохо…

— Я знаю, милая, знаю…

Ночь стояла тихая, и рыдания юной художницы были слышны по всей поверхности земной. Но кому они нужны в потоке современной жизни?

Кирилл смотрел на осколки своего телефона на полу, и почувствовал ее слезы. Но пообещал себе не приближаться к ней, если она этого не захочет, не придет сама.

24.

Солнечное утро пробралось сквозь тонкие занавески. Маша сладко потянулась в своей мягкой кровати. Ах, какая благодать! Можно спать до обеда.

Девушка села в кровати и взглянула на часы. Те показывали половину восьмого. Только вряд ли получиться спать до обеда, организм слишком привык к прежнему графику…

Работа.

Маша застонала, вспомнив своего обаятельного конкурента, вороха бумаг в папке на столе и свои амбиции, которые она просто обязана оправдать.

Девушка выбралась из уютной постели. Она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. Видимо родные стены помогали.

Семенова умылась, почистила зубы, расчесала и собрала в хвост темные, блестящие волосы.

Оставаясь в бледно сиреневых шелковых пижамных брюках, Маша, накинула белый летящий халатик, и, подхватив документы, двинулась на кухню, в полной уверенности, что ей удастся изучить сводки балансов в полном одиночестве и спокойствии, за чашкой кофе.

Семенова никогда не обращала внимания, что больше всего любит работать на кухне. Почему — то именно это место осталось в ее памяти уютным и теплым. Именно на кухне ей было спокойно.

Маша сварила себе кофе, разложила бумаги на полированной поверхности стола, и села, подобрав под себя ноги. Еще Семенова не замечала, что во время чтения, неустанно теребит волосы. И те, естественно рассыпаются из любой прически. Задумчиво она стянула резинку, освободив свои волосы, и отложила ее в сторону. Ручка, которую Маша сжимала в руках, для того, чтобы делать пометки в своем органайзере, периодически блуждала по ее губам. Если бы Ольга застала свою взрослую, преуспевающую дочь, за жестоким сгрызанием ручки, немедленно бы сделала ей замечание, которое ее губы не уставали произносить за 24 года Машиной жизни. Пока Семенова контролировала себя, она оставляла несчастный предмет в живых, но стоило ей отвлечься…

Одним словом, письменные принадлежности для Маши покупались в два раза чаще, чем остальным.

Такой Марию и застал на кухне злостный конкурент, Сергей Скворцов. Полуодетую, лохматую, грызущую ручку, и босую.

Признаться, Сергей узнал ее не сразу. У него немного трещала голова после выпитого вчера виски, шампанского, коньяка и еще бог знает чего. Он ощутил аромат кофе, и словно сомнамбула, прибыл на его зов. Скворцов одет был тоже довольно посредственно. В клетчатом банном халате, и трико, в котором спал, он уже не казался таким красавчиком. Честно говоря, Сергей понадеялся, что кофе варит та чудесная женщина, добрая фея — Ольга Петровна, что назвалась матерью его строптивой напарницы.

— Доброе утро, — сказал Сергей, еще не толком осознав, что перед ним сидит Маша.

Та удивленно вскинулась, и недовольно сжала губы, пойманная врасплох.

— Вас всегда учили подкрадываться так тихо?

— Я не подкрадывался, я приплыл на аромат кофе. Господи, как пахнет…

Маша кинула на свою кружку косой взгляд, и снова воинственно воззрилась на Скворцова.

— Зерна в том шкафу, — сказала она, кивнув в сторону навесного шкафчика, — варите.

Скворцову не очень польстила эта мысль, и он скоропостижно решил, что такой друг, как Маша ему пригодится хотя бы для того, чтобы варить ему кофе…

— Ну почему вы так не гостеприимны, Мария? — сказал он дружелюбно, усаживаясь напротив, и ненароком поглядывая в ее пометки. Вдруг что ценное заметит?

Маша, заметив его потуги, захлопнула блокнот.

— Вас сюда ни кто не звал, — сказала она, сгребая документы, — и раз уж вы гость не званный, варите себе кофе сами. Я не обязана перед вами любезничать.

Сергей нахмурился, наблюдая, как Маша уложила стопку белых листов в папку, и тщательно ее застегнула. Потом собрала со стола остальное — резинку для волос, ручку, карандаш, блокнот и желанную чашку с кофе.

— Завтракаете? — раздался еще один женский голос.

Маша и Сергей повернулись к входной двери.

В кухню вошла Ольга Петровна. Казалось, эта женщина никогда не спит. Старшая Семенова, была одета в темные широкие джинсы, и розовую цветастую блузку. Голову ее покрывала широкая соломенная шляпа, руки — перчатки, все в сырой земле.

— Решила выпить кофе, — сообщила Маша, и подошла, что бы поцеловать маму, — ты работала в саду?

— Да, — сказала Ольга, скидывая грязные перчатки, и вошла внутрь комнаты, и только сейчас Сергей заметил огромную овчарку, что следовала по пятам за женщиной, — надо Барса покормить. А то он бедняга, переработался.

Маша отложила все свои вещи, что занимали руки, и склонилась к животному. На правой щеке улыбчивой морды Барса, красовались четыре черные родинки.

Овчарка сидела смирно, принимая ласки молодой девушки, свесив язык из огромной зубастой пасти. Было видно, что Барс староват, шкура слегка обвислая, глаза мутноватые. Но, в общем, и целом, животное казалось здоровым и бодрым.

Натискав огромную морду вдоволь Маша, достала из миски, которую Ольга приготовила для животного, кость, и сунула ее собаки.

Барс с нескрываемой радостью принял сахарный дар и скрылся из виду.

— Маша, ты перебила ему аппетит, — заметила Ольга.

— Поверь, Барс наверняка вернется. Если он все еще тот пес, которого я помню, — отозвалась девушка, вновь сгребая документы.

Скворцов, немо наблюдающий эту сцену, наконец, подал голос.

— Классная у вас собака.

Ольга и Маша разом оглянулись.

— Почему я не видел ее раньше?

— Мы держим Барса в специальном вольере днем. А ночью выпускаем. Так что не советую вам, на всякий случай, совершать ночные прогулки по моему саду, — сказала Ольга, снова надевая перчатки.

— Не переживайте за меня. Я не любитель прогулок по ночному саду, уж простите, — ответил Скворцов.

Маша, неприязненно фыркнув, ушла. Ольга Петровна, кивну Сергею, тоже покинула кухню, через «заднюю» дверь.

А Скворцов остался без кофе. Ах, как жаль, что ему попалась такая несговорчивая напарница, которая так здорово варит кофе!

Так, не солоно хлебавши, Сергей вернулся в свою комнату, чтобы подготовиться к тяжелому, судя по всему, дню.

25.

Ксюша проснулась рано и, прихватив свой мольберт с красками вышла за дом, на крышу, через окно, откуда открывался чудесный вид. Она чувствовала себя отдохнувшей, и странно умиротворенной. Впервые, за последние три дня девушка чувствовала покой. После ночного разговора с Кириллом она долго плакала, пока, наконец, не пришел покой.

Девушка не могла смотреть в глаза сестре. Она чувствовала себя подлой предательницей.

Почему все так сложно? Почему она не имеет права любить?

И тут же внутренний, нудный голос, упомянул — «Ты разве забыла? Он при каждой встрече говорил о Наташе. О своей единственной розе в саду».

Ксюша потерла лоб тыльной стороной руки, в надежде отогнать плохие мысли, и сосредоточиться на пейзаже.

А утро выдалось действительно чудесным. Голубое безоблачное небо, легкий ветерок, зеленые кроны деревьев морем разливались внизу. Дороги видно не было. Только шум электропоездов напоминал, что реальность гораздо ближе, чем кажется.

У подножья холма, что виднелся на горизонте, в голубоватой дымке раскинулся эпицентр жизни этого района. Там были магазины, кино, клубы — все, что необходимо современному человеку для веселой жизни.

Но Ксению больше привлекала плешь, что оказалась в самом центре лесополосы. Сквозь ветви деревьев, там угадывалась крыша от домика, да вот только девушка никогда прежде не слышала, что на этой территории кто-то жил. Семеновы являлись единственными живыми людьми на этой стороне железнодорожной ветки.