Семь "Я" Семеновых

Часть 6. Художник.

21.

Кирилл проводил взглядом Наташин автомобиль, который осторожно свернул в студенческий городок, где ее ждали с чемоданами Ксюша и Вика, и облегченно вздохнул.

Девушки быстро погрузили чемоданы в багажник, Наталья села за руль, Вика на заднее сидение.

Ксюша подошла к левой двери «Митсубиси» сестры, и на секунду оглянулась. Кирилл почувствовал ее взгляд, хотел что-то сказать, сделать, позвать,…но она села в автомобиль, и тот, шелестя шинами по асфальту, скрылся из виду, пару раз посигналив ему напоследок.

Кирилл вернулся в свою студию, и замер у занавешенного портрета Ксении. Его рука коснулась простыни, и та безвольно упала к его ногам. На мужчину обратилась пара черных, как ночь глаз. Прекрасных и таинственных.

Наумов улыбнулся. Горько и болезненно.

Ночью он не спал. Он вспоминал сестру своей невесты, и от этой мысли мурашки скользили по его коже. Тогда Кирилл осторожно поднялся, натянул спортивное трико, и двинулся к не законченному портрету Семеновой-младшей.

Он скинул с портрета грязную простыню.

Девушка по-прежнему был там, в белой тунике, и с таинственным взглядом. В свете ночи Ксюша казалась ведьмой, а не феей.

Наумов непроизвольно потянулся за красками, желая только одного, сохранить черты ее лица на этом холсте до рассвета.

Когда солнце скользнуло в его студию, сквозь высокие окна, Наталья проснулась. Она сладко потянулась, и позвала Кирилла. Он не ответил. Когда женщина вышла из спальни и увидела Наумова спящим на диване у оконченного портрета сестры, ей стало не по себе.

Семенова подошла к картине, и внимательно изучила нежные черты лица, волосы… Наташа могла угадать в этой работе характер своей сестры, было видно, что рисовал человек довольно хорошо понимающий ее. Глаза Ксении действительно светились чем-то.

— Ты уже проснулась?

Кирилл устремил заспанный взгляд в стройную спину своей невесты, окутанной простыней, и выругался про себя. Ей не следовало знать, что он все же закончил картину.

Наташа оглянулась, улыбаясь.

— У тебя действительно здорово получилось! — неожиданно сказала она, — Ты можешь мне ее подарить?

Кирилл замер. Подарить? Он прежде не думал об этом. Возможно, это все, что осталось у него от Ксении.

— Зачем она тебе? — спросил он, когда вернулся голос.

— Ты не забыл, она моя сестра.

— Ну…

Наташа засмеялась и села ему на колени.

— Боже мой, ты не хочешь ее отдавать? Милый, я начинаю ревновать. Сначала ты выбираешь из толпы смазливых студенток мою сестру, потом всю ночь втихую рисуешь ее по памяти, а теперь, вот, отказываешься подарить ее портрет!

Кирилл засмеялся вместе с ней.

— Ну что ты молчишь? — не унималась Наташа.

— Я обещал, что все семь фей будут на моей выставке. Покупатели хотят их видеть вместе. Именно поэтому, я рисовал ее, как ты выразилась «втихую». Если ты не забыла, выставка именно завтра.

Видимо, Наталью удовлетворил подобный ответ. Она слезла с колен Кирилла, подарив ему быстрый, легкий поцелуй, и двинулась в душевую.

Наумов осторожно завесил портрет.

— Так значит, ты с нами не поедешь сегодня?! — спохватилась она, выглянув из-за двери.

— Я ведь, предупреждал, что не смогу…

Наташа сделала расстроенное лицо.

— А я так надеялась, что мы поедем все вместе…

— Нет, милая. Ничего не выйдет.

Наташа надула губки, и снова скрылась за дверью.

Кириллу показалось, что тема закрыта. Наташа больше не вспоминала ни портрет, ни поездку. Только уходя, оставила ему адрес дома своих родителей, с указаниями быть побыстрее.

И вот, она, наконец, уехала. Кирилл остался с ней вдвоем. Фея смотрела на него с портрета обвиняющим взглядом, и Наумову казалось, что сейчас она рассмеется ему в лицо, таким жалким он себя ощущал.

Постояв еще несколько минут, Кирилл поднял простыню, и бережно завесил картину.

Ждать было некогда. Вряд ли без него дизайнеры справятся с декором его выставочного зала.

Мужчина тщательно запаковал картину, оделся, побрился, и двинулся к своей машине. Новые колёса оказались чистыми, и гладкими. Шиповка почти не мешала им блестеть на солнце. А ведь совсем недавно на месте передних колес болтались резиновые, мешковатые предметы.

Кирилл уложил картину на заднее сидение автомобиля, и сел за руль. Ему предстояла долгая поездка, долгий день. А завтра… завтра будет завтра.

Наумов достиг города через час, отвлеченный тяжкими думами. Когда впереди показалось белое готическое здание выставочного центра, мужчина припарковал автомобиль, взял картину, и двинулся к своему залу.

Здесь работа шла полным ходом. Туда-сюда сновали рабочие, метались декораторы со различными приспособлениями в руках, напоминающие гербарий. На стенах, точно монтажники-высотники, удерживаясь на деревянной лестнице, стояли люди, которые пытались зацепить тяжелые шторы к карнизам. Невысокая женщина, лет тридцати, в темном брючном костюме и очках, осторожно распаковывала картины, и полюбовавшись ими несколько секунд, тщательно изучала выставочную галерею, потом подавала картину помощнице, и указывала на понравившуюся ей стену. Пока та размещала работу Наумова, женщина принималась за следующую.

— Рита, — позвал Кирилл.

Женщина тут же обратила свой внимательный взгляд на Наумова и расплылась в улыбке.

— Кирилл! Наконец-то, я боялась, что ты не приедешь.

Наумов осторожно поцеловал женщину в щеку, в фривольном приветствии.

— Я привез последнюю картину, — сказал он с энтузиазмом подростка.

Заметив блеск в его глазах, Рита мягко улыбнулась.

— Судя по твоему настроению, она удалась, — сказала женщина, принимая сверток из его рук.

Вернулась помощница. Юная студентка местного ВУЗа помогла Рите распаковать портрет.

На секунду, Маргарита потеряла дар речи.

— Господи, Кирилл, — наконец, произнесла она, — это лучшее, что ты рисовал когда-либо! Я не помню подобных работ со студенческих времен. После той истории, ты стал рисовать иначе…

Рита подняла на Наумова виноватый взгляд, осознав, что сказала лишнее. Каждое упоминание о «той истории» причиняло ему невероятную боль. До сих пор. Прошло аж десять лет! Но на этот раз, Кирилл даже бровью не повел. Маргарита отметила это изменение в нем, и снова задумчиво изучила друга.

— Я стал рисовать хуже, — сказал он, — Когда погибла Валя, я стал рисовать хуже, верно? Но я вернулся в седло. Интересно, понравится ли это моим покупателям?

Рита внимательно смотрела на Кирилла. Он стал другим. Казалось, он ведет себя словно человек, решивший жить последний день.

— Что-то случилось? — осторожно спросила она.

— Нет, с чего ты взяла?

Рита смутилась под его пронзительным взглядом, и снова обратила свой взор на портрет.

— Постой-ка, эта девушка мне очень кого-то напоминает…

— Ты любишь футбол?

Рита недоуменно посмотрела на Кирилла, пытаясь сообразить, к чему он это спросил.

— Не особо, — сказала она, осторожно.

— Может, кино смотришь?

— Конечно, смотрю, кто его не смотрит!

— «По ту сторону фронта» видела? Или «Они тоже люди»?

Рита недоуменно вскинула бровь.

— К чему ты клонишь?

— А за кого ты будешь голосовать на выборах? Может, ты, изучив «Тактику моей жизни», или «Кровавую помаду», наконец, поймешь, о ком я говорю?

Рита округлила и без того крупные глаза.

— Это Семенова? — выдохнула она шепотом, — Которая?

— Младшая, — ответил Кирилл, — Но никто об этом знать не должен. Похожа и похожа. Просто совпадение, поняла?

Рита неуверенно кивнула.

— Помнишь «Морской бриз»?

— Конечно, я повесила его на входе. Очень светлая, и добрая композиция, ты ведь знаешь…

— Это она его нарисовала, — указав на портрет, сказал Наумов.

Рита недоверчиво взглянула на портрет.

— Но там же было написано «Ксения Тульская»?

— Это девичья фамилия ее матери.

— Черт… складывается впечатление, что это семейка впитала в себя энергию, и таланты всего мира.

— Так и есть, — криво усмехнулся Кирилл.

— Если пресса прознает о том, что у тебя есть ее портрет, на придумывают бог знает чего.

— Но ты ведь не скажешь?

— Конечно, нет.

— Вот и прекрасно. Пусть фея номер семь займет свое место в ряду «Лесных фей», хорошо?

— А как подписать?

— Напиши: «Фея счастья».

— Я имела в виду имя.

— Ксения Тульская.

Рита помолчала, закусив губу.

— Может, стоит продать портрет в комплекте с «Бризом»? Так, наверняка, дадут больше.

— А кто сказал, что я хочу продать ее портрет? Висит, пусть висит. Но не продавай.

Рита непонимающе уставилась на студенческого друга.

— Я понимаю тебя все меньше…

— Я обещал этот портрет Наталье, — соврал Кирилл.

Но это была ложь во спасение. Только после подобного объяснения, Марго согласилась не предоставлять информации о портрете, всем интересующимся.

Картина перекочевала из рук Риты в руки помощницы, потом на стену. В ряд, где с белой стены, словно с небес на грешную землю смотрели семь красивых своеобразных женщин.

Рита замерла рядом с Кириллом, внимательно изучая общую картину.

— Вышло довольно… — она замолчала, подыскивая слова, — интересно. Вполне возможно, что кто ни-будь изъявит желание приобрести всю коллекцию…

— Я же сказал, Ксюшу не продам.

Рита нахмурилась.

— Ты ведешь себя, как ребенок. Ты знаешь, сколько можно выручить за семь картин?

— Я похож на человека, которому нужны деньги?

— Если ты так себя будешь вести, окажешься в луже. Тогда твои драгоценные Семеновы выкинут тебя, как ненужную шавку.

Наумов кинул на Риту предупреждающий взгляд.

— Как я сказал, так и будет, ясно?

Маргарита взглянула на Наумова исподлобья.

— А ты изменился, — сказала она.

— Ничего подобного. Меня просто раздражает, когда ты становишься жуткой скупердяйкой. Деньги — не смысл жизни. Они всего лишь то, что прилагается к ней.

Маргарита молча смотрела на Кирилла, оставаясь при своем мнении.

— Одним словом, Наумов, ты просто лирически настроенный дурак. Я повторяю, дело твое. Но потом, что бы ни приходил ко мне плакаться в жилетку, ясно? — передразнив его тон, ответила Рита.

— Ясно, — смиренно ответил мужчина, и Марго вновь узнала в нем того Кирилла, в которого была влюблена в студенческие годы. И снова стала его на веки.

Женщина сдержанно улыбнулась Кириллу в ответ и двинулась от него прочь. Наумов ее по настоящему беспокоил. Он стал странным, другим.

Рита снова оглянулась на Кирилла. Мужчина стоял в центре своей галереи, и внимательно осматривал уже начавшую вырисовываться картину его выставочной галереи. Здесь он был на своем месте. Наумов был увлечен процессом, пока глаз его не зацепился за семь портретов. Коллекция фей.

Марго обратила свой взор на юную Семенову, и позавидовала ей. Казалось, она завладела его вниманием на довольно продолжительный срок. Если Ксения позировала для Кирилла, значит, они знакомы. Неужели Кирилл изменил своей драгоценной Наташе?

— Кир! — позвала она.

Наумов удивленно оглянулся. Так его давно никто не звал.