Не твоя дочь

Глава 21

Милада

Малышне качалки нравились. Пытались иногда отнять новые кресла друг у друга, но в основном каждый топал к своему. Глеб несколько дней никак не напоминал о себе. Словно не дождавшись ответа на свое сообщение, он отступил. На Тихомирова это не похоже.

Я эти дни ломала голову: позволить ему сблизиться с Варей или нет? Это для Глеба все просто, а для меня вернуть его в нашу жизнь — большая ответственность. Ответственность перед дочерью. С другой стороны, если вычеркну Глеба из нашей жизни, не получу ли упреков от Вари, когда она вырастет, что я лишила ее отца?

Мама с папой были приглашены на именины важного чиновника. Таким людям не отказывают, если хотят, чтобы бизнес и дальше процветал. Мама не хотела оставлять меня с детьми одну, но выхода не было. Пришлось что-то придумывать. Папа разложил диван в гостиной. Если малыши захотят спать, то уложу их прямо здесь, родители вернутся, тогда папа поднимет их и уложит в кроватки.

Дети играли на полу, раскидывая по всей комнате множество игрушек, а я крутила в руках телефон и подумывала написать Глебу. Сейчас неплохой момент для него прийти в гости. Родителей не будет, мама не станет меня клевать за слабину. Порой не до конца понимаю, почему она так злится на Тихомирова. Сама отцу многое прощала. Хотя как прощала? Мстила. Скандалила, меня во все это втягивала. Сейчас и не разберешь, кто кому первым изменял.

Я перед плохо выученным экзаменом в университете нервничала раз в сто меньше. Меня всю трясло, пока я набирала короткое предложение: «Можешь заехать сегодня в гости, но через три часа детей буду укладывать». Потом еще минуту думала, отправлять или нет. Нажала на стрелку «отправить» и прикрыла глаза, стараясь унять взволнованное сердце.

«Буду через час», — пришел минут через десять лаконичный ответ.

Вот этот самый час я потратила на то, чтобы взять себя в руки, спрятать за маской все ненужные эмоции. Я не стала прихорашиваться. Во-первых, детей не оставишь одних, а поднять их на второй этаж с гипсом на ноге я не смогу. Во-вторых, он сразу заметит, что я готовилась к встрече. Выглядела я и без косметики хорошо.

Тихомиров пришел не с пустыми руками: цветы, игрушки и сладости. Я открыла дверь, не выходя во двор. Встречала его у дивана, упершись бедром о спинку. Разувшись, Глеб прошел в гостиную.

— Привет, — первой поздоровалась, когда он вошел в дверь, роняя пакет с игрушками.

— Здравствуй, — услышав вежливый ответ Тихомирова, я тут же напряглась.

Этого мужчину я за короткий отрезок времени успела хорошо изучить. Глеб был напряжен, а еще он тушил в себе злость. Я пока не могла понять, связан этот гнев со мной или он принес его с работы.

— Проходи, — Тихомиров не смотрел на меня, это не очень хороший знак. С трудом взятые под контроль эмоции стали сбоить. Вернувшись на диван, я присела и принялась ждать, что будет.

Цветы положил рядом со мной. Молча. Я на них даже не взглянула. Пакет со сладостями поставил на журнальный столик, а игрушки пошел лично вручать малышам.

Сердце пропустило удары, когда он присел на ковер возле детей. Мелкие насторожились. Предчувствие подсказывало, что все плохо, все очень плохо. Вручив Борьке коробку с машинками, он внимательно смотрит на Варю, будто ищет в ней свои черты. Достает игрушки, улыбается ей.

«Он знает!» — панический крик внутри меня. Сжимаю коленку с такой силой, что пальцы начинают болеть, а на коже точно останутся следы. Вся эта молчаливая сцена — вводная часть к последующему представлению.

Минут десять Глеб сидел возле Вари. Распаковывал игрушки и протягивал ей с улыбкой. Когда, схватив какого-то зайца, она утопала от Тихомирова, он поднялся и подошел ко мне. Захотелось встать, чтобы хоть немного сравняться с ним ростом. Неуютно оттого, что он нависает надо мной, приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

— Варя моя? — тихо спрашивает он. Наверное, я ждала этого вопроса, поэтому, несмотря на сумасшедший ритм сердца, я спокойно отвечаю:

— Нет, — но выдержки не хватает, я все-таки отвожу взгляд. Тут же об этом жалею.

— Посмотри мне в глаза и ответь: это моя дочь? — от холодного, забытого тона мороз по коже, но я не собираюсь прятать глаза в пол.

Смотрю на него, как он и требовал. С вызовом. Тихомирову пора вспомнить, что я даже восемнадцатилетней девчонкой никогда не отступала, а теперь я мама. Мама замечательной малышки, которую не дам в обиду. И себя больше не позволю обижать.

— Смотрю тебе в глаза и повторяю: у моей дочери нет биологического отца, — все-таки язык не поворачивается говорить откровенную ложь. — Если в будущем я встречу достойного мужчину, верю, что он захочет удочерить… — фраза застывает на губах, пальцы Глеба сжимают мою шею.

Выпад был таким резким, что я не успела увернуться. Он ничего не говорит, но взгляд такой красноречивый, что мороз пробирает до костей. Готов меня убить, правда, непонятно за что: за то, что я родила от него ребенка, не сделав аборт, или за то, что в моей жизни может появиться другой? Тихомиров всегда был собственником.

Убить не хочет. Шею удерживает, но не сдавливает, хотя его энергетика давит сильнее, чем руки. Я ведь хотела его спровоцировать. Хотела сделать ему больно, как сделал он мне, поэтому и фразы такие выбрала.

— У моей дочери есть отец, и другого не будет, — чеканит холодным тоном слова, поглаживая подушечкой большого пальца вену на шее. Она бьется так, словно готова порваться. — А у тебя есть мужчина. И ни одному мудаку я не позволю к вам приблизиться…