Грабли

Я уставился на дно своего пустого стакана из-под виски. Это звучало как слоган для самой депрессивной романтической комедии в мире. "Нам не нужно больше денег, и у меня уже будет титул".

"Дело не только в деньгах, придурок". Он хлопнул ладонью по столу между нами и прорычал: "Все, что стоит между нами и простолюдинами, которые нам служат, - это родословная и власть!"

"Власть развращает", - отрывисто сказал я.

"Мир развращен". Его губы скривились в отвращении. Я чертовски хорошо знал, что был близок к тому, чтобы меня бросили в тупик. "Я пытаюсь объяснить вам простым английским языком, что вопрос о вашем бракосочетании с мисс Бутчарт не обсуждается. Во всяком случае, вряд ли это произойдет завтра".

"Нет. Не завтра и вообще не завтра", - услышал я свои слова. "Я не женюсь на ней. Мама этого не потерпит".

"Твоя мама не имеет права голоса".

Его лазурные глаза потемнели, превратившись в мраморное зеркало. Я увидела себя в их отражении. Я выглядела маленькой и осунувшейся. Не в себе. Не тот мальчик, который скакал на лошадях с ветром, танцующим у его лица. Который просовывал руку под платье служанки и заставлял ее хихикать. Мальчик со взрывной скоростью и ослепительной работой ног, заставлявший рыдать лучших фехтовальщиков Европы. Этот мальчик мог пронзить острым мечом черное сердце своего отца и съесть его сердце, пока оно еще билось. Этот мальчик не мог.

"Ты женишься на ней и подаришь мне внука мужского пола, желательно превосходящего тебя самого". Мой отец докурил сигару и бросил ее в стоящую рядом пепельницу. "Этот вопрос решен. Теперь иди и извинись перед Луизой. Ты женишься на ней после окончания Оксфордского университета - и ни секундой позже, иначе ты потеряешь все свое наследство, фамилию и родственников, которые по неизвестной мне причине все еще терпят тебя. Потому что не ошибись, Девон, когда я скажу твоей матери, что она должна отречься от тебя, она не будет думать дважды, прежде чем отвернуться от своего ребенка. Я правильно понял?"

В этот момент моя хитрость взяла верх надо мной, как это обычно бывает, омывая мою кожу, словно кислота. Заставляя меня вывернуться наизнанку и стать кем-то другим. Не было смысла бороться с ним. У меня не было рычагов. Меня могли избивать, запирать, издеваться и пытать... или я мог разыграть свои карты правильно.

Сделать то, что он и мистер Бутчарт делали так часто. Обыграть систему.

"Да, сэр".

Мой отец подозрительно сузил глаза. "Я говорю тебе жениться на Луизе".

"Да, сэр".

"И извинись перед ней сейчас же".

"Конечно, сэр". Я склонил голову еще ниже, призрак улыбки завис на моих губах.

"И поцелуй ее. Покажи ей, что она тебе нравится. Без языка и шуток. Достаточно, чтобы доказать, что ты верен своему слову".

Желчь подкатила к моему горлу. "Я поцелую ее".

Удивительно, но он выглядел еще менее довольным, кончик его верхней губы искривился, когда он зарычал. "Что заставило тебя передумать?"

Мой отец был одновременно злым и идиотом - ужасное сочетание. У него было больше характера, чем мозгов, из-за чего он совершал много деловых ошибок. Дома он правил железным кулаком, который чаще всего попадал мне в лицо. С ошибками в бизнесе было легче справиться - моя мать вела бухгалтерию без его ведома, а он почти всегда был слишком пьян, чтобы понять это. Что касается моего насилия... она прекрасно знала, что если попытается защитить меня, то он и до нее доберется с ремнем".

"Наверное, ты права". Я откинулась на спинку кресла, небрежно скрестив ноги. "Какая разница, на ком я женюсь, если только я смогу проспать свой путь в книги рекордов истории?"

Он усмехнулся, темнота в его глазах растаяла. Это было больше в его духе. Иметь языческого грешника сына с дефицитом угрызений совести и еще меньшим количеством положительных черт.

"Уже трахался с кем-нибудь?"

"Да, сэр. В тринадцать лет".

Он провел большим пальцем по подбородку. "Я впервые переспал с женщиной в двенадцать".

"Блестяще", - сказал я. Хотя мысль о том, что мой отец входил в женщину сзади в двенадцать лет, вызвала у меня желание свернуться калачиком на диване у психотерапевта и не выходить оттуда десятилетие.

"Ну что ж." Он хлопнул себя по бедру. "Вперед и вверх, молодой парень. Английская аристократия стоит недешево. Ее нужно беречь, чтобы сохранить".

"Тогда я внесу свою лепту, папа". Я встал, хитро ухмыляясь.

Это был день, когда я действительно стал граблями.

В тот день я превратился в хитрого, бездушного человека, которого теперь видел, глядя в зеркало.

В тот день я действительно извинился перед Луизой, даже поцеловал ее в щеку и сказал, чтобы она не волновалась. Что я был пьян, что это была ошибка. Что мы обязательно поженимся и что это будет прекрасное событие. С цветочницами, архиепископами и тортом выше небоскреба.

Следующее десятилетие я правильно разыгрывал свои карты.

Я посылал ей подарки на день рождения, засыпал ее открытками и часто встречался с ней во время летних каникул. Я укладывал цветы в ее волосы и говорил ей, что все другие девушки, с которыми я переспал, ничего не значат. Я позволил ей ждать, тосковать и придумывать в своей голове будущее для нас обоих.

Я даже убедил родителей профинансировать мое обучение в Гарварде на юридическом факультете за океаном и отложить брак на пару лет, объяснив, что вернусь, как только закончу учебу, и возьму Луизу в жены.

Но правда заключалась в том, что день, когда я закончил среднее образование и был отправлен в Бостон, стал последним, когда я ступил на британскую землю.

В последний раз меня видел мой отец.

Это было идеальное предательство.

Я пользовался его богатством и связями, пока они мне больше не понадобились.

Высшее юридическое образование в школе Лиги плюща стало достаточным капиталом, чтобы получить 400 тысяч в год в одной из крупнейших юридических фирм Бостона. К третьему году работы я утроил эту сумму, включая бонусы.

И что теперь? Теперь я был самодельным миллионером.

Моя жизнь была моей. Руководить, править и пакостить.

А единственное тупиковое окно, в котором я застрял, находилось глубоко в моей голове.

Голоса из моего прошлого все еще отдавались в ней эхом, напоминая мне, что любовь - это всего лишь болезнь среднего класса.

1

Белль

День сегодняшний.

"Порок развития матки", - оцепенело повторила я, глядя на доктора Бьорна.

Я чувствовала себя нелепо. В обтягивающей красной кожаной юбке-карандаше и обрезанной белой рубашке, одна нога закинута на другую, босоножки Prada на высоком каблуке болтаются на ногах. Все во мне кричало о женщине. Все, кроме того факта, что, очевидно, я не могла иметь детей.

"Это то, что показало УЗИ". Мой акушер-гинеколог бросил на меня сочувственный взгляд, где-то между вздрагиванием и гримасой. "Мы заказали МРТ, чтобы подтвердить диагноз".

Необычно, что в тот момент я думала не о том, что я в таком состоянии, а о том, насколько глубоко и странно волосат доктор Бьорн.

Похожий на померана, хотя и не такой симпатичный, он выглядел лет на шестьдесят, его волосы цвета соли с перцем покрывали большую часть тела. От его кустистых бровей и дикой гривы до пушистых пучков на пальцах. Волосы на груди выбивались из-под зеленого халата, как будто он прятал домашнее животное чиа.

"Объясните мне еще раз, что это значит. Порок развития матки". Я обхватила колено, посылая ему улыбку, накрашенную губами.

Он переместился в своем кресле, прочищая горло.

"Ну, ваш диагноз - маточная перегородка, самая распространенная форма порока развития матки. На самом деле это хорошая новость. Мы знакомы с этим заболеванием и можем лечить его различными способами. Ваша матка частично разделена мышечной стенкой, что подвергает вас риску бесплодия, повторных выкидышей и преждевременных родов. Вы можете видеть это прямо здесь".

Он указал на фотографию УЗИ между нами. Я была не в настроении смотреть прямо в глаза своей неудачной матке, но все равно посмотрела.

"Бесплодие?" У меня не было привычки повторять чужие слова, но... что за дерьмо? Бесплодие! Мне едва исполнилось тридцать. У меня было еще как минимум пять лет, чтобы совершать великолепные, запоминающиеся ошибки со случайными мужчинами, прежде чем мне нужно будет думать о рождении детей.

"Верно". Доктор Бьорн кивнул, все еще завороженный отсутствием у меня эмоций. Разве он не знал, что у меня их нет? "В сочетании с вашим ПКОС это может стать проблемой. Я буду рад обсудить с вами дальнейшие шаги..."

"Подождите." Я подняла руку, помахав своим французским маникюром с красными кончиками туда-сюда. "Вернитесь к аббревиатуре. PC-что?"

"ПКОС. Синдром поликистозных яичников. В вашем деле написано, что диагноз был поставлен в пятнадцать лет".

Точно. Все было немного туманно, когда я попала в больницу в тот раз.

"Полагаю, это тоже нехорошо", - отмахнулась я.

Он провел большим пальцем по своему телефону - для меня это была низшая точка в моей жизни, но для него это была просто очередная среда. "Это может вызвать новые проблемы с бесплодием".

Отлично. Моя матка дала фору Монике из "Друзей". Мне захотелось подраться. Я направила свой гнев на доктора Бьорна.

"Что это вообще значит?" надулась я. "Разве порок развития матки не является проблемой, которая развивается в течение беременности?"

Доктор Бьорн с еще одной извиняющейся улыбкой повернулся к экрану перед собой и нахмурился, его кустистые брови поднялись друг к другу. Он щелкнул мышью, чтобы пролистать мою историю болезни. Дурацкая мышь с дурацкими звучными щелчками.

"Здесь говорится, что у вас был самопроизвольный аборт в возрасте пятнадцати лет".

Самопроизвольный аборт.

Как будто я решила пойти выпить кофе с подругой.

Доктор Бьорн выглядел таким смущенным, что я удивилась, как он не вырыл дыру в ковре и не исчез на нижнем этаже. Его глаза спрашивали меня, правда ли это. Его рот не спрашивал. Он знал ответ.

"Упс". Я мрачно улыбнулась. "Точно. Должно быть, забыл. Это был напряженный год".

Доктор Бьорн погладил свою мохнатую руку. "Послушайте, я знаю, что это ошеломляет..."

Я выпустил горловой смех. "Пожалуйста, док. Избавьте меня от речи в листовке "Мы здесь для вас" и давайте перейдем к делу. Какие у меня есть варианты?"

"У вас много вариантов!" - объявил он, оживляясь. С этим он мог работать. Решения. Факты. Наука. "Есть способы обеспечить ваше будущее родительство. Если вы заинтересованы в том, чтобы стать матерью, конечно".

У меня был соблазн сказать: "Нет, я не о смене подгузников и не о поэтическом воспевании жизни в рисунках фигурок. Что материнство - это сила, лишающая женщин прав и возможностей в высоко патриархальном обществе. В какой-то степени я даже верила в эту постфеминистскую идеологию. В конце концов, я была самозанятым владельцем бизнеса, чьей жизненной амбицией было выводить людей из себя. Я разбила бы банку с огурцами об пол и съела бы ее, всю стеклянную, прежде чем попросить мужчину открыть ее для меня.

Но я не могла вымолвить и слова.

Правда заключалась в том, что я действительно хотела стать матерью. Всеми фибрами своего существа.

Это не было изысканным, амбициозным или достойным внимания, но это была правда. Именно поэтому несколько недель назад я нанесла свой первый визит доктору Бьорну, чтобы убедиться, что моя репродуктивная система в полном порядке и готова к работе, когда бы я ни решилась на это. Излишне говорить, что это было не так.