Во всем виновата текила

Я: Уверена, этот будет приятным.

Рэй: Секс-клуб?

Я: Надеюсь, нет...

Рэй: Боже, надеюсь на это. Я буду очень завидовать.

Вера: Как там твой парень?

Рэй: *неодобрительный взгляд искоса*...

Я: Ржунимагу!!

Вера: Ха-ха-ха.

Рэй: Держи нас в курсе и убедись, что все запомнила. Я хочу знать все. Каждую деталь, вену и длину.

Я: ОМБ! Это не секс-клуб!

Рэй: Но если это...

Я: Тогда запомню каждую деталь и длину.

Рэй: Ты лучшая.

Я: Целую. И скоро свяжемся по видео. У меня есть что рассказать.

Рэй: Ох. Как ты можешь оставить нас в подвешенном состоянии.

Я: Покаааааа.

Вера: Пока, сучка. Ненавижу тебя за такой поворот... но повеселись!

― Готова? ― спросил Паркер.

Сидя за столом, я подняла голову от телефона, завороженная тем, как его белая футболка, натянулась на груди, когда он надевал темно-синюю фланелевую рубашку на заклепках.

― Это слюни?

Орен провел рукой по моему подбородку, и я отпрянула назад, шлепнув его по руке и одарив убийственным взглядом.

― Всегда готова, ― ответила Паркеру, словно меня не застукали, когда я глазела на него.

Его улыбка была полна высокомерия, я закатила глаза, засунула телефон в сумочку и вытолкнула Орена из кабинки, чтобы можно было встать.

― Черт, Нова. Я могу начать пускать слюни из-за тебя. А эти татуировки? Ннннг (прим пер: Нннг ― Глубокий, протяжный, почти инстинктивный звук, который издает человек, когда ему доставляют физическое удовольствие. Обычно сопровождается закатыванием глаз к затылку, а руки хватаются за что-нибудь, чтобы удержаться), ― хмыкнул Орен.

Я посмотрела вниз на свои свободные, дырявые джинсы, закатанные под Doc Martens (прим. пер.: Doc Martens ― армейские ботинки), и черную футболку с изображением группы Alkaline Trio. Футболка была обрезана выше пупка, но джинсы завышены до талии, так что не похоже, что я обнажила слишком много кожи.

За исключением спины, где были тонкие полоски, соединяющие футболку, обнажая татуировку, идущую по всей длине моего позвоночника.

Паркер покрутил пальцем, указывая мне повернуться. Я затаила дыхание, услышав его приближающиеся шаги, он отвел мои волосы в сторону, чтобы обнажить спину. Я почувствовала шершавую подушечку его пальца между лопаток, там, где находилась голова феникса. Мои мышцы сократились, посылая мурашки осознания вниз по позвоночнику, сопровождающие его прикосновение, когда он обводил буквы, доходящие до поясницы. Он и раньше видел татуировку, но никогда не упускал возможность очертить пальцем буквы.

― Я и есть шторм, ― прошептал он.

Это была одна из моих любимых цитат о дьяволе, говорящем с воином и утверждающем, что он недостаточно силен, чтобы выстоять шторм (прим. пер.: Дьявол прошептал в мое ухо: Ты недостаточно силен, чтобы выстоять шторм. Сегодня я прошептал в ухо дьявола: Я и есть шторм). Я представляла себя окровавленным и избитым человеком, пытающимся подняться, обретающим опору только для того, чтобы сделать решительный шаг вперед и, оскалив зубы, прорычать цитату в ответ.

― Это твой дизайн? ― спросил Орен.

― Конечно.

Я была в походе в пустыне с красными скалами, которые с заходом солнца все больше походили на огонь. Это была годовщина того дня, когда суд закрыл дело о моей травме, и я стояла на утесе, глядя на огромный мир ― одинокая... но сильная. Я чувствовала себя фениксом, восставшим из пепла, осмелившимся снова бросить вызов дьяволу.

Я набросала эскиз и на следующий день нашла тату-салон.

― Тебе придется создать дизайн моей первой татуировки, ― заявил Орен.

― У тебя нет татуировок?

― Ты видела хоть одну? ― спросил он, словно это было очевидно.

Я догадывалась, что так и есть, учитывая, что он расхаживал по автобусу в минимальном количестве одежды. Иногда просто держа ее в руке, когда бежал из душа к своей койке.

― Эта девственная, незапятнанная кожа, детка. Она ждет твоих произведений искусства.

― Может быть. Мои работы дорогое удовольствие, ― поддразнила я.

― Я ранен, ― надулся он, прижав руку к сердцу. ― Хочешь еще один поцелуй в качестве платы?

― Я спроектирую для тебя дизайн татуировки, если ты больше не будешь лизать мое лицо.

― Договорились.

― Дамы, вы готовы ехать или как? ― спросил Эш от двери автобуса. ― Машина подана.

Мы забрались в черный внедорожник, за нами следовал еще один, со службой безопасности. Ребята заверили, что будут вести себя осторожно и избегать публичных мест, но сегодня днем мы приехали в Нэшвилл, и фанаты могли сойти с ума. Я была зажата между Ореном и Паркером, Броган был за рулем, а Эш на пассажирском сиденье.

― Ты хорошо выглядишь, ― сказал Паркер, наклонившись достаточно близко, чтобы его дыхание опалило мое ухо.

Я повернулась, глядя на него из-под ресниц и лукаво ухмыляясь.

― Ты тоже неплохо выглядишь.

Он подул на ногти и отполировал их о рубашку, выпятив грудь.

Я не могла удержаться от смеха, в животе запорхали бабочки. Прошлая ночь изменила атмосферу между нами. Мы балансировали на острие ножа между проблемами и желанием, которое грозило выплеснуться наружу. Тот поцелуй подтолкнул нас чуть ближе к тлеющему огню.

Мы словно прошли через цикл этапов наших отношений. Дружба, желание, которое мы изо всех сил старались не признаваться, желание, которому мы поддавались только под покровом ночи, когда он заползал в мою постель, а потом... потом мы расстались. Мы никогда не проходили третий этап... у нас наступил сразу четвертый ― разрыв отношений.

Осознание того, что мы перешли к третьему этапу, поглотило бабочек не так давно паривших в моем животе. Что, если мы были в нескольких мгновениях от того, чтобы расстаться?

Он толкнул меня плечом.

― С тобой все в порядке?

Воспользовавшись моментом, я постаралась рассмотреть его. Ему было всего двадцать четыре года, но я заметила у него пару морщин. Морщинка между бровями, когда он сосредоточенно хмурился. Тонкие морщинки вокруг рта и глаз, которые со временем станут глубже. Буду ли я рядом, чтобы увидеть это?

Не знаю, но в данный момент я была рядом, и если это все, что у меня будет, так тому и быть.

― Да, ― ответила я с улыбкой. ― Все в порядке. Хотя было бы лучше, если бы я знала, куда мы направляемся.

Он вытянул мизинец, его рука лежала на бедре рядом с моим бедром, и осторожно погладил мою ногу. Малейшее прикосновение ― и огонь распространился, словно рябь в пруду.

― Почти на месте, ― уверил он.

Драматично вздохнув, я положила руку на бедро, соприкоснувшись с его мизинцем, мы переплели их и находились в таком положении до конца поездки. Наше желание больше не было запретным, но такое ощущение, что мы не знали, как его проявить.

― Ладно, Сверхнова, ― крикнул Эш спереди. ― Закрой глаза.

― Что? Нет.

Когда он только улыбнулся и кивнул, я замолчала и подчинилась.

Паркер переплел свои пальцы с моими, и я крепко сжала их в ответ. Я бы могла смириться с тем, что пришлось закрыть глаза, если бы в итоге меня ожидало подобное вознаграждение. Машина остановилась, и я крепко зажмурилась, борясь с желанием подглядеть.

― Мы прибыли, ― взволнованно объявил Броган.

― Открой глаза, ― приказал Эш.

Первое, что предстало передо мной ― четыре улыбающихся лица, приблизившихся ко мне, я засмеялась над их полными надежд взглядами.

― Ребята, вы похожи на маленьких мальчиков, хвастающихся редкой коллекцией камней.

― Ты имеешь в виду коллекцию членов, ― хмыкнул Орен.

― Фу, ― сморщилась я. ― Итааак, мы можем выйти? Или вы сидящие со мной в одной машине с улыбкой от уха до уха ― и есть ваш сюрприз?

Они все зашевелились, и я последовала за ними. Как только они вышли то натянули различные головные уборы, пытаясь слиться с толпой. Паркер нахлобучил черную ковбойскую шляпу, которая сочеталась с футболкой их группы и фланелевой рубашкой, он отлично выглядел.

Наконец, посмотрев мимо них, я заметила светящуюся вывеску снаружи фиолетового здания с зеленой отделкой.

Улыбка сползла с моего лица.

«Караоке всю ночь, каждую ночь».

Каким-то образом мне удалось слегка приподнять губы в принужденной улыбке. Я больше не пела перед людьми. В основном я пела только в душе или машине. Очень редко, в течение последнего месяца пела с ребятами в процессе написания песен. Они шутили, что я должна присоединиться к ним на сцене на следующем концерте, но я так решительно пресекала эти разговоры, что они больше не настаивали.

Единственный раз, когда мы были в караоке-баре, был на мой день рождения и именно тогда я начала петь. Это было начало пути к моему худшему кошмару. Я больше не пела ни перед кем, потому что не могла делать это, не ассоциируя с произошедшим.

― Что вы задумали? ― спросила я, неловко смеясь.

― Ночь караоке, детка, ― воскликнул Орен.

― Вы хотите петь в караоке-баре в ночь перед выступлением в середине тура? Не уверена, что мы находимся в такой уж глуши, что если вы выйдете на сцену, вас не узнают.

― О, да, ― согласился Броган. ― Мы не собираемся петь. Мы хотели, чтобы ты была в состоянии петь.

Моя улыбка полностью испарилась, а сердце заколотилось так сильно, что кровь хлынула в уши, лишая слуха. Огни закружились вокруг меня, и я отступила назад, шум скрежета моих ботинок по гравию был слишком громким.

― Мы помним, как ты любила петь, ― объяснил Эш, все еще улыбаясь и совершенно не обращая внимания на мое состояние.

― И да, просить тебя выйти на сцену было чересчур, поэтому мы решили, что караоке ― крутой вариант, ― закончил Паркер.

Мое сердце билось слишком сильно — слишком быстро. Моим легким не хватало кислорода несмотря на то, как сильно я втягивала все больше и больше воздуха через пересохшие губы.

Я не знала, что вызывает большую панику ― мысль о том, что мне предстоит выйти на сцену и петь перед кем-то, или осознание того, что они ничего не понимают.

Их улыбки медленно спадали по мере того, как до них доходила реальность ситуации.

Они не понимали, что со мной происходит. Я не могла их винить, потому что никогда не говорила об этом, но даже посторонний человек сложил бы два и два. Я ясно дала понять, что не желаю петь. Не думала, что мне нужно вдаваться в ужасающие подробности моего выздоровления, чтобы они поняли.

Если я не говорила об этом, не значит, что это не играло роли в каждом принятом мною решении. Не значит, что это не было огромной частью того, почему я призывала Эйкена сохранить конфиденциальность. Я не должна этого делать. Я не думала, что мне придется это делать.

А они ничего не поняли.

Они не понимали, как я отгородилась от всех после их ухода и оставалась одиночкой, пока Вера и Рэйлинн не вытащили меня.

Они не представляли, как я страдала, боролась и горевала, пока они осуществляли свои мечты.

― Нова?

Паркер произнес мое имя, но звучало так, будто мы находились по разные стороны туннеля. Он шагнул вперед, а я отступила назад.