Наследник криминального Малыша

Глава 28

Упираясь глазами в выросшую передо мной спину и слыша злое звериное дыхание, чередующиеся с отборным матом.

Осмысливаю наконец то, что сейчас произошло и мой мозг просто коротит.

А в голове бьют набатом только две хмельные мысли. Что же я наивная идиотка наделала. И как же я дура это допустила.

— Что некому было тебя выебать, такая голодная что и на меня кинулась?

Напрягаю притупившийся слух и стараюсь разобрать слова произнесенные Сашей, и не верю в то что слышу.

— Или я раньше, просто не замечал, какая ты похотливая сука? — выливает этим вопросом на меня ведро с ледяными помоями, поворачиваясь ко мне лицом на котором теперь написана кривая усмешка.

От которой я впадаю в оцепинение, а ещё вдруг становиться очень-очень больно от того, как он не моргнув глазом все опошлил.

Сглатываю острый ком и усмехнувшись сквозь слёзы, выпрямившись, и подняв голову просто киваю.

— Вот. — достает из кормана пачку стодолларовых купюр и постукивая ей об свою вторую руку, делает шаг в мою сторону.

— Не так профессионально как та что сосала, но надо отметить твой талант и рвение, так что заработала.

Боль от того что я слышу буквально оглушает и мне впервые хочется сделать ему так же больно как он мне, поэтому наплевав на последствия сжигаю все мосты.

И заряжаю со всего маху хлесткую пощёчину ему по лицу.

Еще не до конца понимая масштабы произошедшего, смотрю на свой отпечаток пальцев проявившейся на его гладко выбритой щеке и слушаю могильную тишину воцарившуюся в воздухе.

Я сумашедшая, пролетает где то на задворках, шальная мысль. Но мне так больно, что даже играющие желваки и читаемая ярость в его глазах меня не пугает, и не останавливает.

Так что, отыскав где-то скрытые резервы своей глупости или смелости, и собрав по крупицам последние силы, просто выплевываю из себя.

— Оставь деньги себе.

— Считай это моим тебе прощальным подарком, или компенсацией за недостаточный уровень профессионализма. Будь уверен, больше я тебя не потревожу.

От в миг навалившейся на меня усталости, лишь на секунду прикрываю глаза, но даже за это мгновение успеваю представить свою смерть.

— Жаль…, а у тебя могла бы быть семья и ребёнок. Захлебываясь отчаянием бросаю напоследок. Сама не знаю зачем.

Закончив свой спич меня трясёт как в лихорадке. Внутри всё горит, слёзы жгут глаза, ощущение будто сама себя сломала.

— Саша сначало зло втягивает с шумом воздух, а потом начинает тихо смеятся.

— О как! — резюмирует.

— А ты меня случаем со своим любимым ебарем не перепутала? — но при всей видимости веселья его кулаки сжимаются до хруста. И вот теперь мне становиться страшно и уж совсем не по себе.

— Какая блядь семья?… — рычит уже со злостью.

Я так устала что у меня внутри всё начинает ныть и мне хочется что-то возразить, но слёзы душат.

С трудом преодолеваю нестерпимое желание упасть на пол, свернуться калачиком и реветь от обиды, и несправидливости, а лучше залепить ему еще одну пощечину, но видимо хоть и поздно, но все же включился мой инстинкт самосохранения.

— Не нуждаюсь в твоих подарках. — слышу сквозь стоящий в моих ушах шум, до озноба холодный голос.

И разжав мои пальцы, вкладывает в мою ладонь купюры.

— Что это? — задает вопрос, дергая мою руку и тыча мне ею в лицо показывая шрамы от ожогов на моих ладонях.

— Я задал тебе блядь вопрос. — Отрывает глаза от лицезрения моих рук и переводит взгляд на мое лицо, сверля меня своими чёрными причёрными глазами.

— Откуда это сука? — снова дергает, оглушая своей яростью и вводя меня еще больше в ступр.

Несколько минут он молча смотрит перед собой, а потом лишённым эмоций голосом заключает.

— Это была ты. Там в горящем хлеву был не ангел, а ты.

— Александр Андреевич вы просили… — появившейся в дверях Семен действует на меня как тумблер " бежать", чтобы больше не показывать свою слабость этому чудовищу в которого угараздило меня влюбиться. И пользуясь Сашиной секундной заминкой, как оголтелая выскакиваю из кабинета, и несусь подальше отсюда, на всех порах, заливая слезами лицо.

Однако каждый шаг давался мне через силу и тупую ноющую боль. Ибо я всё ещё глупая совершенно рационально надеялась, что это игра моего разыгравшегося больного воображения или страшный, дурной сон, и сейчас Саша догонит меня с вопросом " Что вдруг случилось маленькая?", или разбудит, развеяв этот кошмар.

Я бежала до тех пор пока не столкнулась с какой-то женщиной, которая лишь мимолетно взглянув на меня спросила, нужна ли мне помощь. От её участия мне стало настолько не посебе, что пробормотав слова благодарности поспешила уйти, пока не разревелась на груди совершенно постороннего человека.

Сил вернуться назад пешком уже не было…

Сижу на остановке в буквальном смысле до посинения, продрогнув так, что зуб на зуб не попадает. Пронизывающий ноябрьский ветер обжигает мои влажные от слёз щеки, стягивает кожу до зуда. Желудок сводит от голода и пустоты, а ступни упакованные в сапоги на высоком каблуке пульсируют от усталости.

Мне очень плохо, но это ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри от понимания случившегося.

Состояние такое, что хочешь лечь и умереть. Меня жутко знобит, голова тяжелая от слез, а в душе происходит что то невообразимое.

Разумом понимаю что мне нечего стыдиться, а вспоминая кривую усмешку Саши, задыхаюсь от унижения.

И уткнувшись лицом в колени снова плачу, прокручивая в голове кадры несколько часовой давности.

Это его насмешливое — "похотливая сука" — стоит у меня в голове. Я не понимаю. Просто не понимаю зачем он так.

Неужели он все видел в таком похабном свете, словно я на все согласная текущая от любого шлюшка. Хотя это он был там с другой.

Чтож, наконец наверное самое время усвоить и запомнить урок…

Что любить мужчину, хотеть его, отдаваться ему наслождаясь этим, быть искренней в своих чувствах — значит вручить ему заряженное ружье из которого он при случае тебя застрелит.

Попытки разобраться в ситуации не к чему не приводят кроме слез.

И только уже подходя к общежитию, вымотанная замерзшая смогла взять себя в руки, и немного успокоится. Ну или просто смогла натянуть на лицо маску мнимого спокойствия, когда внутри разрывает нестерпимая обида и боль. А еще злость, на свою непроходимую тупость.