18+

ГЛАВА 16

Я распахнула веки, и первое, что бросилось в глаза — электронные часы на прикроватной тумбочке.

Четыре часа утра.

Я спала часов семь, но чувствую себя абсолютно разбитой. Потому что Алекса нет в постели. Он так и не вернулся ко мне.

Что за дурацкие качели? Сначала я переживаю из-за предстоящего отъезда отца, не понимаю, что делать с Романовым. Затем я абсолютно и безусловно счастлива, а теперь готова умереть. Хочется залезть под одеяло и спрятаться там навсегда.

Но это не моё одеяло.

Алекс сказал, что отец отказался продлить контракт. Папа бросает меня. И Алекс тоже.

Я не дура, мне не нужно повторять дважды. А то, что Романов ушёл сразу после секса и оставил одну до утра — красноречивее слов.

Почему не прогнал сразу? Проявил благородство? А что скажет утром? Маша, я больше не нуждаюсь в твоих услугах… Что ж. Я мечтала, чтобы Романов отменил спор…

Пожалуй, я не хочу ничего слышать.

В любом случае, я не жалею. Я была счастлива. Впервые за долгие-долгие годы. И не стала бы ничего менять.

Я влюбилась в него, как дурочка. Сдерживала свои чувства, старалась ненавидеть, игнорировать, оставаться равнодушной. Но влюбилась. Это уже произошло. И я никогда не стану жалеть о случившемся. Это было здорово. Вот только теперь вдвое больней.

Я поднялась с кровати и стала собирать разбросанную по полу одежду. Здесь вперемешку были и мои вещи, и вещи Алекса — он выходил из комнаты полностью обнажённым. Покрывало валялось смятой кучей у подножия кровати, одеяла сбились, простынь собрана сломанным веером — всё напоминало о том, что здесь происходило совсем недавно. Так быстро всё изменилось. Я буквально рухнула с небес на землю. Как бы теперь подняться на ноги…

Быстро одевшись, на цыпочках вышла из спальни. В доме стояла полная тишина. Интересно, Романов вообще здесь?

Стараясь не шуметь, двинулась в сторону выхода, но затормозила в дверях гостиной. На диване спал Алекс. В белом халате, сидя в неестественной позе. Будто он уснул случайно, рассматривая пейзаж за окном. Его грудь мерно поднималась в такт спокойному дыханию, лицо освещалось светом далёкого уличного фонаря. Во сне он ещё красивее…

К горлу подобрался ком, глаза наполнились слезами. Я быстро отвернулась и практически бегом побежала к выходу. Обулась, надела куртку и шапку, схватила рюкзак, так и валяющийся на полу, и вышла на улицу, тихо прикрыв за собой дверь.

Морозный воздух проник в лёгкие, разрывая их на мелкие куски, вслед за сердцем.

Алекс поступил так, как предполагала Тири. Да что там Тири. Наверняка, все так и думали. Интересно, тотализатор открыли? Принимали ставки?

Куча мыслей крутилась в голове, пока я просто шла. В общежитие ехать не хотелось, и я двинулась в сторону центра города. Улицы были пустынными, добавляя этому сказочному городу некой таинственности. И если бы не обстоятельства, такая прогулка могла бы мне понравиться.

Помимо мыслей об Алексе, в голову всё больше лезли его слова об отце. Поэтому я свернула в сторону посольства.

Я продрогла до костей, пока шла вдоль залива. Зубы стучали, руки тряслись, но я всё равно шла. У ворот посольства оказалась около шести утра. Осмотрелась. Город постепенно начал оживать. Машин становилось всё больше, начали ходить автобусы. Кто-то выгуливал собаку, укутавшись пушистым шарфом, кто-то спешил на работу или домой с ночной смены.

Присев на скамью на автобусной остановке, натянула шапку ниже, сунула нос под высокий ворот куртки, а руки — в карманы. Через час можно будет войти.

Конечно, я разбужу отца. Но он должен мне всё объяснить. Это не может оказаться правдой. Двойное предательство в один день… Смогу ли я это пережить?

Интересно, Алекс уже проснулся? Думаю, он обрадовался, увидев, что я ушла. Не придётся объяснять всё. Хотя, может он испытывает извращённое удовольствие, играя в эти игры? Влюбляет в себя доверчивых дурочек, а потом с наслаждением сообщает, что всё это — фарс.

В сознании всплыли непрошеные картины прошедшего вечера. Алекс целует меня, расстёгивает блузу, изучает тело горящим взглядом. Его шёпот… Дикая кошка Маша.

Внутри пробежала горячая волна, согревая насквозь промёрзшее тело. Сердце забилось быстрее, разгоняя по венам заледеневшую кровь.

Алекс опускает меня на кровать, нависает надо мной, целует грудь, живот, опускается ниже…

Я вскочила на ноги, тряхнув головой, и пошла к кофейне через дорогу — она работает круглосуточно. Кофе там — полный отстой. Зато горячий. И время убью.

Подумаю об Алексе позже. А лучше вообще не буду. Пока слишком больно. Позже начну вспоминать его с улыбкой. Как самый сладкий болезненный урок в моей жизни. Сейчас надо разобраться с отцом.

Я наблюдала за воротами посольства через окно. В помещении пахло выпечкой, но во рту всё равно собирался привкус горечи. Его не перебить даже сладким латте.

Ровно в семь утра я вышла из кофейни и решительно направилась к отцу.

Долго звонила в дверь. Уже даже подумала, что его нет дома, но замок всё же щёлкнул и заспанный папа в одних брюках распахнул дверь.

— Маша?

Да. Вот так я уже второй раз за сутки удивляю своим внезапным появлением мужчину. Забавно. Всего два. Всего два человека я люблю. И оба они сделали мне так больно. В один день. В одну минуту. Хотя ведь ещё есть шанс…

— Пап, — я протиснулась мимо застывшего в изумлении отца и спросила, не раздеваясь, — это правда, что ты сам отказался продлить контракт?

Отец тяжело вздохнул, закрыл дверь на замок и встал напротив меня, скрестив руки на груди.

— Ты для этого пришла в семь утра?

Я не ответила. Я уже всё поняла. Поэтому не могла сказать ни слова. Всё, что осталось от моего сердца, разлетелось на осколки. Потому что это правда.

— Когда… — я начала говорить, но голос предательски сорвался. Прочистив горло, попробовала ещё раз. — Когда ты собирался мне сказать?

Отец плотно сжал губы, выражая явное недовольство, и ответил:

— Откуда ты вообще об этом узнала? Я хотел сказать тебе после экзаменов, но вчера ты позвонила. Думал рассказать сразу, но ты бросила трубку, обещав перезвонить…

Да. Так и было. Только это не оправдание.

Слёзы подступили к глазам, но, похоже, и они замёрзли. Я даже заплакать не могу.

Я стояла напротив отца, смотрела на него, но ничего не видела. Всё вокруг словно замерло. Меня будто поместили в стеклянную колбу, отрезав от окружающего мира. Не знаю, говорил ли папа что-то ещё. В ушах слишком сильно шумело. Одно дело, когда отца вынуждают бросить меня, совсем другое — когда он сам принимает такое решение.

— Маша, я хочу, чтобы ты поняла, — послышался голос отца откуда-то издалека. — Ты уже взрослая. Скоро появятся новые друзья, новые интересы, парни…

— В моей жизни один мужчина, — перебила отца, — один человек. И это ты. И ты меня бросаешь.

— Дочка, — папа подошёл ко мне и положил руки на плечи, заглядывая в глаза, — я не бросаю тебя. Просто я достаточно жил чужой жизнью. А сейчас я готов вернуться в свою. Мой дом в Москве, и я знаю, что ты поймёшь…

— Чужой, — эхом повторила, — чужой — это моей?

— Конечно нет! — возразил отец.

— Я пойду, пап, — стряхнула отцовские руки со своих плеч и открыла дверь.

— Позвони мне, когда будешь готова говорить, — уверено, твёрдо, без тени огорчения, без вопросительной интонации…

В этом весь отец. Всегда спокоен. Всегда уверен. А я вечно ною. Если бы он знал… Если бы он мог понять, как больно мне сейчас…

Я кивнула и вышла из квартиры, прикрыв за собой дверь.

До общежития дошла пешком. На автомате разделась, совершенно не обращая внимания на взволнованную Тири, и пошла в душ. Смывать с себя запах Алекса.

— Мэри, — шептала соседка, присев на край кровати, где я лежу, уставившись в потолок и закутавшись в одеяло, уже несколько часов. — Мэри, что произошло? Как я могу тебе помочь?

— Всё в порядке, Тири, — прошептала, — просто папа уезжает в Россию…

— Ты ведь давно узнала об этом, — слегка удивилась подруга.

Объяснять не было никакого желания.

— Ты ведь не у отца провела сегодняшнюю ночь? — с подозрением спросила девушка.

А я промолчала. Перед глазами снова вспыхнули картинки произошедшего в доме Алекса, и я крепко зажмурилась.

— Это Романов, да? — тихо поинтересовалась подруга.

Я не ответила. А Тири вскочила на ноги и начала расхаживать по комнате.

— Я же тебя предупреждала! Мэрик, Господи! Вот же говнюк! Козлина неотесанная! Я его прибью! Нет, я скажу парням, и они его подкараулят…

— Тири, — твёрдо перебила подругу. От её причитаний разболелась голова. — Я в порядке.

Для убедительности приподнялась на локтях и взглянула в глаза. Правда от накатившей слабости рухнула обратно на подушку.

— Не случилось ничего, о чём бы я пожалела. И помощь психиатра мне не понадобится. Разве что терапевта.

Я действительно чувствовала себя болезненно. Всё тело ломило, голова раскалывалась. К вечеру начался удушливый кашель и поднялась температура.

Надо отдать должное, Тири ухаживала за мной лучше любой медсестры. Оказывается, её мать — педиатр. Поэтому подруга знала, как меня лечить.

Тем не менее, три дня я провалялась с температурой под тридцать девять. Кашляла, как заядлый курильщик. Особенно по ночам, мешая соседке спать. Но она не жаловалась. Приносила мне тёплое молоко, давала лекарства, я даже не знаю какие. Кроме того, Тири договорилась с моим преподавателем, что я сдам экзамен, который проходил четвёртого числа, позже. Профессор охотно согласился, потому что я имела высший бал по его предмету. Как и по всем остальным.

За приступами кашля я прятала слёзы. Красные глаза списывала на высокую температуру. А полную апатию ко всему — на болезненную слабость.

Я очень много думала. А когда температура спала, стала мыслить трезвее. А может, прошло время, и эмоции поутихли, хотя боль так и не прошла.

Седьмого января я, наконец, вышла из комнаты. Сегодня очередной экзамен, к тому же именно сегодня я хочу закрыть долг. Не люблю оставлять хвосты.

Каждый год этот день мы проводили с отцом. Ели приготовленные мной салаты и отмечали Рождество. Наверное, единственные в этом городе. И, несмотря на то, что я решила всё же с ним поговорить и выслушать, сделаю это не сегодня.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — сказала Тири, закрывая за нами дверь комнаты.

— Я и чувствую себя лучше. Спасибо тебе, — абсолютно искренне поблагодарила подругу. — Ти, можно я спрошу?

— Конечно, — весело ответила подруга, делая шаг к лестнице.

Мне было неловко, но за эти три дня я столько всего надумала, что теперь должна уточнить.

— Когда Романов подошёл ко мне в первый раз…

Я замолчала, заметив, как соседка напряглась, услышав его фамилию.

— Кхм, — прочистила горло, которое всё ещё периодически першило, и продолжила: — Так вот. Тогда на вечеринке мне показалась, ты довольна тем, что Алекс обратил на меня внимание и хочет…

Я замялась. Но у Тири таких проблем не было.

— Хочет тебя трахнуть.

Господи. Да. Хочет меня трахнуть. Именно это он и сделал… Романов всегда добивается своего…

— Да. И ты была довольна. А потом резко стала ругать его последними словами и выражать недовольство… Почему?