Путь к сердцу мужчины

Глава семнадцатая

Это была последняя вылазка в году всем дружным коллективом. И пускай Серов сейчас был белой вороной, и эта самая дружность попала под угрозу, но проигнорировать поезду он попросту не мог. Перед тем как зима вступит в свои права, хотелось хорошенько отдохнуть. Чтобы как всегда: костер, песни под гитару, шашлыки, палатки. Пока осень всё еще радует не только своими красками, но и относительно теплой погодой.

Фея сначала ехать категорически отказалась. Она и лес были вещами совсем несовместимыми, и Георгий это знал. Более того, сам не хотел ее тащить. Толку от нее никакого не будет, да и знакомить с мужиками было опасно. Не потому что уведут — этого Серов не боялся, а попросту насмешек же не оберется потом. Они и так ему весь мозг выели, как зомбаки из последнего популярного хоррора.

Только вот за несколько дней до поездки, Аля резко передумала, тем самым добавив Серову головных болей. Причину таких перемен не озвучила, но уж слишком хитро косилась в сторону Гоши. Нет, определенно, вывозить ее в лес не стоит. Да только отговорить, как не пытался, строптивую красавицу мужчина не смог. В заключении, Алевтина устроила истерику. Вновь красивую. Как иначе?! У красивых девушек всё красивое. В том числе слезы и истерики. Гоша, уже давно, привыкший к этому, плюнул и согласился взять Алю с собой. Тогда-то, обнимая моментально повеселевшую девушку, вдруг подумалось, что Валя истерики никогда не устраивала. Предпочитала наорать или молча отсидеться в туалете, а не пускать сопли пузырями. Мысль настолько накрепко засела в его голове, будто только и ждала подходящего момента.

С тех самых пор он не переставал их сравнивать. Чёрное и белое. Лёд и пламя. Вылепленные не только по разному образу и подобию, но и из разного теста.

Георгию стало казаться, что его черепную коробку вскрыли, вытащили мозг, а потом тщательно так прополоскали, избавляя от пыльцы феи. И фея все чаще стала приобретать очертания ведьмы. Легкие, едва заметные, но очертания!

— Гоша, я хочу писать, — желания феи услышали все присутствующие на оккупированной полянке.

— Смотрите, — Завьялов ткнул в сторону разлапистого куста. — Только сегодня и только сейчас — этот шикарный биотуалет в Вашем распоряжении. В комплекте вы получаете: натуральную туалетную бумагу, освежитель воздуха с ароматом хвои, абсолютное уединение на лоне природы. Поспешите воспользоваться.

Алевтина с осанкой истинной королевы, бросила на Артёма Михайловича взгляд полный недовольства и походкой заправской фотомодели, будто прямиком из показа мод в Париже, направилась в указанном направлении.

— Гоша, но тут нет туалета, — спустя секунду послышалось возмущение феи. Сквозь едва сдерживаемый смех товарищ майор виновато развел руками, за что и получил тычок Георгия. Вот же гиены. Лишь бы позубоскалить.

Когда с туалетом, с горем пополам, разобрались, женщины принялись чистить и резать овощи, мужчины же разделились на группы. Одна занималась приготовлением мяса, для шашлыков, вторая взяла на себя установку палаток. К слову, занятия нашли себе все, кроме Али. Она хвостиком ходила за Георгием, не отлипая от него ни на секунду.

— Котик, я кушать хочу!… Котик, мне холодно!…Котик…Котик….- то тут, то там слышался голос феи. Под конец дня прозвище: «котик» намертво прилипло к Серову и отлипать не желало. И ведь не скажешь ей ничего. Сразу глаза, как два бездонных блюдца и столько слёз в них плещется, словно он собаку бродячую пнул.

Грешно ему жаловаться, безусловно, фея же была стопроцентным попаданием в его идеал, только, оказалось, с идеалом жить тяжело. Не дотягивал. И то, что так хотел видеть в Валентине, бесит сейчас больше всего.

***

— Мне очень надо, товарищ майор! — Скороходов умоляюще взглянул на Артёма Михайловича. — Один день! Я потом отработаю.

— Верю, Скороходов. Но не понимаю, — Михалыч вытащил руку из кармана брюк, обменялся с подошедшим Серовым рукопожатием и кивком головы показал на Илью, вводя Гошу в курс дела: — Отпросится резко на целый день куда-то решил, а объяснить не хочет.

— Мне надо, — упрямо повторил парень. — Семейные обстоятельства.

— Да отпусти ты его! Чего в душу к парню лезешь? — фыркнул Серов.

— Кто, как не я, Серов?! Вот залез бы тебе в душу, может быть детей твоих крестил уже. А так ерунда одна с тобой приключается. Так что, я вам всем теперь батька родной! Глаз спускать не буду. Давай, Скороходов, кайся и, с Богом, пойдешь в свой отгул. Ну?

— Не могу я сказать, — голову опустил, чтобы в глаза начальнику не смотреть, только взгляд тяжелый из-под рыжих бровей пространство сверлит.

— Почему это? — удивился Завьялов. — Я же теперь с тебя точно не слезу, Илья.

— На свадьбу меня пригласили, — стрельнул глазами, наблюдая за реакцией Гоши, но тот пребывал в какой-то своей задумчивости, не обращая внимания на Скороходова.

Ох, как Илье это не понравилось. Обида за Валентиночку Сергеевну гордо подняла голову и опускать никак не хотела. А, к чёрту!

— Валентина Сергеевна, наша, замуж выходит.

Прозвучало тихо, но всем показалось, будто где-то хорошо так бабахнуло. Особенно прилетело Серову. Даже уши заложило. Пришлось переспрашивать и тут его ждал неприятный сюрприз. Валя не горевала, Валя, его Валя, выходила замуж.

— За кого, стесняюсь спросить? — прочистил горло Завьялов, наконец, прерывая затянувшуюся тишину.

— Петенька, — скривился Илья.

Ему, как и всем, Петр не нравился. Может и человек он был хороший, добрый, но его вечное потакание Розе Львовне и немое обожание, выводило из себя даже самого стойкого, к таким вещам, человека.

Правда, Валя не жаловалась. Она никогда не жаловалась. Отмахивалась от них, улыбалась, только все чаще в глаза предпочитала не смотреть. Илья понимал почему. Однажды, еще в клубе, заглянул в них, а там концентрированная, ничем не разбавленная боль. Когда только успела так врасти в Серова. Что отрывать приходится с мясом, вплоть до того, что остаются шрамы.

— Когда, говоришь, свадьба? — переспросил Гоша.

Торжество должно было состояться через два дня. После чего, Валентина, с новоиспеченным мужем и его мамой улетают в Германию. Навсегда.

Слово «навсегда» как-то особенно впечатлило Георгия. Если с ее замужеством можно что-то решить, то как ее вытаскивать из лап арийцев Серов представить не мог. Собственно, как и ответить на вопрос, почему его все это так задевает. Сам хотел, чтобы она ушла, первый начал другие отношения, купаясь в любви к своей фее, а только Валю все равно отпускать не желал. Ни мысленно, ни физически. Во как! Сам для себя тайну невиданную открыл. Ему оказывается больно. Ему оказывается она нужна. Только вот, что это? Любовь ли? Или игрушкой мальчика стал играть кто-то другой, и мальчик поднял скандал?! Еще, конечно, не поднял, но обязательно поднимет. Только в себе разберется, со своей дурной головой, да с Алевтиной. Каким бы придурком Гоша себя не считал, но с двумя женщинами одновременно крутить не желал. Не для него это. Женщина, как и работа, должна быть одна! Особенно в его возрасте.

***

Свадьба-свадьба, кольца-кольца… Сколько в этой песне смысла вложено. Сколько эмоций и чувств двух влюбленных сердец. А я вот не была влюбленной. Отнюдь! Петя, думаю, не испытывал ко мне аналогичных чувств. Из нас троих, а в этом водевиле было именно трое, была влюблена только Роза Львовна. Только неясно в кого больше: в меня или в своего сына. Никогда не думала, что тётя Роза умеет включать режим наседки по отношению к еще кому-то, кроме Пети. А вон как, оказывается. Бегает вокруг меня, словно ей батарейки в одно интимное место засунули. Туда — сюда. Туда — сюда. Воистину энергичная женщина.

— Хлопцы, шевелимся! — не отставала от Зубило моя бабуля.

Хлопцы шевелиться не хотели. Им больше импонировало облизывать взглядами ящик водки, который мы предусмотрительно задвинули под стол. Благо, бабушка всех наших родственников знала, как облупленных и предугадала тот факт, что горячительное до самой свадьбы не доживет, если его не припрятать. С этих обормотов станется всосать за здоровье молодых в один присест весь припасенный алкоголь.

Я, аки владычица морская, восседала на стуле посреди комнаты в квартире Зубило и наблюдала за всеми приготовлениями абсолютно наплевательски. Было как-то все равно, что парикмахер, давняя подружайка Розы Львовны, соорудила мне на голове макет Пизанской башни, что макияж, от рук все той же женщины, совсем не подходит под платье, которое, кто не помнит, превращает меня в зефир. Собрала Валя, так сказать, комбо! А апофеозом всего этого являлся Петенька в костюме цвета дохлой крысы, который, ко всему, был ему велик на два размера. Но менять его Петя не желал. Память, так сказать, об отце взыграла. Именно в нём Иван Иванович Зубило женился на Розе Львовне. И именно в нём поведет в ЗАГС жену Петенька.

Наверное, стоило радоваться, что платье самой Розы Львовны до сего знаменательного события не дожило. Спасибо за это моли или той фабрике, что шила сей шедевр. Я имела удовольствие лицезреть фотокарточки с этой самой свадьбы. Моё платье-зефир бесспорно просто божественно красивое, если уж кто-то возьмется сравнивать. Поверьте, мне на слово.

Где-то фоном играла незабвенная музыка Верки Сердючки. Это уже мои родственники постарались. Ибо какая русская свадьба без Верки, сказал дядя Федя из Ростова, и врубил сборник ее хитов на ноутбуке. Благо никто не додумался притащить баян и это была единственная прекрасная новость за весь день.

— Валя, главное букет в меня кидай, в меня, — показывала на себя пальцем Елизавета.

— Тебе зачем? — хмыкнула я. — Ты замужем.

Сестрица чертыхнулась, за что сразу же отхватила от проходившей мимо бабушки и наклонившись вперед тихонько произнесла:

— Блин, все время забываю!

Я на такое заявление лишь закатила глаза. Повезло, что Роман Игнатьевич свою благоверную сейчас не слышит. Он бы напомнил этой рыбке Дори, о наличии у нее брачных и нерушимых уз.

— Валь, — протянула сестра, испытывая дефицит общения, по всей видимости. Я общаться не желал и на ее зов, лишь вопросительно выгнула бровь. Я тут страдаю, между прочим. Свои последние холостяцкие часы доживаю.

— А давай убежим, а? Правда, зачем тебе этот Петя?! Головой ты что ли так сильно приложилась, чтобы женой ему становится. После Серова то. Ну, мать. Люди должны эволюционировать, а ты деградировать решила.

Упоминания Гоши больно кольнуло изнутри. Вот, Лизавета, язык без костей. И так он мне все внутренности выел, только улеглось немного, успокоилось, а она снова решила напомнить. Еще и на моей свадьбе. Будто времени другого не могла найти.

— Ты, Лизка, умолкни. Да лучше иди с дедом посиди. Ему твоя болтовня не помешает. Все равно глухой, — вступила в диалог бабушка и Лизу полотенцем с дивана согнала, занимая ее место. — Иди- иди.

Лизавета вздохнула и поплелась куда послали. То бишь к деду. Ему и правда компания не помешает. Не услышит ничего только, но это мелочи. Главное, человеческое тепло и присутствие родных рядом.

— А ты, Валентина, внимай. Я с твоим дедом много лет живу. И много лет на себе его тащу. Всё сама. Как ярмо на шею себе натянула, так и пашу без продыху. Сама его на себе женила, теперь плоды пожинаю. Любила его, страшно. Любила и глаза закрывала, что он решать то сам не умеет ничего. Вечно мамкины науськивания слушал. Его мамка ткнёт носом, он и сделает. А потом я тыкала. Как кота нашкодившего. Иначе, никак. Сначала даже нравилось. Что я такая из себя деловая. Сама всё знаю, сама все решаю. Это хорошо, Валя, пока мужика нормального рядом нет. А потом все свои замашки командирские прятать надо. Не убирать, ни в коем случае! Прятать! Учиться в паре работать, а не каждый сам за себя, в перетягивании одеяла. Думаешь, наверное, зачем я всё это тебе говорю? — бабушка взяла мою ладонь в свою и слегка сжала. — Петя твой всю жизнь таким, как твой дед будет. Только разница у нас одна единственная. Мне любовь его тащить помогала, а тебе что поможет?