Тысяча порезов

Глава 9

Как правило, я терпеть не могла оставаться на ночь в чужих домах.

Психотерапевт, скорее всего, сказал бы, что это из-за моего детства, из-за того, что у меня никогда не было нормального дома, и мне приходилось жить в стольких незнакомых местах, в чужих пространствах, когда мама потеряла работу, забыла заплатить за квартиру, решила переехать к мужчине, которого знала две недели.

Будучи категорически против того, чтобы какой-либо психотерапевт копался в моих прошлых проблемах, скажу, — это из-за того, что я чертовски ненавидела находиться в домах других людей.

Я не придирчивая, но если бы вы хоть немного знали о моем детстве, вы бы это поняли. С другой стороны, никто не знал ничего о моем детстве, даже мои самые близкие друзья, так что неважно. Не имело значения, была ли эта квартира или особняк с шестью спальнями за пределами Нью-Йорка.

А семейное поместье Пита действительно представляло собой особняк с шестью спальнями за пределами Нью-Йорка. На шести акрах. Там было около семи ванных комнат. Можно только догадываться, почему богатые люди считали, что им нужно больше ванных комнат, чем спален.

Пит злился всякий раз, когда я бронировала себе отель, отправляясь туда на выходные, праздники, семейные встречи. Он считал это грубым, и, якобы, я ненавидела его семью. Он был наполовину прав. Я действительно ненавидела большую часть его семьи. Его заносчивый брат, который работал на бирже, отпускал сексистские шуточки и командовал своей чопорной маленькой женой. Его отец был почти таким же, но более грубым и фанатичным.

Хотя мне очень нравилась его мама. Каким-то образом она оставалась замужем за своим ужасным мужем в течение двадцати пяти лет. Хотя сама была богата и вышла за него замуж не из-за денег. Она невероятно умная, имела степень магистра английской литературы. Мы часами говорили о книгах, спрятанных в ее библиотеке, и пили дорогое вино, ее невозможно было ненавидеть.

Однажды я выпила много вина и спросила ее, какого черта она вышла замуж за такого мудака.

Поскольку была доброй женщиной с манерами богатых людей, она не сказала мне, чтобы я не совала нос в чужие дела. Просто мягко улыбнулась и сказала: «Есть много причин, по которым мой муж может показаться плохим другим людям. Но каждое утро он нежно будит меня с кофе и целует в лоб. Так было последние тридцать лет».

Я моргнула, не ожидая, что она скажет, будто он поклоняется у ее алтаря за закрытыми дверями.

«И это все?» — выпалила я после нескольких секунд молчания.

Она протянула руку и сжала мои руки.

«Иногда, дорогая, это все, что нужно».

Она держалась за эту единственную вещь почти тридцать лет. Единственный проблеск доброты, которым она каким-то образом позволила стереть все остальное ужасное и эгоистичное в человеке. От этого разговора у меня по спине пробежал холодок, предвещая будущее, которое может быть у нас с Питом.

Но теперь Пит мертв для меня. Я никогда больше не увижу его семью, и мне никогда не придется спорить о том, чтобы остаться у его родителей или отправиться в путешествие с его друзьями.

Я ненавидела все, что связано с ночевками. Ходить тихо, когда встаешь, чтобы пописать посреди ночи. Не знать, куда деть свои туалетные принадлежности. Пробираться на кухню за водой, молясь, чтобы она была пуста, и не пришлось вести неловкую беседу. Не знать, где находятся кружки.

Все то дерьмо, которое я чертовски ненавидела.

Поэтому, пережив подобное в течение многих лет, думая, что быть женщиной означает страдать от вещей, которые ненавидишь, дабы сделать людей — а именно мужчин — более счастливыми, я решила, что больше не буду страдать.

Я взрослая женщина с располагаемым доходом. Если соберусь куда-нибудь поехать, я могу позволить себе номер в отеле. Я не оправдывалась, почему хотела ночевать в номере, хотя Пит много чего болтал своим коллегам, друзьям по братству, кто бы ни приглашал нас в гости. Конечно, он, вероятно, много извинялся и винил во всем меня, но мне насрать.

Это почти никто, кроме Джессики и Эйдена, не понимал. В любом случае, они были единственными моими друзьями. Что меня вполне устраивало. Я не стремилась к огромному количеству подружек, которые отправлялись на «девичьи поездки» в домик в Хэмптоне, делили комнаты и рассказывали банальные истории.

Нет, спасибо.

И все же я была здесь. В чужом доме.

В доме преступника.

В качестве его невесты.

Но, надеюсь, не навсегда. Теперь я заключила сделку с детективом Грегом Харрисом. Казалось, он был полон решимости уничтожить Кристиана. Почти до безумия. Это меня немного пугало. Но я предположила, что так даже лучше. Он готов сделать все возможное, чтобы поймать врага. Для меня это хорошо.

Мне просто нужно было подыграть, чтобы Джессика и Илай оставались в безопасности.

Придется пожить в чужом доме. Но проблема в том, что это не такая уж большая проблема. Сводчатые потолки, мраморный пол, эстетика старых денег, дополненная итальянским шармом, ультрасовременный тренажерный зал и кофемашина… Мне все это нравилось.

И я ненавидела себя за это.

Он был там, когда я вернулась. Кристиан.

Меня охватило чувство вины. Все пропитано им. Такого даже не было в квартире у нас с Питом. И Кристиан был совсем не похож на Пита. Он видел меня. До глубины души.

Но не умел читать мысли. Я должна помнить об этом.

На кухне царил настоящий кошмар. Там были люди в одежде шеф-поваров, которые готовили, резали, тушили. Они взглянули на меня, когда я вошла, но быстро опустили глаза. Не знаю, было ли это по умолчанию при общении с кем-либо, кто жил здесь, или Кристиан проинструктировал персонал не смотреть на меня под угрозой смерти и расчленения. Похоже на него. Какова бы ни была причина, мне это не понравилось. Далее я пошла искать спасения во внутреннем дворике.

Спасения не нашла. Я нашла его.

Он сидел на диванчике снаружи, одетый в черный костюм, черную рубашку с расстегнутым воротом, и смотрел на сад. Я никогда не видела его ни в чем, кроме костюма. Ну, голым. Но ничего промежуточного. Никаких джинсов. Никаких спортивных штанов. Казалось невозможным, чтобы он носил такие вещи. Рубашка застегнута на все пуговицы, весь прилизан, как будто никогда не расслабляется и не теряет бдительности. Он не был тем человеком, который восемь часов смотрел «Нетфликс».

Я могла бы убежать. Вернуться в свою комнату. Запереть дверь. Это было бы самым разумным поступком. Самое безопасное, что можно было сделать, тогда он не будет смотреть на меня и не сможет обнаружить мой обман. Но это не была бы я. Я не являлась той женщиной, которая прячется от своих проблем, запирается в себе, ожидая, что кто-то придет и спасет ее. Никто никогда не приходил. И, если быть честной, я не хотела спасения.

Я подошла к нему, выхватила стакан из его руки и залпом выпила виски. Тепло распространилось по моему горлу и опустилось в желудок. Но тепло, исходящее от алкоголя, было ничто по сравнению с тем, что я чувствовала от глаз Кристиана. Они прошлись по моему наряду, почти так же, как меня разглядывал Феликс этим утром. Но мое тело отреагировало более бурно.

Я почувствовала это в своей киске, когда его взгляд задержался на моих сосках. Он знал, что скрывается за тканью.

Кристиан скользнул вниз своими ореховыми глазами, мимо подола моей юбки, по ногам к подходящим туфлям. Затем опять вверх. Я сделала то же самое. Его шоколадно-каштановые волосы были слегка растрепаны, должно быть, он проводил по ним руками. У меня так и чесались пальцы от желания сделать то же самое. Вырвать их с корнем. Этим утром он не брился. Тень на его подбородке была темной, щетина густой и грубой. Она бы оставила следы на моих бедрах.

— Ты должна измениться, — сказал он. В его голосе была какая-то хрипота. Голод. Меня утешало, что он не мог этого скрыть. Кристиан не контролировал то, что было между нами. Это ослабило его, хотя и слегка. Нужно было запомнить.

— Ты не смеешь приказывать мне измениться, — огрызнулась я.

— Еще как смею, — ответил он. — Я мог бы сказать тебе раздеться здесь, на виду у кухонного персонала, и ты бы это сделала, — его глаза не отрывались от моих. — Я мог бы поставить тебя на колени, заставить сосать мой член, и ты бы это сделала.

Мои колени дрожали, когда он говорил, ненависть скручивалась в животе от отвратительной правды этих слов.

— Но не буду, — продолжил он. — Пока что.

Меня охватила смесь облегчения и разочарования.

— Сегодня вечером к нам на ужин придут гости, — объяснил он. — Важные гости, которым не терпится познакомиться с моей невестой.

— Уверена, они будут рады узнать, что ты заставил меня стать твоей невестой, угрожая убить мою лучшую подругу и ее восьмилетнего ребенка, — прошипела я.

— Они уже знают, — ответил Кристиан, ничуть не смущенный моим тоном.

— Конечно. Я не должна удивляться, что ты дружишь с людьми, которых это не беспокоит, — яд пропитывал мои слова.

Хотя я правда удивилась, совсем немного. Не могу поверить, что были еще люди, которые приняли это безумие. Но лишь потому, что я не мыслила как жена мафиози. Даже если бы не хотела этого названия, мне нужно принять, что оно означает. Нужно понять, что я буду взаимодействовать с совершенно другой породой людей. Они не играют ни по каким правилам, не закрывают глаза на насилие и смерть. У них не будет жалости ко мне. Меня не спасут. Более того, если бы начала вести себя как женщина, которую нужно спасти, я бы подписала себе смертный приговор. Что-то внутри подсказывало это. Мне нужно сыграть свою роль. Нужно, чтобы люди поверили, будто это мой выбор, будто у меня все еще была свобода действий. Будто я была так же опасна, как и мой будущий муж.

Кристиан встал и подошел ко мне.

Я не отступила.

Пальцами коснулся моих, забирая пустой стакан и ставя его на столик.

Я затаила дыхание, когда он полез в карман своей куртки. Не знаю, чего я ожидала? Что он вытащит пистолет и выстрелит мне в лицо? Какой в этом смысл?

Чего я не ожидала, так это большой красной коробочки, которую даже я узнала.

— Я рад, что ты взяла на себя смелость снять другое, — посмотрел на мою левую руку Кристиан. — Это кольцо я хочу видеть только на твоем пальце.

Предупреждение. Угроза.

Я ничего не сказала. Не хотела доставлять ему такого удовольствия.

Казалось, его не беспокоило мое молчание. Он открыл коробочку и отдал обручальное кольцо. Конечно, никакого преклонения коленей не было. Предложение уже произошло. Хотя это была деловая сделка. Плата за которую будет кровь, если я не подыграю.

Я уставилась на кольцо. Холодное. Красивое. Большой бриллиант. Не такой большой, как от Пита, потому что в этом не было необходимости. Это не было безвкусицей. Оно было элегантным. Старым. Изысканным.

— Можешь сделать все возможное, чтобы отказаться от него. — Кристиан взглянул на бриллиант. — Но ты хочешь его носить. Хочешь, чтобы я трахнул тебя с кольцом на пальце. Ты не скажешь мне «нет», если я прижму тебя и надену его сам. Не будешь драться со мной.

Меня трясло.

Я не знала, было ли это от ярости, или от потребности, или от того и другого.