Правда, которую мы сжигаем

— Не ходи туда, блядь, претенциозная шлюха, — откусываю я. — Я бы никогда не сделал ничего, что подвергло бы вас всех риску. Она никто, всегда была никем.

Кислота разъедает мои внутренности, способ моего тела назвать меня лжецом. Врать кому-то, кого я называю другом, одним из моих самых близких друзей.

Я хочу в это верить, что она ничто. Черт, я бы все отдал за то, чтобы она была никем.

Но она все еще живет во мне, как паразит, питаясь мной.

Спокойствие в его движениях чуть ли не больше меня бесит. То, как он лениво скользит глазами по моим, устанавливая прямой контакт.

— Я не говорю, что ты будешь, Рук, — он делает паузу. — Не намеренно.

— Что это должно значить?

— Это значит, что ты импульсивен. Ты действуешь поспешно, и тобой движут твои желания. Я доверяю тебе. Я не доверяю твоим эмоциям.

Я провожу языком по зубам, саркастически кивая.

— Иди съешь еще один словарь, гребаный ублюдок, — ворчу я. — Мне не нужно быть роботом, чтобы все контролировать.

Я закончил с этим разговором. Я закончил с этой сессией.

Отойдя, я оборачиваюсь и направляюсь к ступеням, ведущим в верхнюю часть дома, где все тепло и по-домашнему, в отличие от того, что живет под ним — этого холодного, безэмоционального места, в котором обитает Тэтчер.

— Если я понял это, это не будет задолго до того, как это сделают другие. Не позволяй им, нам, узнать это от кого-то другого, Рук. Если у нас нет доверия, то у нас ничего нет, — говорит он мне в спину, заставляя меня остановиться наверху лестницы.

Я поворачиваю голову ровно настолько, чтобы посмотреть через плечо на хорошо сложенного мужчину внизу.

— Тэтчер, какого хрена тебя это волнует? — я спрашиваю. — Давай будем честными — тебя ничего не волнует. Это верность для тебя, вот и все. Так какого черта тебя волнует я и мое личное дерьмо?

Я не единственный, у кого есть секреты, и меня тошнит от того, что он ведет себя так, как я. Они есть у Алистера, у Сайласа, и у Тэтча тоже. У него, наверное, больше, чем у любого из нас. Однажды в нашей дружбе он открыл хранилище и рассказал нам о своем отце.

О том, как он узнал, что видел маленьким ребенком.

Как он наткнулся на гараж своего отца и все вещи внутри. И как только это случилось, как только отец поймал его, Тэтчер стал его протеже. Генри Пирсон — умный человек, и он создал для себя и своего наследия способ жить вечно, превратив своего невинного ребенка в вундеркинда серийного убийцу.

Тэтч никогда не рассказывал нам, что отец заставлял его делать, что заставлял смотреть, но я могу гарантировать, что это были не мультфильмы.

Тишина продолжается до тех пор, пока я не слышу его голос, спокойный и ровный:

— Я причиню тебе боль. Алистер может навредить тебе. Даже Сайлас может. Но никто другой, — он останавливается, за мгновение до того, как продолжить. — Никто другой не причинит тебе вреда, Ван Дорен. Никто.

— Алистер собирается убить меня.

Я с ней не соглашаюсь. Когда он узнает, что она лгала о том, где она была, он может просто убить нас всех.

— Он будет в порядке. Это не твоя проблема, что в этом году он выкручивается. Это не значит, что мы должны пропустить веселье, — говорю я.

По словам Браяр, Парни из Холлоу отказываются от участия в игре этого года. У Браяр хватило смелости солгать ему, сказав, что она будет в своем общежитии с Лирой всю ночь. Я надеюсь, ради нее и ради меня он никогда не узнает правду.

— Ребята, вы уверены в этом? — спрашивает Лира. — В прошлом году люди попали в больницу.

— Не волнуйся. Это всего лишь игра. Насколько это может быть плохо?

Я позволила вопросу Браяр повиснуть в воздухе.

Я не знаю, что ответить, потому что знаю, что как только Пустоши узнают о том, что ребята не участвуют, они станут еще более яростными в своем стремлении к победе.

Ветер резко бьет мне в лицо, заставляя меня дрожать. Это может быть первый день весны в календаре, но цветения в такую холодную погоду не будет. Снег прекратился несколько недель назад, но холод задержался и продлится еще несколько недель.

Весна — это яркие краски и свежий солнечный свет. Здесь это просто означает другой оттенок серого.

Я иду посередине между Браяр и Лирой, все мы одеты в теплую одежду: ботинки, шапочки — у Лиры даже темно-красный шарф. Мы понятия не имеем, как долго длятся эти игры, но мы знаем, что чем дольше мы будем на улице, тем ниже будет температура.

Мы наблюдаем, как несколько человек перед нами толпятся через неактивные ворота безопасности, которые обычно сканируют вас на наличие незаконных предметов. Сегодня они просто еще одно препятствие. Я прижимаю руки к холодному металлу, перепрыгиваю через веретена на другую сторону, готовясь последовать за небольшой толпой внутри парка.

Меня сильно толкает в бок группа буйных парней, которые перепрыгивают через меня и толкают друг друга.

— Смотри, придурок, — шиплю я.

Один из них поворачивается ко мне, ухмыляясь, и медленно осматривает мое тело.

— Эта задница тебе сегодня не поможет, принцесса. Если этот толчок для тебя слишком силен, я думаю, тебе лучше уйти, пока ты и твои богатые друзья не пострадали.

Я щурю глаза.

— Как жаль, что вы, мальчики, пришли только для того, чтобы проиграть. Опять-таки.

Он кудахчет, полный злобы, полный обещаний.

— Это довольно крупный чек, который ты обналичиваешь. Лучше иметь что-то, чтобы поддержать это. Не хотелось бы, чтобы это дерьмо подпрыгивало.

Они отступают все дальше в темноту, их тела исчезают, но слова остаются. Это похоже на игру, но, в конце концов, это битва. Та, за которую будут бороться кровью и агрессией, накопленным негодованием, которое подпитывало столетнее соперничество.

Богатые против бедных.

Пустоши против папиных денег.

— Я ненавижу дерзких засранцев, — фыркает Браяр, когда она перепрыгивает.

— Ты буквально встречаешься с одним таким, — шучу я, слегка улыбаясь.

Лира громко смеется, поднимая настроение, снимая тяжесть ситуации. Я ненавидела, что Браяр приходилось лгать Алистеру. Я знаю, что это убило ее, но он бы ее не отпустил. И я думаю, она чувствует то же, что и я, — то, что чувствуем все мы.

Это особенное.

Это другое.

Наш способ укрепить нашу связь. Что-то для нас и только для нас.

— Они правы, ты же знаешь, — звук гвоздей по классной доске наполняет мои уши. — Тебе не следует быть здесь.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это, или даже спрашивать, кому было адресовано это заявление. Тот самый напыщенный баритон я слышала еще с детского сада. Единственное, что было хорошо в заключении в психиатрической больнице, — это побег от Истона.

Я испытываю к нему одну исключительную эмоцию: чистую ярость. Я ничего не хочу больше, чем смотреть, как он рушится подо мной. У меня есть список людей, которых я собираюсь уничтожить, прежде чем покину Пондероз Спрингс в этом году, и прямо под моим отцом сидит мой бывший парень и его коррумпированная корона.

— Тогда как неудобно для тебя, потому что я здесь, — говорю я, разворачиваясь и оказываясь лицом к востоку впервые почти за год. — И я планирую остаться.

У него больше нет ничего, чтобы властвовать надо мной. Не Рук, не Роуз. Я уступила его желаниям, желаниям его отца, чтобы спасти мою сестру. Чтобы защитить Рука. Теперь, когда мне больше не нужно этого делать, я отказываюсь кланяться мудаку, который ниже меня.

Кто всегда был ниже меня.

— Рад снова тебя видеть, Сэйдж, — он внимательно смотрит на меня, и мне становится физически плохо от того, что я когда-либо позволяла ему прикасаться ко мне. Впустила его в мое тело.

— Слишком рано, если ты спросишь меня, — отвечаю я.

Я почти смеюсь над ним, как даже в джинсах и футболке от него все еще пахнет той престижной позицией, которой он так гордился. Его небольшая группа друзей следует за ним, и на секунду я ненавижу себя за то, что однажды позволила себе сделать то же самое.

Следовать.

Думаю, больше никогда. Никогда.

— Я вижу, ты завела себе новых друзей. Твой папа знает о том, с кем ты тусуешься? — он поднимает бровь, слишком совершенную, чтобы быть естественной. — Я полагаю, теперь это уже не имеет значения, не так ли? Ты уже испорченный товар — можешь тусоваться с теми, кто разделяет эту черту.

— Испорченные товары, которые ты пытался надуть в прошлом семестре, — встревает Браяр, стоя рядом со мной. Лира подходит ближе, ее челюсти напряжены, а глаза суровы.

Похоже, я не единственный человек, у которого неприятный привкус во рту после общения с Истоном Синклером. Тепло разливается по моему телу, зная, что у меня есть люди, которые поддерживают меня, даже в этой небольшой ситуации конфронтации. Я знаю, что могла бы справиться с этим самостоятельно, но все равно приятно, что они рядом.

Чтобы кто-то был.

— Твой отец знает, что ты нарушаешь границу, собираешься нарушить бог знает сколько законов сегодня ночью? Я знаю, что ему нравится держать тебя на коротком поводке.

Он скрипит зубами.

— Следи за собой.

— Что? Я задела больное место дорогого папочки, Ист? — я злобно дуюсь.

Он делает целеустремленные резкие шаги, прежде чем приблизиться, глядя на меня сверху вниз. Я стою на своем, вздернув подбородок. Я никогда раньше его не боялась и не собираюсь этого делать сейчас.

Влиятельным людям не нужно ничего доказывать, но слабые мужчины набрасываются, когда их репутация находится под угрозой. А Истон всегда был слабым, выполнял приказы отца, заботился о его грязном белье, диктовал ему.

— Тебе следовало остаться в стороне, — шипит он. — Я должен убедиться, что ты умрешь, как твоя сестра, чтобы я мог избавиться от тебя.

Моя рефлекторная реакция — дать ему пощечину даже за то, что она упомянула ее. Меня тошнит от того, что люди напрасно произносят ее имя. Говорить о ней так небрежно, используя ее смерть как оружие против меня. Я бы все отдала, чтобы вырвать это у них изо рта, чтобы отомстить им всем, пока они не превратятся в прах.

Я просто хочу, чтобы парни это увидели. Что у нас один и тот же мотив.

Алистер, Тэтчер, Сайлас и Рук.

Много лет назад я бы сказала, что мы совершенно разные, а теперь мы очень похожи. Но они никогда не поверят этому — даю слово.

Я собираю всю свою ярость, всю свою скрытую злость, все то, чего никогда не говорила ему раньше, и плюю ему на ботинки. Моя белая слюна прилипает к его дорогим дизайнерским кроссовкам.

— Ты хочешь избавиться от меня? Тогда сделай это, киска, — выдавливаю я. — Но тебе лучше убедиться, что ты сначала убьешь меня, Синклер. Потому что я иду за твоей чертовой головой.

Я годами ждала, чтобы высказать свое отвращение к золотому мальчику Пондероз Спрингс на открытом воздухе, где меня мог услышать любой. Я хочу, чтобы они все знали, как сильно я ненавижу того, кому они поклоняются. Я хочу, чтобы они все знали, что он всего лишь жевательная резинка под моими ногами. Что он всего лишь пешка в шахматной игре своего отца.