Спасение Рейн

— Это нормально? — спросил я, понимая, что это было неуверенное движение.

Я был готов отступить от нее, если она хоть немного вздрогнет. Но в ответ Рэй выгнула спину и застонала мне в рот.

— Да, — ответила она, и я воспринял это как намек, чтобы провести большим пальцем по тяжелой плоти. Поглаживая, перекатывая, пощипывая, когда мой рот покинул ее рот и переместился вниз, к ее шее.

Руки Рэй обхватили мою голову, она провела пальцами по моим волосам и беззвучно ахнула.

— Ной с моей мамой, — сказала она, как будто я уже не знал об этом.

— Я знаю, — пробормотал я, прижимаясь открытым ртом к ее шее, облизывая и посасывая. Пробуя и отмечая.

— Пойдем в дом?

Это была не только просьба, но и требование, и я резко остановился, оторвав голову от ее шеи, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ты уверена?

Рэй была взрослой женщиной, способной принимать собственные решения. Но боль была глубокой, а травма засела еще глубже. Я заботился о ее комфорте больше, чем о чем-либо другом. И заботился о ней, а не только о ее теле, и не хотел делать еще один шаг, не убедившись, что с ней все в порядке — если это вообще возможно, а если нет, то я бы и это уважал.

Но Рэй выдержала мой взгляд и кивнула.

— Я бы сказала тебе, если бы это было не так, — заверила она, убирая одну руку с моих волос в поисках доказательств того, что я хочу и нуждаюсь в ней.

Она обхватила меня через штаны, вырывая стон из моих легких. Блядь, как давно к моему члену не прикасался кто-то, кроме моей собственной руки, и хотя время странным образом заставило меня забыть об этом через какое-то время, сейчас это было чертовски важно. Мой голод по ней нарастал.

Поэтому я кивнул, оторвав губы от ее шеи.

— Тебе лучше побыстрее отпереть дверь, — поддразнил я. — Или мы не успеем уйти с крыльца.

— Не уверена, что соседям это так уж понравится, — поддразнила она в ответ, взяла меня за руку и двинулась вверх по лестнице в обратном направлении.

— Соседи меня поймут.

Я не сводил с нее глаз. Чары, которые она наложила на меня, были так велики, так сильны.

Рейн засмеялась, ведя меня к двери.

— Соседи вызвали бы полицию.

— Да, может быть, но только потому, что они будут ревновать.

Плотское желание взяло верх, когда я прижал ее спиной к двери, заключив в клетку своими руками и снова прижимая к ней силу своего члена. Затем наклонился губами к ее уху, вдыхая запах ее волос и пробуя на вкус ее кожу, прежде чем добавить:

— И я с радостью позволил бы офицеру Кинни надеть на меня наручники, чтобы услышать, как ты выкрикиваешь мое имя достаточно громко, чтобы они могли услышать.

Она вздрогнула, обдав горячим дыханием мою щеку.

— Думаю, я предпочла бы, чтобы ты был наедине со мной всю ночь, чем позволила бы тебе спать в полицейском участке с Патриком.

— Тогда, как я уже сказал, тебе лучше открыть эту чертову дверь.

Я быстро завладел ее губами еще раз, прежде чем отступить, неохотно давая ей возможность найти ключи в сумке и отпереть входную дверь. Я прислонился к дверному косяку, не в силах отвести от нее глаз. И не мог поверить, что это та самая девушка, которую я защищал много лет назад. Та самая девушка, которую держал близко к сердцу и писал ей письма все те годы, что был изолирован от общества. Это должно было что-то значить, верно? Это должно было что-то значить, что я окажусь здесь, что мы позволим нашим чувствам расти, пока они не достигнут этой бурной, ключевой точки, в которой я едва мог смотреть на нее без желания взорваться.

«Это всегда должна была быть она».

Мысль пришла в голову быстро, поразив мое сердце интуитивной истиной, которая захватила мой грязный, пошлый разум и перевернула его с ног на голову, вызвав на свет того чувствительного парня, которым она считала меня из-за моих книг и любви к чтению. Но ведь это была правда, не так ли?

Рэй и я… Рейн и Солджер…

Мы всегда должны были быть вместе. И если это не могло произойти в ту ночь, когда мы были подростками, то судьба распорядилась так, чтобы свести нас вместе во взрослой жизни, чтобы взять наши травмы, горе и трудности и каким-то образом сделать их лучше.

Она толкнула дверь и встретила мой взгляд, взяв меня за руку, чтобы ввести внутрь.

— Что? — спросила Рэй, улыбаясь, когда дом окутал нас своей тихой темнотой. — Почему ты так смотришь на меня?

— Как? — спросил я, захлопывая дверь и запирая ее за собой.

— Как будто ты видишь меня в первый раз, — ответила она, обхватив обеими руками одну из моих, и повела меня по коридору в комнату, в которой я никогда раньше не был.

— Может быть, и так.

В коридоре было слишком темно. Я уже не мог разобрать ни ее черт, ни выражения лица, но я чувствовал ее. Чувствовал ее руки; чувствовал ее присутствие. Я чувствовал тепло и потребность, проникающие сквозь щель, разделявшую нас на коротком пути к ее комнате, где она толкнула дверь и выпустила меня из своих объятий. Луч света проникал через окно, очерчивая силуэт ее фигуры в нежном сиянии, когда Рэй, не теряя времени, скользнула руками по груди, животу и бедрам, ухватилась за подол платья и стянула его через голову.

— Что ты видишь теперь? — спросила она низким и хрипловатым голосом, снимая туфли на каблуках и целенаправленно направляясь к кровати в одном лифчике и трусиках.

Мое сердце бешено заколотилось — жалкое нервное напоминание о том, что я уже сто лет не был с женщиной. Что это был мой первый раз наедине в чужой спальне. Это был единственный раз, когда я почувствовал что-то к той, с кем собирался переспать. И слава Богу, что это должна была быть она. Слава Богу, это была Рейн.

— Что я вижу? — проговорил я, входя в комнату и направляясь к ней, пока пальцами мучительно расстегивал пуговицы на рубашке.

Рейн кивнула, когда наткнулась на матрас и забралась на него, опершись на колени.

— Я вижу свою надежду, — ответил я, позволяя рубашке упасть на пол. — Я вижу свои мечты.

Я расстегнул брюки и спустил их ниже на бедра.

— Я вижу свое спасение и искупление.

Мои руки потянулись к ней, а ее — ко мне, и я обхватил ладонями ее лицо. Мы лежали рядом, и я боялся, что раздавлю ее своим весом, но она не протестовала. Вместо этого Рэй поприветствовала меня, широко раздвинув свои бедра и приглашая мои удобно прижаться к ее бедрам. Она звала меня домой, в свое тепло.

Я нашел ее взглядом, прижимаясь к ней все глубже, все крепче, все сильнее, удерживаемый от проникновения лишь парой обрывков хлипкой ткани. Я был уверен, что эта близость была пыткой, но, черт возьми, если бы я, в конце концов, оказался в аду, возможно, пытки были бы не так уж плохи.

— Я вижу звезды, — продолжал я, нежно прижимаясь к ней, двигаясь подобно набегающим волнам на скалистый берег Коннектикута. — Я вижу, как они пронзают тьму светом, делая ночь прекрасной, когда в противном случае она была бы призрачной и ужасной.

Ее губы приоткрылись с приглушенным всхлипом, а руки скользнули между нашими телами, чтобы освободить мою отяжелевшую эрекцию и провести кончиками пальцев по всей ее длине. Я опустил голову, скрывая унижение от своего дрожащего нетерпения. Ее прикосновения напомнили мне о том времени, когда я был молодым, возбужденным, неопытным и чертовски нетерпеливым для собственного блага. Я собирался опозориться — я знал это и не гордился этим. Но, черт возьми, если она и дальше будет так трогать меня — сжимать и двигать рукой в нужном направлении, — я взорвусь раньше, чем успею войти в нее.

— Посмотри на меня, — прошептала она, оттягивая в сторону свои тоненькие трусики и направляя мое тело к своему входу.

Проклиная стыд, я сделал то, что она приказала. Глазами нашел ее глаза в туманной темноте и погрузился во влажную, горячую вершину ее бедер таким разрушительно медленным движением, что мне оставалось только затаить дыхание, чтобы момент не закончился слишком быстро.

— О Боже, — простонал я, мой голос прерывался, а грудь сжималась.

— Ты в порядке?

Она подняла руки, чтобы обхватить мое лицо, и я не смог удержаться от сдавленного смешка.

— Это я должен был спросить тебя об этом.

Я знал, что такое близость для нее. Какими ужасными и ненормальными были ее токсичные отношения с сексом. Я должен был быть более внимательным.

Поэтому я нашел в себе силы и спросил:

— Ты в порядке?

Черт, у меня кружилась голова. Я прижался своим лбом к ее лбу, оставаясь неподвижным и просто успокаивался. Восстанавливал дыхание. Успокаивал свое сердце. Привыкал к ее телу и к тому, каково это — быть с ней в завершении.

— Я в порядке, — сказала она, словно удивившись, и позволила своим рукам пройтись по моей груди. — Я больше, чем в порядке. Я… Боже, как же ты хорош.

— Ты уверена?

— Я никогда в жизни не была так уверена в чем-либо.

Ее бедра приподнялись, втягивая меня еще глубже, и я ответил, двигаясь навстречу ей. Нашел мягкий ритм, стиснув зубы и молясь о том, чтобы продержаться еще немного.

— Черт возьми, — задыхался я, когда эта молитва осталась без ответа.

Все происходило слишком быстро, даже если мы двигались медленно. Дыхание сбилось, мышцы напряглись. Я попытался остановить наши тела хотя бы на мгновение, чтобы умерить остроту ситуации, но Рэй покачала головой.

— Все в порядке, — прошептала она, поглаживая руками мою шею и грудь. — Просто отпусти это.

И как будто она одна управляла функциями моего тела, я сделал это так, что это было одновременно прекрасно и так чертовски мощно, что я задыхался от крика, который был бы унизительным, если бы был способен думать не только о том, что я чувствую себя с ней, внутри нее, единым целым с ней во всех смыслах этого слова. И если бы это случилось только один раз, я бы точно почувствовал себя мудаком, потому что продержался всего три минуты. Но когда я рухнул рядом с ней, содрогаясь, тяжело дыша и наслаждаясь красотой того, что я, черт возьми, жив, я без сомнения понял, что это был первый раз из многих. У меня был бы шанс загладить свою вину перед ней, и, черт возьми, я бы это сделал.

— Что ты видишь сейчас? — мягко спросила она, убирая волосы с моего лба. Ее ничуть не беспокоило мое смущенное впечатление мальчика-подростка.

— Черт, Рэй, — пробормотал я, только наполовину проснувшись и с трудом разлепив веки. Но я все-таки открыл глаза, чтобы взглянуть на нее, и смущенно улыбнулся. — Сейчас… я вижу все.

* * *

Я мечтал о многом. О жене, о доме, о семье — о том, что казалось скорее вечной фантазией, чем реальностью, особенно когда провел такой значительный отрезок жизни взаперти. Все, что было за этими бетонными стенами, казалось надуманным и невозможным, но, черт возьми, я мечтал и думал, каким мужем буду. Каким отцом.

Мне нравилось представлять, что я буду похож на дедушку — полон безусловной любви и бесконечной преданности людям, которые были в его жизни. Но у него никогда не было много денег, чтобы выразить эту любовь и преданность, поэтому он показывал мне это другими способами. Брал меня на рыбалку. Читал мне сказки перед сном. При любой возможности он готовил мне хороший, сытный завтрак. Это было то, что я любил в нем, и то, чего мне больше всего не хватало.