Проклятая благодать

Она выскочила из двери со стороны пассажира еще до того, как я успел пошевелиться. Я вылез из грузовика и помчался за ней, пока она бежала к деревьям. Настиг ее в мгновение ока и перекинул худое тело через плечо. Фиби вцепилась ногтями в мою спину.

— Отпусти меня, — прошипела она, колотя кулаками по моим лопаткам.

Я открыл дверь в свой дом и запер нас внутри. Опустил ее на пол. Она пошатнулась, выпрямляясь. Свет из кухни был ярче, чем в баре, и я хорошо рассмотрел ее глаза. Они были тусклыми и прикрытыми. Черный макияж размазался вокруг глаз, делая ее похожей на чертова енота.

— Успокойся, мать твою, — приказал я.

Бледная кожа Фиби покраснела, когда она задергалась на месте. Я стоял на своем, сложив руки на груди. Затем сучка нанесла удар. Ее рука полоснула меня по лицу. И на этот раз за ударом стояла чертова сила. Моя голова дернулась в сторону. С меня было достаточно. Двигаясь вперед, я толкнул ее спиной к стене коридора.

— Богом клянусь, сучка, я тебя вырублю, если ты еще раз так сделаешь, — прошипел я, впиваясь в нее взглядом.

Она плюнула в меня.

— Отпусти меня!

Я чувствовал запах спиртного в ее дыхании.

— Зачем? Чтобы ты могла трахнуть какого-то жирного засранца? Чтобы твоя киска была заполнена, как у гребаной шлюхи, которой ты и являешься?

— Да! — закричала она, борясь с моей хваткой.

Когда ей не удалось освободиться, она приблизила свое лицо к моему и холодно улыбнулась.

— Мне нравится, когда меня трахают. Я люблю кончать. Мне нравится член, и я не люблю ничего больше, чем когда кто-то засовывает его мне в рот, а потом кончает мне в горло.

Злость, которая кипела во мне, вспыхнула от этих дерьмовых слов, вылетевших из ее рта.

— И ты не был против моей киски той ночью, — подразнила она.

Сучка укусила меня за мочку уха. Укусила чертовски сильно. Я дернул головой назад, и она рассмеялась мне прямо в лицо.

— Когда я держала твой член во рту, а потом глубоко внутри себя. Я скакала на тебе и заставляла тебя стонать.

Мои руки дрожали, я старался не сжимать ее слишком сильно.

— Ты так сильно хочешь, чтобы тебя трахнули, шлюха? Ты хочешь, чтобы я ворвался в тебя и заставил кончить?

— Да, — крикнула она и вырвала одну из своих рук.

Она не ударила меня, как я ожидал. Вместо этого ее веки опустились, и она провела рукой по моему животу, пока не остановилась у члена. Она встретилась с моими глазами, и мы оба просто замерли.

Адреналин и гнев смешались в моих венах. Я услышал тиканье часов на кухне и звук включившегося кондиционера. Услышал слишком быстрое дыхание Фиби. Она пристально смотрела на меня. Я пристально смотрел в ответ. И я не был уверен, кто двинулся первым, но в одну минуту я был полон кипящего гнева, готовый вот-вот взорваться и надрать ей задницу, а в следующую — ее рот был на моем, сиськи прямо напротив моей груди, и мой член стал дико твердым.

Фиби застонала, когда я отпустил ее руку и стянул с нее топ. Ее сиськи вырвались на свободу, и я обхватил их руками. Пальцы Фиби расстегнули мои джинсы. Я оторвался от ее рта, когда ее рука обхватила мой член.

— Проклятье, — прошипел я и опустил голову, чтобы взять ее грудь в рот.

Другой рукой она обхватила мои волосы, потянув за пряди. Я сосал ее сосок, пока ее рука гладила мой член вверх и вниз.

Ее дыхание было учащенным, а кожа скользкой. Я задрал ее юбку до бедер. Порвал в клочья трусики, отбрасывая в сторону испорченный материал. Моя рука скользила вдоль ее киски, пока не встретилась с клитором. Она вскрикнула в мое плечо, затем лизнула шею, впиваясь в кожу. Я закрыл глаза, когда ее губы вернулись к моим, а язык проник в мой рот. Она стонала и задыхалась, когда я брал ее гребаный рот, заставляя сучку забыть о Вике и том мудаке из переулка.

Мысль о том, что она трахается с другими мужчинами, заставила мою кровь еще сильнее нестись по венам. Оторвав руку от клитора, я наклонился и взял ее за ноги. Поднять ее оказалось совсем несложно. Фиби застонала и обхватила меня руками за плечи. Я прижал ее спиной к стене, а затем одним быстрым толчком вошел в ее мокрую киску.

— АК! — воскликнула она, когда ее голова откинулась назад и ударилась о стену позади.

Я был как одержимый, когда входил в нее. Фиби поднесла руки к моим щекам и прижала меня к своему лицу. Она смотрела мне в глаза, пока я двигал бедрами, прикусив губу от ощущения, что ее дырочка душит мой член. Ее стоны были низкими и протяжными. Ее губы встретились с моими. Она поедала мой рот, и я глотал ее крики. Мои руки крепче сжимали ее бедра, пока я входил в нее. Ее ногти царапали мою кожу, но это только подстегивало меня.

Я входил в нее все сильнее и сильнее, пока не почувствовал, что ее киска начала сжиматься. Мои яйца начали болеть, и я оторвал свой рот от нее, уткнувшись головой в ее шею. Ее крики становились все громче и громче, а бедра быстрее качались верх и вниз.

— АК… — сказала она, ее голос больше не был кричащим и безумным.

Ее задыхающийся голос был надломленным, потерявшим весь свой гнев. А потом она кончила, дыхание покрыло мою кожу. Ее руки скользнули к моей шее, ногти прочертили кровавые следы. Еще тремя толчками я вошел в нее, подрагивая, пот стекал по моей спине, пока ее спина билась об стену.

А потом все стихло.

Ничего не было слышно, кроме нашего дыхания. Тишина была настолько сильной, что я услышал ее плач прежде, чем почувствовал, как слезы падают мне на шею. Услышал ее плач раньше, чем почувствовал, как она дрожит в моих руках.

Я поднял голову, и Фиби крепко обхватила меня за шею, словно я был ее якорем. Я моргнул, не зная, что, черт возьми, делать. Как можно мягче я поднес руку к ее лицу и сдвинул голову с моего плеча. Сначала Фиби сопротивлялась, но уступила, когда я сказал:

— Рыжая. Посмотри на меня.

Ее щеки были залиты слезами, на бледной коже виднелись черные пятна от туши. Ее красная помада была размазана по лицу. Сиськи выпирали из испорченного топа, а волосы были в беспорядке.

Она разбивала мое чертово сердце.

— Теперь они позволят мне увидеть ее, — тихо проговорила она. — Если у меня все получится, они позволят мне взять ее за руку.

Что за?..

Я смахнул слезы с ее щек. Она взяла мою руку дрожащими пальцами и поднесла к губам, и я почувствовал себя так, будто меня ударили по лицу. Она уставилась на разбитую в драке кожу на моих костяшках, поцеловала пятно крови — я не знал, было ли оно моим или принадлежало кому-то другому.

Она отпустила мою руку и уставилась в пол. Я смотрел на ее опущенную голову, и, черт возьми, обнял ее еще крепче.

Она была сломлена.

Потеряна.

Ее слова, сказанные в начале недели, вертелись у меня в голове. Не знаю, как долго я простоял у стены, просто держа ее в объятиях. Но в конце концов все выпитое ею спиртное взяло свое, и ее лоб опустился на мое плечо. Ее дыхание выровнялось, и она уснула.

Я вышел из нее и одной рукой застегнул джинсы. Фиби зашевелилась в моих руках, но не проснулась. Я отнес ее в спальню и положил на кровать. Натянул плед на почти обнаженное тело. Когда взглянул на нее, похожую на какую-то заблудшую шлюху, часть меня умерла. Рукава ее топа были разорваны, открывая шрамы от уколов. И теперь, когда мы вышли из бара, я чувствовал запах спиртного, волнами исходящий от ее кожи.

Я стянул с себя футболку и бросил на пол. Зайдя в ванную, я увидел свое отражение в зеркале и замер. Кожа на моих щеках, шее, груди и верхней части спины была исцарапана в кровь и покраснела. Помада Фиби была размазана по моему лицу. В глазах потемнело, и когда я сделал шаг вперед, передо мной уже не было АК, брата Палачей. Прямо на меня смотрел Ксавьер Дейерс, снайпер морской пехоты, спецназовец. Я знал этого ублюдка и относился к нему только с ненавистью. Этот ублюдок жил со смертью в глазах.

И я считал, что усыпил его много лет назад.

Очевидно, Рыжая смогла его разбудить.

Разочарованный, не желая видеть его лицо, я сжал кулак и ударил им по стеклу. Оно разбилось, и осколки полетели в раковину, внезапно мне стало трудно дышать. Моя грудь сжалась, отсутствие дыхания, которое я никак не мог заполучить, подкрадывалось ко мне, как тяжесть, давящая на грудную клетку.

Я отступил к ванне и сел на край. Мои руки дрожали. Мои всегда спокойные руки снайпера никак не могли успокоиться. Я опустил голову, и шквал образов хлынул на меня. Кровь, крики, гнев.

Гнев, который пылал так горячо и ярко, что изменил меня навсегда. Затем беспомощность, печаль и гребаное чувство вины. Так много вины, что я чувствовал ее горечь на языке.

Заставив себя собраться с мыслями, я встал, стер помаду со рта предплечьем и вытер кровь с костяшек пальцев о джинсы. Намочил полотенце водой и вернулся в спальню. Сев на край кровати, я начал стирать черные и красные разводы с лица Фиби. Когда макияж уступил место ее бледной коже и веснушкам, я расслабился. Черт знает, зачем ей понадобилось скрывать эти веснушки. Я очищал ее лицо, пока не осталось ничего, кроме нее.

Фиби.

Я надел на нее свои тренировочные штаны и чистую черную футболку Палачей и снова накрыл ее пледом.

В течение двадцати минут я смотрел на нее, спящую. Подумал о спиртном, которое она украла на этой неделе, и понял, что с тех пор, как она была здесь в последний раз, кричала и громила мою комнату, когда слезала с героина, она не была трезвой.

— С чем ты не можешь смириться? — спросил я, наклонившись над ней.

Она не проснулась, да я и не хотел этого. В таком состоянии она была спокойна. Но когда просыпалась? Похоже, она была в такой же жопе, что и я.

— Спи, — я прижался поцелуем к ее лбу.

Ее бледная кожа была прохладной под моими губами.

Я достал сигареты из заднего кармана и вышел за дверь. Прислонившись к внешней стене дома, опустился на задницу. Я опустил голову, делая затяжку за затяжкой.

Сидя в тишине, я просто, бл*дь, думал. Думал о дерьме, о котором больше никогда не хотел думать. Остановился только тогда, когда услышал шаги на поляне. Я услышал негромкий звук голосов, потом как закрылась дверь.

Почувствовал, что они стоят передо мной, и поднял голову. Вик и Флейм смотрели на меня. Я видел, как Малыш Эш ушел с Мэдди в дом Флейма, оставив меня и моих братьев одних.

Я прислонился головой к стене и уставился на них. Флейм покачивался на ногах. И, черт возьми, если бы это не заставляло меня чувствовать себя еще более виноватым. Он смотрел на меня так, словно не знал меня.

Потерянный.

Сбитый с толку.

Внезапно, все, что я мог видеть, это молодого Флейма много лет назад, в той психушке, на кровати. Я видел его черные глаза, которыми он смотрел на нас с Виком, его взгляд был таким же мертвым и неподвижным, как и его тело, когда он лежал на этой чертовой койке. Он был худым, его руки были связаны. В нем было примерно столько же жизни, сколько и в Девине. И когда я увидел, что он смотрит на меня, действительно смотрит в мои глаза, я просто обязан был помочь.

— Мне жаль, — пролепетал я.

Брат замер. Его взгляд опустился на землю, а глаза задвигались из стороны в сторону, обдумывая мои слова.

— Я… — я не знал, как как выразить то, что со мной происходит. — Моя голова…

Я глубоко вздохнул.