Семь "Я" Семеновых

К решетке подошел охранник.

— Семенов, на выход!

— Чего вдруг?

— К тебе пришли, пошел!

— Я никого не жду, — хмыкнул спортсмен, тем не менее направился к распахнутой двери.

— Плевал я на всю эту лирику, понял? Бегом! До ужина десять минут, если не вернешься, я устрою тебе Гоморру, ты понял?

— А что ж тут не понятного, начальник? — хмыкнул мужчина, и двинулся под зорким взором виртухая в комнату переговоров.

За толстым, пуленепробиваемым стеклом с обратной стороны сидел отец. При виде сына его глаза еще больше потускнели.

— Привет, пап, — сказал Максим и сел напротив Семенова, — как дома дела?

— Мама посещает психолога. Наташа по-прежнему в реанимации. Ксюша закрылась у себя в комнате, и рисует целыми днями. Ни с кем не говорит…

— А Лена?

— Мы не можем ее найти. Обыскали все больницы и морги. Ничего… это какой-то страшный сон наяву. Хорошо, что Дарья ребенка уберегла. Выкидыша Ольга бы не пережила…

Максим виновато изучал свои грязные пальцы, в которых подрагивала сигарета. Пошла вторая неделя следствия. Он по-прежнему сидел за решеткой, под залог его не выпускали, убийство все-таки. Конечно, Семенов рассказал, как было, тем не менее, в глухом лесу вряд ли найдется два убийцы для одного художника…

— Адвокат сказал, что тебе светит не более трех лет. Конечно, прокурор на стороне Наумова. У того отыскалась очень ужа ярая подруга, которая требует высшей меры. Но Саша сказал, что за аффект более трех не дадут, я еще конечно поговорю…

— Оставь все это, — буркнул Макс, перебив отца, — я виноват, и должен получить по заслугам.

— Немедленно прекрати! Мы растили тебя не для того, чтобы ты гнил в тюрьме из-за убийства мерзавца, вроде Наумова! Этот мудак достоин смерти, слышишь?!

— Мы не боги, не нам решать, кто должен жить, а кто умереть. Я это понял еще в Чечне. Знаешь, скольких я убил там?

— Это война…

— А какая разница, где убивать? На войне или у себя во дворе?

Иван умолк, взглянув в глаза сына.

— Я убивал только тогда, когда моей жизни угрожала опасность, — вновь заговорил Максим, — а теперь я позволил своему умению взять над собой верх. Меня осталось только убить, как загнанную лошадь…

— Тем не менее, я вытащу тебя, клянусь.

— Я в тебе никогда не сомневался, отец. Но лучше бы ты нашел Лену.

— Я найду, клянусь. Чего бы мне это не стоило…

Максим поднялся.

— Суд назначили через три дня.

— Так скоро? — удивился Макс.

— Я подергал за некоторые ниточки, — пояснил Иван, — возможно, мы выбьем условное…

— За убийство условное не дают.

— Семеновым дадут, — гордо сообщил Иван, — я зайду завтра.

Максим кивнул. Ему было все равно.

Рязанов сидел в гостиной Семеновых, и не слушал их пустой разговор. Ольга тоже отрешенно пялилась по сторонам. Казалось, в беседе участвуют только Даша с Машей, и Антон с Сергеем.

Лесной уехал в город, и от него не было не слуху, не духу. Даша, даже боялась себе признаться, что скучает.

— Мы обыскали весь города, а Лены нигде нет, — внимательно разглядывая карту, сообщила Маша.

— Может, стоит искать в лесу? — предложил Скворцов, — Ведь дорога идет прямо сквозь лес. Что если тот таинственный помощник просто не доехал…

Женщины испуганно воззрились на рекламщика, не желая верить тому, что он сейчас сказала.

— Нет, — решительно заявила Даша, — они живы, оба, и мы их найдем!

Рязанов тяжело поднялся, он устал от этих оптимистических выкриков. После таких аварий не выживают! Кроме того, человек, не иголка, его отыскать можно, хоть в стоге сена, хоть в лесу! Главное иметь знающих людей в подчиненных, и побольше денег. Ни в том, ни в другом, у Семеновых проблем не было, да вот толку от этого никакого!

Гриша поднялся на третий этаж.

Там стояла тишина. Он знал, что здесь сейчас занята только одна комната, дверь в которую была приоткрыта. Мужчина едва слышно вошел, и увидел хрупкую спину художницы, на крыше, с осыпавшейся черепицей.

— Можно? — осторожно спросил он.

Девушка оглянулась, и едва кивнула.

Гриша вышел на крышу, и стал рядом.

Его взгляд скользнул по зеленому морю леса, раскинувшемуся далеко вперед.

Ксюша продолжала молча рисовать. Небо на ее холсте было таким же голубым, лес, почти таким же зеленым, а деревянная крыша в глуши… Гриша попытался отыскать крышу, но не смог, вокруг только зелень.

— А это что? — спросил он у художницы, указав на крышу.

— Это наш сосед, — девушка указала в сторону, где едва виднелась крыша.

— Сосед? — Рязанова так и передернуло, — Он давно там живет?

— Почти с тех самых пор, как мы купили этот дом, он обустроил себе там дачу, — неожиданно полно отвечала истощенная горем, Ксения.

Рязанов судорожно сглотнул. Господи, неужели она там?!

Гриша быстро вернулся на этаж, вошел в их с Леной комнату, и отыскал то письмо. Он ведь так и подписывался «сосед».

Рязанов кинулся вниз по лестнице, сломя голову. Он, как безумный, ворвался в гостиную. Все присутствующие обратили на него недоуменные взгляды.

— Скажите, — обратился он к Ольге, — этот человек, что живет в глуши, не далеко от вас. Кто он?

— А в чем, собственно, дело?

— Вы мне просто скажите, кто он такой.

— Он раньше был врачом, кажется, потом занимался бизнесом… — медленно произнесла Ольга, — может, вы объясните, что происходит?

— Этот человек, он ведь там живет давно, да? Лену ребенком видел?

— Конечно, они были раньше очень дружны с Ваней…

— Как его зовут?

— Мясницкий Павел Петрович. Так что же произошло?

— Мы должны немедленно сообщить следователю. Вполне возможно Лена у него. Он ведь у вас единственный сосед, верно?

— Так и есть…

— Вот и замечательно.

42.

Лена смотрела, как ее указательный палец согнулся, и разогнулся, по ее собственному желанию. И невероятная радость накатила волной. Она чувствует руки! Пускай сломанные, но они живые! Не чета ногам. Культя и исхудалая вторая нога были по-прежнему недвижимы, а ведь прошел почти месяц ее заключения.

Человек, кормивший ее, и делающий ей уколы, ни о чем не догадывался. Лена, будучи, все же актрисой, по-прежнему изображала из себя безжизненное тело. И он почему-то верил. Даже сомнений не возникало. Он так же бережно вливал в ее рот бульон, обтирал ее тело влажной губкой, менял бинты. Только иногда он не приходил. Раз в неделю исчезал куда-то на сутки. Это были самые страшные сутки в новой жизни Елены. Страшные боли начинали терзать ее тело, едва заканчивался срок действия лекарств, ее начинала бить лихорадка. И голод. И боль, и жажда. И гнетущее чувство бессилия.

Он возвращался к вечеру, и снова был заботливым и добрым, почти не заикался о ее будущей смерти.

Но вот подходил конец очередной недели, и женщина в ужасе ждала приближения того дня, когда он уйдет.

Лена снова пошевелила пальцем, и это простое движение вселило столько надежд в ее душу!

Стоял жаркий полдень. Было невыносимо душно, но женщина не решалась скинуть с себя одеяла. Она ведь так и не видела своей культи без простыни.

В комнату вошел ее санитар, надсмотрщик и кормилец в одном флаконе.

Он, как всегда по четвергам, пришел с расческой, но на этот раз у него на подносе были духи, и кое-какая косметика.

Мужчина сел на край кровати, и принялся нежно причесывать Елену. Та следила за его плавными движениями недвижимым взглядом. А он, казалось, увлекся процессом. Когда, Лена на его взгляд, была причесана достаточно, он взял с подноса губную помаду, и, приподняв ее подбородок, принялся красить ее губы. Семенова чувствовала себя безвольной куклой, попавшей в руки ребенку-садисту, который выдавливает ей глаза, и выкручивает руки.

Это было что-то новенькое, что оптимизма не внушало. Ей было страшно, потому что каждая новая традиция, явно подразумевала что-то в искаженном мире этого человека.

Потом он профессионально нанес румяна, и обрызгал актрису духами.

— Ну, что моя прекрасная кукла, — сказал он, и склонился к лицу Елены, — ты достаточно окрепла для первой брачной ночи, — жарко прошептал он ей в лицо.

На ее лицо не дрогнул ни один мускул. Она ведь парализованная. Он так думает, что ж. Это его дело. Пусть делает, что хочет. Он за это все равно свое получит!

Семенова сцепила кулаки под простыней, и мысленно вспомнила молитву.

Мужчина обнюхал ее волосы, в его глазах была устрашающая пустота.

Потом он коснулся ее губ своими. Они были холодными и сухими, как у мертвеца. Когда он отстранился, Лена увидела на его губах отвратительную, кроваво-красную помаду, которой он только что накрасил ее.

Ее глаза медленно наполнялись слезами, от мнимого бессилия. Он верил, что она не может противостоять.

Сосед коснулся руками ее шеи, ощупывая каждую косточку ухоженными руками, и Лена решила, что он ее задушит, но мужчина лишь погладил маленькую впадину между ключиц, и сорвал с неё простыню. Потом судорожно принялся расстегивать штаны.

Лена устремила взгляд в потолок, не желая видеть продолжения. А нижняя часть все равно ничего не почувствует.

— Ну что ты, великая Семенова, — приговаривал он, — Елена прекрасная, не ожидала, что все так обернется?..

Едва он смолк, за окном послышались голоса. На крыльце застучали шаги.

В дверь ударили кулаком.

— Хозяин! Встречай гостей! — выкрикнул кто-то из-за двери.

Сосед вздрогнул, быстро соскользнул с кровати Семеновой, и на ходу застегивая штаны, бросился к двери.

Лена заревела в голос, и быстро оправив свою сорочку, кряхтя от боли, сползла с кровати.

Люди! Там люди! Они увидят ее, и спасут! Спасут!

Женщина ползла по полу, цепляясь ногтями за грубо сбитые полы, превозмогая адскую боль во всем теле, в сломанных руках, в горле, от попыток кричать. Сначала из ее горла вырвался только хрип, но едва она достигла дверного косяка, голос появился сам по себе.

— Помогите! — выкрикнула она в пустой коридор, прислушиваясь к голосам, — Я Семенова! Помогите!!!

Грохнул выстрел. Лена испуганно остановилась, совершенно растратив силы. Она вспотела, боль отзывалась по всему телу. От напряжения что-то громыхало и пульсировало в голове. Послышались скорые шаги, словно кто-то бежал. Лена обратила взгляд на приближающегося человека. И вздохнула с облегчением. Это был человек в камуфляже. Она сначала увидела его кирзовые ботинки, потом защитные штаны…

— Он мертв? — спросила она.

Мужчина смотрел на актрису, и на кровавый след, который оставляла ее культя, которая кровоточила от удара об пол, и медленно кивнул.

Лена радостно улыбнулась, и обмякла на полу, лишившись сил.

43.

Шел суд. Даша давала показания. Максим сидел в зарешеченной клетке по левую руку от судьи. Он скользнул беглым взглядом по всем присутствующим, и увидел Вику. Она сидела с краю, и молча смотрела на Макса, который словно дикий зверь был заперт.

Их глаза встретились. Они смотрели друг на друга, пытаясь разгадать тайные мысли, но ничего такого не вышло. Вика молча поднялась. На ее безымянном пальце сверкнуло кольцо с бриллиантом, извещая всех о том, что она теперь невеста. Вика ушла, не оглядываясь.

Суд кончился неожиданно. Макс почти не слушал никого вокруг. Понял лишь последние.