Инвестиции в семью

Глава 29

Владлен

- Испугалась?

Меня самого основательно скрутило от страха и никак не отпускает. Чёрт… Я узнал о случившемся, когда врачи уже приехали и взяли ситуацию под контроль, но всё равно успел смертельно испугаться. А каково Миле?

Она белая как мел – наверняка переволновалась куда больше меня. Стоит возле Жоры и дышать боится. Скорее инстинктивно, чем осознанно подхожу со спины и пытаюсь обнять. Хочу защитить, поддержать, разделить волнение, забрать её страх. Но на полдороги торможу себя и опускаю руки ей на плечи.

Замираю. Эмоции от близости желанной женщины и беспокойство за неё наваливаются с такой силой, что рискую не удержаться на ногах.

- Ужасно… Это просто кошмар какой-то. А если бы они опоздали? – шепчет потерянно.

О таком раскладе даже думать больно.

Вдыхаю забытый родной запах. Аккуратно разворачиваю Милу к себе лицом. Как давно я не прикасался к ней… Она поддаётся, как безжизненная кукла. Наверное, её состояние объяснимо, это всё от стресса. Меня сжигает мучительное чувство вины. Кажется, если бы я оказался рядом, когда Жоре стало плохо, ей было бы легче. Если бы я был с ней рядом эти проклятые четыре года… Если бы…

В висках отчаянно пульсирует мысль: я хочу быть с Милой. Ни одну женщину я не желал так неистово, как её. И дело вовсе не в похоти, хотя, конечно, и в ней тоже. Нас с женой всегда связывало нечто большее, чем просто секс. Большее, чем физическая близость. Мы были словно слеплены из одного теста, настоящие половинки одного целого. Когда искренне хочется быть вместе и в горе, и в радости. Когда кажется, что никакая сила не способна разорвать наш союз. Но я облажался…

Внутри кипит горючая смесь. Обхватываю Милу и прижимаю к себе. Клянусь, действую без эротического подтекста. Моя душа рвётся к её душе и просится быть как можно ближе.

Но Мила ладонями упирается мне в грудь, оставляя между нами пусть и минимальную, но дистанцию. И всхлипывает. Так горько, что холод по спине пробегает…

Совершенно не к месту вспоминаю, как она рыдала у меня на груди когда-то очень давно после первого визита моего деда. Сколько неприятных моментов ей пришлось пережить из-за меня! Возможно, никто никогда не обижал её так сильно, как я. Никто не вынуждал её так горько плакать…

Я разрушил и её жизнь, и свою. Ни в чём не разобравшись, рубанул одним махом, всё разломал, раскрошил. Как теперь склеивать?

- Мила, не плачь, всё позади, – глажу и стараюсь прижать как можно крепче. – Всё уже хорошо, всё будет хорошо.

Я готов пообещать ей золотые горы и разбиться в лепёшку, чтобы исполнить обещания. Меня ломает от её близости, как наркомана со стажем. Мне критически мало!

Я полон нежности и болезненной потребности быть с ней рядом… Я нуждаюсь в ней. И ещё больше нуждаюсь в том, чтобы она так же сильно нуждалась во мне. Мечтаю раствориться в ней и растворить её в себе.

Мила продолжает плакать, вздрагивая всем телом. Осторожно касаюсь губами её лба. Зарываюсь носом в волосы, целую в висок. Между нами – её ладони. Ими она будто очерчивает границу, за которую пока мне вход воспрещён.

- Мила… – вдыхаю жадно её запах.

В голове хаотично снуют десятки правильных слов, которые никак не складываются в нужные предложения.

Я хочу быть для неё всем. Я готов быть для неё всем. Я никогда больше не повторю прошлые ошибки. Я готов понести любое наказание – лишь бы знать, что за ним последует помилование. Потому что я не могу больше быть на расстоянии.

Мила перестаёт всхлипывать, успокаивается. Но сразу вслед за этим пытается отстраниться. А я не пускаю!

- Я люблю тебя. Пожалуйста, не гони меня, – упрашиваю отчаянно.

Мне так необходимо её тепло! Без неё я умру от холода…

Она замирает. Приблизиться не даёт, но и не отталкивает. Как будто обдумывает мои слова.

Я не тороплю и не напираю. Хотя от физиологии никуда не деться, и Мила наверняка чувствует, как мой организм на неё реагирует, – это слишком очевидно.

Долго стоим в тишине. Застыли, словно боимся шевельнуться и разрушить что-то важное и безумно хрупкое.

- Мама, я писать хочу, – бормочет сквозь сон Жора, и Мила тут же спохватывается, выскальзывает из моих объятий и бросается к ребёнку.

До сих пор всё моё общение с сыном проходило в период бодрствования, и я никогда даже не задумывался, как он спит, не мочит ли постель, не плачет ли по ночам. То, что я наблюдаю сейчас, – наверняка незначительные повседневные мелочи. Но я о них даже не догадывался. Потому что был за бортом.

Они вдвоём – семья. Они вместе – с рождения и даже гораздо раньше, будто единое целое. Они и есть единое целое. Действуют как единый механизм, дышат в унисон и понимают друг друга с полуслова… Будто связаны сильнее, чем пуповиной.

И мне безумно хочется, чтобы они взяли меня в свой волшебный круг. Я бы с удовольствием вставал ночью и садил сына на горшок, ходил на кухню и приносил ему водичку. Что ещё делают по ночам настоящие папы?

- Можно я сегодня останусь с вами? – спрашиваю Милу осторожно, когда Жорик, забавно положив ладошки под щёчку, засыпает.

- Зачем? – она удивлённо переспрашивает, как будто боится меня.

- Мало ли. Вдруг что-то понадобится, – отвечаю первое, что приходит на ум.

Не удивлюсь, если скажет, что привыкла справляться сама. Это факт, против которого мне нечего возразить. Но я больше не собираюсь отказываться от своих обязанностей!

- Хорошо, я постелю тебе на диване, – неожиданно быстро сдаётся. Видимо, всё ещё очень напугана.

Я бы предпочёл спать на удобной кровати вместе с Милой. Но диван в её номере – это тоже шаг вперёд. Не оттолкнула, когда я обнял, позволила остаться… Значит, даёт мне шанс?

В то же время не могу понять, зачем она встречалась с адвокатом. Я пробил – Филиппов, у которого она, судя по всему, была, специализируется на разводах. Какое это отношение имеет к нам? Что Мила задумала?

Жора вскакивает рано утром бодрый и энергичный, будто ночью ничего не произошло. Моё присутствие в их номере его не удивляет. Видимо, он ещё в том возрасте, когда дети не придают значения взрослым формальностям. Тем легче мне будет влиться в их жизнь.

Весь день мы проводим с малышом и Галиной вместе. Быть отцом оказывается очень интересно. Особенно, если ребёнок – мой родной сын.

Сейчас меня это уже не шокирует, как в первое время после получения результатов теста ДНК. Но по-прежнему будоражит болезненное чувство вины и безвозвратной утраты чего-то очень важного.

По возвращении домой жизнь затягивает меня в очередную воронку, которая сродни мясорубке.

Главным событием становится визит Вайнштейна на химзавод. Напряжение в офисе зашкаливает. Я сам будто подключён к высоковольтной линии передач. Волнение превышает допустимые лимиты. Целый день вожу инвестора по цехам, затем ещё раз показываю презентацию с планами развития, под которые ищу деньги. Предоставляем все необходимые документы.

С Вайнштейном – целый отряд специалистов. Каждый – профессионал в определённой области. Ранее они провели предварительный анализ перспективности вложений. И надеюсь, что их нынешний визит свидетельствует о положительной оценке и заинтересованности старика.

Служба безопасности установила, что в столице он встречался с двумя моими конкурентами. Но никаких намёков на результаты этих встреч получить не удалось. Вайнштейн всё держит в строжайшей тайне. Плетёт интриги? Впрочем, даже мне гости не озвучивают никаких выводов о визите. Сообщают лишь, что уведомят о принятом решении позже.

Мила рассказывает, что их совместная работа с Робертом оказалась весьма плодотворной, и он получил огромное количество материалов для книги и очень ей благодарен. Добавит ли это плюсик мне в карму? Хотелось бы надеяться.

После возвращения из столицы нам с женой так и не удалось поговорить. У неё почти каждый день – лекции и какая-то дикая беготня с бумагами, связанная с защитой. Да и я в преддверии визита потенциального инвестора все дни до поздней ночи пропадал на заводе.

Когда за гостями закрываются ворота проходной, выдыхаю и чувствую себя выжатым и опустошённым. Я сделал всё, что мог… Удалось ли мне произвести нужное впечатление?

Всего несколько месяцев назад вопрос инвестиций был для меня важнее всего на свете, буквально вопросом жизни и смерти. Теперь чувствую, что у меня появились задачи гораздо более значимые и важные. Если Вайнштейн откажет, я переживу и буду двигаться дальше в существующих реалиях. А смогу ли я жить без Милы? Боюсь, что уже нет… Жаль, что эта простая истина дошла до меня так поздно.

Смогу ли уговорить её остаться?

Мы по-прежнему висим в неопределённом состоянии и двигаемся навстречу друг другу черепашьими шажочками.

Я бронирую столик в ресторане. В том самом, где мы очень любили ужинать, когда были счастливы вместе. За прошедшие годы в нём существенно обновили интерьер. Но потрясающий вид на горящий огнями город остался неизменным.

- Я хотел поговорить, – начинаю сразу, как только делаем заказ. – Давно хотел, но как-то не получалось.

Мила напрягается. Я заметил, что все серьёзные разговоры она воспринимает чуть ли не болезненно, в штыки. Боится. Болтовня ни о чём, о её работе и моём концерне нам даётся куда свободнее.

- Давай завтра подадим заявление на признание меня отцом Жоры. Я был в ЗАГСе, но сказали, что для этого ты тоже нужна.

Она поднимает брови. Знаю, наверняка задаётся вопросом, как это мне не удалось порешать самому?

- Ты же сначала собирался оформить развод? Или хочешь провернуть сразу два в одном, чтоб лишний раз не бегать?

- Не будет развода, – сообщаю категорично. – Я не собираюсь с тобой разводиться.

Я помню о Филиппове. Если Мила подаст иск, я не смогу ей помешать. Это её право. Суд расторгнет наш брак даже при наличии общего сына.

- В смысле? А как же наш договор? Ты сказал, что разрываешь его, и деньги перевёл…

- Всё правильно. Договор разорвал, деньги перевёл, как обещал. Никакого обмана, Мила. Но… Я не могу тебя отпустить. Я однажды совершил ошибку, но больше её не повторю.

Стараюсь поймать её глаза. Но она их отводит. Тянусь через столик, чтобы взять её за руку, но она прячет её под стол. Разговор – на грани срыва, жена не хочет идти на контакт.

- Мила, прошу, останься со мной, – говорю практически шёпотом. – Давай попробуем начать сначала? – фраза звучит картонно и слишком банально, но не умею я говорить красиво. – Дай мне, пожалуйста, шанс.

Готов ли я принять отказ? Однозначно, нет. Но я абсолютно безоружен. Все козыри – у неё в руках.