Инвестиции в семью

Глава 33

Машина “скорой помощи” встречает нас у трапа самолёта. Влада сразу везут в известную глазную клинику. Персонал ждёт, готовый начать действовать незамедлительно. Палата приготовлена, она куда больше напоминает гостиничный люкс, чем место, где люди борются за жизнь. Лишь функциональная кровать и куча аппаратуры возле неё напоминают, что мы в больнице.

Тут и для меня есть место – у противоположной от кровати стены стоит удобный диван, а смежное помещение оказывается полноценной комнатой для сопровождающего. Такие вип-аппартаменты предназначены для лечения самых высокопоставленных персон.

Несмотря на мои возражения, Розовский-старший бронирует мне номер в гостинице – на случай, если я захочу отдохнуть от больничной возни и отвлечься от переживаний. Но я пока не представляю, как смогу оставить Влада одного. Какая гостиница, если я не решаюсь даже в смежную комнату отойти и устраиваюсь на диване? Как бы персонал ни опекал мужа, медики не могут находиться возле него постоянно.

А я панически боюсь, что ему может что-то понадобиться или что-то случится, но никого не окажется рядом. Вдруг он не сможет позвать на помощь? Страх потерять Влада всё ещё силён, несмотря на заверения врачей, что его жизни ничего не угрожает.

Сразу после нашего приезда собирают консилиум. Мужу предстоит не только операция на глазах, но и пересадка кожи на обожжённой руке. Врачи делают назначения и расписывают лечение буквально по минутам.

Отношение к Владу тут как к президенту – не меньше. Случайно узнала, что его отец сделал огромное пожертвование больнице на закупку новейшего оборудования в недавно отстроенный корпус. Розовские умеют быть щедрыми в таких ситуациях.

У меня напрочь пропадает сон. Беспокоюсь, удастся ли врачам сохранить Владу зрение, не потеряет ли подвижность от ожогов его правая кисть, которая обгорела сильнее других частей. Разные тревожные мысли постоянно лезут в голову. Стоит задремать – тут же вскакиваю с ощущением, что происходит что-то ужасное.

Пока длится операция, от волнения чуть не лишаюсь рассудка. Медсестричке приходится вколоть мне успокоительное, без лекарства справиться со стрессом у меня не выходит.

Это ведь глаза. Одно неверное движение – и может случиться непоправимое… Всё в руках врачей. Но они – всего лишь люди, не боги. Сейчас я особенно сильно ненавижу выражение “человеческий фактор”.

Как мог случиться этот пожар? Я не дура и хорошо понимаю, что на таких заводах требования к противопожарной безопасности должны быть серьёзные. А Влад, как и его дед, – не тот человек, который пустит столь ответственный вопрос на самотёк.

Розовский-старший нанял специалистов для частного расследования, он не доверяет полиции и опасается, что Влада могут подставить. Свекор подозревает, что всё произошло неслучайно, но пока им не удаётся найти доказательства. Меня не посвящают в подробности, и это только добавляет беспокойства в моё и без того нестабильное нервное состояние.

Я много думаю. О нашем прошлом, о браке, разводе, моих обидах, нашем воссоединении, возможном совместном будущем… Вспоминаю хорошее, снова и снова анализирую плохое. Пытаюсь дать оценку каждому слову и каждому жесту, отыскать рецепт, как никогда больше не попасться в подобную ситуацию.

Как глупо всё получилось. Как горько…

Влад очень переживает, какими будут последствия и что его ждёт впереди. Его беспокойство проявляется злостью. Она направлена в первую очередь на меня, с медперсоналом он ведёт себя мило и почти покладисто.

После операции мужа отключают от прибора, который помогал ему дышать. И он наконец получает возможность говорить. Вернее, пока у него получается не разговор, а только сердитое шипение.

- Мила, зачем ты здесь? – огорошивает вопросом.

- Я твоя жена… Где мне быть, когда муж попал в беду?

Когда встал вопрос о перевозке Влада в столицу, я сразу заявила, что поеду с ним. Думала, что Людмила Аркадьевна вызовется составить мне компанию. Не то, чтобы я этого сильно хотела, просто казалось очевидным проявить таким образом заботу о сыне, попавшем в беду, и поддержать его. Но оказалось, что она не может оставить внучек, и я полетела с ним одна.

- Ты должна быть дома с ребёнком, тебе есть о ком заботиться! Не надо со мной нянчиться! – злобно шипит, будто я делаю что-то плохое. – Тут полно персонала, и они отлично справляются со своей работой.

Обидно… От его слов в глазах моментально собираются слёзы. В последние дни я вообще слишком много плачу, что мне не свойственно. Успокаиваю себя тем, что Влад не видит меня зарёванной и опухшей. Муж прав – от меня здесь не так много проку, но разве я могу оставить его одного? Вспоминаю, как лежала со схватками в предродовой, как мне хотелось, чтобы со мной рядом был кто-то из близких, я так нуждалась хотя бы в ободряющем тёплом слове… На больничной койке любой человек бесконечно беззащитен и уязвим.

- Зачем ты такое говоришь? – обиженно отбиваюсь.

- Как “так”? Мне не нужна твоя жалость! Мне вообще ничья жалость не нужна! Почему мама моя понимает эту простую истину, а ты – нет?

Я не нахожу что ответить. Жалею ли я его? Конечно, да. Как можно не жалеть, когда молодой, энергичный и красивый мужчина попадает в такую передрягу? Да я бы любого пожалела! А когда беда случается с близким человеком – тем более. Ведь Влад мне очень близкий, самый близкий...

Он – отец моего сына, мой первый мужчина, моя первая настоящая любовь. Недаром говорят, что первая любовь живёт вечно…

- То ты меня постоянно отталкивала, говорила, что не уверена, стоит ли нам начинать сначала. А теперь что? Что изменилось? – шипит мне. – Кроме того, что я превратился в беспомощного инвалида…

Сжимаюсь в комок… Он прав – я слишком долго тянула с принятием решения. Но теперь я точно знаю, что хочу быть с ним и ни за что не уеду. Пусть говорит мне любые гадости!

- Это не жалость, а совсем другое чувство и другие эмоции. Я поняла, что готова дать нашим отношениям шанс…

- Поздно! – Влад зло перебивает меня. – У моего предложения срок годности истёк. И шансы закончились.

33.2

Я реву, некрасиво всхлипывая. Не знаю, как реагировать на слова мужа. Влад и вправду передумал? Или это защитная реакция на обстоятельства, в которых он оказался? Хочу верить, что он просто временно срывает на мне свои страх и неуверенность.

Крепче сжимаю его левую ладонь.

- Поговорим об этом, когда тебя выпишут из больницы и мы вернёмся домой, – пытаюсь прекратить жестокий и бессмысленный разговор. Сейчас ещё нет никакой ясности. Какой смысл гадать на кофейной гуще и травить себе душу?

Даже если он будет продолжать в таком же духе, я всё равно не уеду, не оставлю его одного. А потом, когда он выздоровеет, буду действовать по обстоятельствам. Нельзя принимать важные решения под влиянием эмоций. Мы через это уже проходили, и ничего хорошего из такого подхода не получилось.

Влад молчит. Я знаю, что он боится. Любой, даже самый сильный человек испугался бы вдруг оказаться в кромешной темноте.

- Мила… А если окажется, что операция не помогла? – его рука сжимает мою, голос полон отчаяния.

- Значит, я стану твоими глазами… Как ты всегда говоришь? Не дрейфь, прорвёмся.

- Я не хочу, чтобы ты гробила свою жизнь рядом с инвалидом! Ты представляешь, как я при этом буду себя чувствовать? Я не приму от тебя такую жертву!

Мне стоит большого труда взять себя в руки и строгим голосом заявить:

- Стоп! Влад, прекрати каркать! Профессор сказал, что операция прошла успешно. Давай подождём, когда снимут повязку… – последняя фраза звучит жалобно.

Мне так больно за него… Я не меньше его беспокоюсь, чем всё это закончится… Ещё и реву постоянно, и Влад наверняка это замечает. Недаром говорят, что у слепых обострены другие чувства.

- Мила, я прошу тебя… Уйди сейчас. Если ты со мной из жалости, то уйди. Я пойму, мне так будет легче. Лучше сейчас, чем потом…

- Нет, – наклоняюсь к нему и шепчу на ухо. – Даже не думай, тебе не удастся от меня избавиться.

- А если меня посадят? – спрашивает неуверенно, этого он тоже панически боится. – Если погибли люди, то могут дать много лет…

- Думаю, твой отец сделает всё, чтобы этого не допустить. Но если не получится… Значит, буду носить тебе передачи.

Неизвестно, как далеко заведёт этот разговор, но когда воздух уже искрит нашим общим отчаянием, открывается дверь, и в палату бодрым шагом входит Вайнштейн. Я так удивлена, что не сразу нахожу слова, чтобы поздороваться.

- Господин Розовский, как вы тут? Как самочувствие и настроение? – спрашивает Роберт вместо приветствия. – Что врачи говорят? Когда планируете вернуться в строй?

Влад приподнимается, я торопливо регулирую кровать и поправляю подушки, помогая мужу сесть.

- Неизвестно пока, – бурчит недовольно.

Этот пожар уничтожил и разрушил слишком много, в том числе и надежду на привлечение инвестиций и реорганизацию завода. Нечего больше реорганизовывать…

Визит Вайнштейна крайне некстати, поскольку подливает масло в огонь и напоминает о несбывшихся надеждах. И без него настроение на отрицательной отметке.

- Как вы договор подписывать будете? – Роберт разглядывает аппаратуру, к которой подключён Влад, как будто разбирается в показателях.

- Какой договор? – хрипит муж.

- Как это какой? Который мы с вами обсуждали. С меня деньги сейчас, с вас – реформа химзавода и прибыль в будущем, надеюсь не очень далёком, – говорит как ни в чём не бывало.

Он серьёзно? Или это такая неудачная шутка?

Я отодвигаюсь в сторону, чтобы Роберту было удобнее общаться с Владом, но всё также крепко держу мужа за руку. Чувствует ли он мою поддержку? Нужна ли она ему? Мне это неважно. Изо всех сил транслирую ему мысль: я буду рядом, что бы ни случилось.

- Роберт, вы наверняка знаете, что один из цехов недавно сгорел и завод остановил производство, – голос мужа дрожит, ему больно говорить о случившемся.

- Конечно, знаю. И группа моих экспертов и криминалистов уже приступила к расследованию. Ваш отец любезно позволил им работать вместе с его людьми.

- Но…

- Сейчас вам деньги понадобятся ещё больше. Как только будут собраны доказательства намеренного поджога, найден виновный и получено разрешение на возобновление работы, можно будет приступать к восстановлению и реализации ваших планов. Иногда нет смысла латать старые дыры, а гораздо целесообразнее снести всё под корень и построить с нуля заново.

Старик говорит быстро, чётко выговаривая каждое слово. Он абсолютно уверен в своей правоте.

- Вы думаете, что был именно поджог? – хотя половина лица Влада закрыта повязкой и я её не вижу, готова поспорить, что его глаза загораются азартом.

- Подождём результатов, но этот вариант не исключён.

Он говорит обтекаемо. А я знаю, что такие люди слов на ветер не бросают. Ещё и команду экспертов нанял, чтобы помочь Розовским. Ему точно что-то известно…

- Так что с договором? Мои юристы внесли несколько правок в ваш вариант. Я оставлю Эмилии, пусть она вам на досуге почитает. А я буду ждать вашего решения.