Яд в моём сердце

Почувствовав внезапный прилив нежности, Эла протянулась через стол и сжала ладонь Лины.

— В тот день мы долго и упоённо целовались, пока один из дотошных пенсионеров, гуляющих по парку, не сделал нам замечание. А я настолько опьянела от поцелуев, что перестала замечать всё вокруг.

— Молодые люди, тут общественное место, а не дом терпимости, умерьте свой пыл! — проскрипел над ухом старик.

— Я сгорала от стыда и смущения, чуть на месте не провалилась, а Вадиму хоть бы хны, он засмеялся, обнял меня крепче и увёл подальше от людских глаз.

— А по-моему, всё было очень романтично… — мечтательно улыбнулась Лина.

— Да… сплошная романтика. — Эла озадаченно вздохнула. — Только после той прогулки Вадим исчез. Больше недели не появлялся. Первые дни я не придавала этому значения, ну мало ли, дела какие, а потом такая обида взяла, ну позвонить-то можно было?!

— А он не звонил? — нахмурилась Лина.

— Не звонил, а я ждала. Ругала себя и… ждала. Так и торчала у окна, на улицах, как ненормальная оглядывалась по сторонам, а к концу недели затосковала. Грановский заметил моё подавленное настроение и смаковал каждую ошибку. Он-то подозревал, в чём причина моего расстройства, и капал на мозги, а в выражении лица читалось злорадство и какое-то желчное, эгоистичное удовлетворение: «Говорил же тебе, не связывайся! Вот теперь и получай!» Он не оставлял попыток завязать со мной дружбу и злился, когда я отказывала ему в свидании. Так пролетело девять дней, а в выходные прискакала Тоня Беренцвайг.

— Элочка, в ЦУМе кроссы выкинули, — с порога затараторила подружка. — «Адидасы», представляешь, классные такие, замшевые, почти что бархатные… красота! Там народу-у! Едем немедленно. Если поторопимся — и нам достанется.

— И мы поехали. Не то чтобы мне нужны были эти кроссовки, честно сказать, я согласилась, чтобы отвлечься, а ещё — очень надеялась увидеть его. Вот и увидела!

***

Июнь. Москва, 1993 г.

В обувной отдел очередь выстроилась до самой лестницы. Тоня трещала без умолку, сплетничала про подруг и делилась секретами. Эла слушала вполуха — от бессонной ночи и духоты веки закрывались сами собой. Мысли вяло ворочались. Измотанная ожиданием, она вспоминала последнюю встречу с Вадимом и ощущала себя самым несчастным существом на земле.

Вдруг в толпе промелькнуло девчоночье лицо, так похожее на лицо Виолы. Эла вздрогнула и ожила, поднялась на носки и внимательно огляделась, однако девчонку как ветром сдуло. «Померещилось?» — подумала Эла, сникнув, но тут на глаза попался смутно знакомый тип — коротко стриженный невысокий брюнет. Он стоял в стороне возле колонны и был как-то странно не по погоде одет — в серый широкий пиджак, будто с чужого плеча, и такие же серые мешковатые штаны. А взгляд его бегал и казался каким-то липким. Эла силилась вспомнить, где и когда могла встречать этого парня, но в голове мелькали бессвязные обрывки сцен. Только спустя минуту пришло озарение. Ухмыляющийся чернявый в трамвае, громкий свист из толпы прохожих, случайные столкновения с ним во время прогулок в парке. Да это же… приятель её Вадима!

Видно, Эла слишком выразительно разглядывала парня, потому что тот резко обернулся и подмигнул. Поначалу Эла растерялась, но быстро взяла себя в руки и стала пробираться к чернявому.

— Где он? Где Вадим? — выпалила без предисловий, как только поравнялась с ним.

— Обозналась, красотка, — отбрил её парень, лениво растягивая слова, а глаза его так и шарили по толпе.

— Мне правда очень-очень нужен Вадим! — не отставала она, наплевав на явное нежелание чернявого общаться. — Где он, скажи?

— Ты Эла? — Он ухватил её за руку чуть повыше локтя и притянул к себе. — Так бы сразу и сказала.

— Что ты делаешь? — дёрнулась она. — Отпусти, немедленно отпусти меня!

— Не будь дурой! — процедил он ей на ухо, даже не думая ослабить хватку. — Увидишь своего Вадима позже. А сейчас тихо, он работает.

— Работает? Что значит — работает? — пролепетала Эла дрожащим голосом — от внезапных догадок в животе будто заледенело.

Чернявый ухмыльнулся, слегка оттолкнул её в сторону и нырнул в толпу. Эла наблюдала, как спина этого странного типа мелькает в людском потоке. Вдруг в самой гуще очереди она заприметила его. Вадим стоял позади двух толстых тёток и отрешённо смотрел куда-то поверх голов. От счастья у Элы вспорхнуло сердечко, и она едва сдержалась, чтобы не окликнуть его, но в следующий момент удивлённо замерла.

Добравшись до Вадима, чернявый будто ненароком толкнул одну из тёток, пробороздил толпу и скрылся из виду. Та повалилась плашмя на Вадима, и он, подхватив её грузное тело, с трудом удержал равновесие. Народ разбушевался, и вслед хулигану посыпались брань и угрозы. Тётку подняли на ноги, Вадим огляделся по сторонам и стал выбираться из очереди.

***

Поймав его у лестницы, Эла смотрела на парня со смешанным чувством обиды и трепетной радости. На долю секунды ей показалось, будто в его глазах промелькнули сомнение и испуг, но тут же лицо его просветлело, а губы дрогнули в виноватой улыбке. Он потянулся к ней и обнял, крепко прижав к груди.

— Эй, ты что тут делаешь? — Дыхание Вадима защекотало ухо, лёгкий поцелуй коснулся её виска. Она растворилась в тёплом омуте нежности, ощущая, как сильно его сердце бьётся о рёбра, но вскоре очнулась от наваждения и быстро отстранилась.

— За кроссами в очереди стою. Тебя вот увидела, — упрекнула его она.

— Нам нужно уходить отсюда. — Он бросил взгляд в толпу и потянул её к лестнице. — Идём.

— Но я не могу, у меня тут подруга, — заупрямилась Эла. — Вадим, а… где ты был, почему не появлялся?

— Эл, вот честно, я не мог. Меня не было в городе. Правда, только вчера приехал. — Он озорно улыбнулся, склонился к её лицу и прильнул к губам. И Эла обмякла в его руках, забыв про все недавние обиды, о том, что пропадал и даже не звонил. Они самозабвенно целовались — от сладких ощущений у Элы кружилась голова, а звуки постепенно таяли в воздухе…

Вдруг, словно сквозь сон, до Элы стали доноситься возмущённые голоса. Но громче всех, перекрикивая общий шум, визжала тётка:

— Меня обокрали, сумку увели, сволочи! Милиция… позовите милицию!..

Мышцы Вадима напряглись, руки сомкнулись на талии Элы, горячее дыхание обожгло висок:

— Тихо, не двигайся, стоим!

Эла затихла в кольце его рук, наблюдая, как тучная тётка, тряся телесами, несётся к ним.

— Вот он… чую, это он, тёрся возле меня, а ещё приличный с виду. Хватайте его! И девку тоже хватайте! — брызжа слюной, металась тётка.

Их обступили со всех сторон. Элу удерживали за руки, Вадима скрутили два здоровенных мужика, третий обыскивал карманы, обшаривал штанины брюк.

— Эй-эй, полегче! Люди, вы чего, фильмов про криминал насмотрелись? — насмехался Вадим. — Я девушку свою увидел, вот и вышел к ней.

Эла переводила беспомощный взгляд с орущей тётки на Вадима, а сердце трепетало от страха, билось в ямке между ключиц.

— Ищите, ищите, может, найдёте чего. Устроили тут самосуд, — посмеивался Вадим и будто намеренно поддавался.

Эла хватала ртом воздух, горькие всхлипы рвались из груди.

— Ах ты, дрянь такая, строит из себя невинную овцу, как бы не при делах. Знаем мы таких, работают шайками, внимание честных граждан отвлекают. Тьфу, воровка, — распалялась тётка.

Элу противно ощупали, сумочку тоже подвергли «экзекуции», выпотрошив всё её содержимое.

— Да пораскиньте вы мозгами, куда мы могли запихнуть этот ваш рЭДИКЮль?! — явно смакуя это слово, ёрничал Вадим.

К счастью, самоуправство быстро закончилось. Карманы Вадима оказались пусты, и сам он оставался невозмутим. Люди стали расходиться, но тётка так и стояла рядом, недоверчиво глядя исподлобья, и шумно дышала.

— Ну, извини, парень, и вы, девушка, тоже извините. Ошибочка вышла. — Мужчина зыркнул на зачинщицу беспорядка. — А вам, женщина, внимательней нужно быть, меньше болтать и держаться за свой кошелёк. Оклеветать кого угодно можно, — отчитывал он тётку.

Больше не в силах выносить позора, Эла метнулась к лестнице, спустилась на первый этаж и бросилась к выходу. Вадим нагнал её у самых дверей.

— Эл, погоди… я сказать хотел…

Она возмущённо смотрела ему в лицо.

— Значит, вот как ты работаешь, и, по всей видимости, успешно работаешь! Мои ключи тому доказательство. Ты… просто моральный урод, вор! — Губы её дрожали, дыхание сбивалось, но голос был твёрд.

— Тихо-тихо, Эл, не шуми. Эта тётка неадекватная, ты же видела, я не брал ничего. — Вадим попытался обнять её, но Эла отшатнулась.

— А когда мы гуляли, ты тоже промышлял?! Не отпирайся, я же не дура и всё понимаю, — прошептала она с таким надрывом, что Вадим изменился в лице и отвёл взгляд.

— Ну, было пару раз, — с горькой усмешкой сказал он. — Но это так… привычка.

— Привычка? Да как ты можешь?! — Эла покачала головой, припомнив походы в кафе и прочие развлечения. Какой же беспечной она была, ни разу не поинтересовавшись, откуда у парня деньги!

С тихим стоном Эла развернулась к Вадиму спиной и зашагала по улице.

— Да стой ты. Я не специально, — не отставал от неё он. — Люди порой сами виноваты, ротозейничают. Бывает… грех не взять то, что само в руки идёт. Я даже не напрягался.

— Вот ты как рассуждаешь? Где же твоя совесть?!

Вадим подозрительно долго молчал. За это время Эла передумала многое. Она пыталась понять его и оправдать, но больше всего Элу поражала собственная слабость — она боялась разрыва… знала, что вопреки всему будет страдать и ждать случайных встреч. Одна только мысль, что больше никогда не увидит его, приводила в смятение.

— Совесть?! — неожиданно резко отозвался Вадим, отчего по спине у Элы пробежал холодок. — Когда тебя обманом, с малолетства подсаживают на лёгкие деньги, тебе уже не до совести. Экстрим, романтика, азарт… и злость! Иногда мне кажется, что это навсегда, и мне уже не выбраться из этого днища, — последние слова он произнёс приглушённым голосом, потом сокрушённо вздохнул и провёл по лицу ладонями.

Сердце Элы болезненно сжалось, она задохнулась от внезапно нахлынувших чувств: пронзительной нежности и всепоглощающей жалости. И вместе с тем в душе взыграло какое-то странное садистское желание.

— Как ты это делаешь? Я хочу это видеть! — прошептала она, не узнавая свой голос.

— Что?

— Я хочу ЭТО видеть! — с жаром повторила она.

Вадим удивлённо замер.

— А ты не забоишься?

— Нет, я сказала — нет!

Взявшись за руки, они отправились на оживлённый проспект, где Вадим, оставив Элу в сторонке, с лёгкостью иллюзиониста обчистил мужика-толстосума, сорящего деньгами возле ларька с сувенирами, и женщину, засмотревшуюся на витрины магазина. Однако, справедливости ради, вынув кошелёк из её кармана, он подбросил его под ноги ничего не подозревающей дамы.

— Извините, это не вы обронили? — с вежливой улыбкой поинтересовался Вадим.

— Ой, как же так, как же, — засуетилась та, поднимая кошелёк с тротуара и пересчитывая деньги. — Какой хороший юноша, настоящий комсомолец, побольше бы таких…

Эла потрясённо взирала на Вадима. Ей казалось, что она присутствует на спектакле одного актёра. Но тут под громкие овации зрителей на сцену вышел чернявый, хлопнул Вадима по плечу и, нагло ухмыльнувшись, уставился на Элу. Она неуклюже попятилась, споткнулась и понеслась по улице, не разбирая дороги, — жгучие слёзы застилали глаза, а душа разрывалась на части.