Правда, которую мы сжигаем

Я хочу, чтобы ее сломали и тщательно трахнули. Настолько слаба, что мне приходится уносить ее с этой дурацкой вечеринки, где ее никто не понимает.

В окружении всех этих людей, которые посадили ее в клетку, потому что боялись того, что она может сделать, если они дадут ей полную свободу действий.

— Давай еще, — рычу я, хватая ее ноги за лодыжки и раздвигая их так, что они падают на стол, оставляя ее открытой для себя.

Я погружаю средний и безымянный пальцы в ее киску, продолжая долбить свою длину в другую ее дырочку.

— Слишком много, — выдавливает она. — Черт, это слишком.

Двигая пальцами внутрь и наружу, ускоряя темп, я обязательно провожу ими в заветной точке ее влагалища.

— Я сказал, кончай, — приказываю я, чувствуя, как мои органы прорезают меня, когда она начинает беззвучно кричать, и удовольствие полностью захлестывает ее.

Ее спина выгибается над столом, пытаясь отстраниться от меня, но я продолжаю закачивать свое семя в ее глубины, все еще шевеля пальцами.

Прозрачная жидкость выплескивается на нижнюю часть моего живота, ее влагалище омывает меня, когда ее второй оргазм разрушает ее. Я резко стону, когда она напрягается.

Комната наполняется прерывистым дыханием, пока мы оба остаемся в этом состоянии блаженства, ее тело переживает афтершок ее оргазма.

Я держу себя внутри нее, наклоняясь, оставляя нежные поцелуи на истерзанной коже ее шеи. Эмоции смешиваются с приливом вожделения, когда мой язык кружится вокруг следов, которые я оставил, пробуя соленый пот на ее коже.

Вместо того, чтобы спросить, как в прошлый раз, я делаю заявление, которое не подлежит обсуждению.

— Я держу тебя, — говорю я сухим голосом, отчаянно нуждаясь в увлажнении.

Ее пальцы погружаются в мои волосы, слегка дергая концы, и я чувствую, как ее губы изгибаются в улыбке.

— Я всегда была у тебя, Рук. Всегда.

Еще один день.

У нас был план, и наконец пришло время его выполнить.

Этого ждали долго, и окончательность этого события висит в воздухе, как гниющее мясо. Это преследует меня повсюду, докучает мне.

Я хотела сделать это сегодня, но нам пришлось ждать Алистера, который проводил день с Браяр у своего дяди на его день рождения. Нужно было убедиться, что существует баланс между местью и любовью.

За то время, что я была рядом с ними, я поняла, что Алистеру нужно быть рядом, когда что-то идет не так. Не только потому, что у него были проблемы с контролем или ему нужно было взять на себя ответственность, но и потому, что, если дела пойдут плохо, он хотел быть тем, кто понесет поражение. Чтобы быть тем, кто бы вывел их из беды и от любого вреда. Вот кто он для них.

Старший защитник.

Защитник.

Их постоянная тень.

И я уважаю его за это, даже если он до сих пор не проникся ко мне симпатией. Собственно, никто из них толком не разогрелся, особенно Тэтчер. Он ясно дал понять, что не является моим поклонником.

Но это нормально, потому что Рук является.

Рук горит во мне, и я намерена быть кислородом, чтобы продолжать разжигать это пламя.

Прошло несколько дней после Весеннего Обеда, и я не думаю, что он хоть раз провел время вне моего тела. И меня это более чем устраивало.

Даже среди всей суматохи и хаоса, которые творились вокруг нас, мы нашли свою маленькую гавань между трещинами, живя и дыша в моменты, когда были только мы.

Раньше я не осознавала, как многого мне не хватало из-за того, что мы не могли вместе появляться на публике. Теперь я могу открыто пялиться на него, когда он входит в комнату, или сидеть рядом с ним в классе, если захочу.

Мы вместе.

И я никогда не чувствовала себя более живой, даже в то время, когда я переживала столько горя. Я знаю, что он у меня есть, и мне больше не нужно сталкиваться с тьмой в одиночку, потому что он — свет, который никогда не гаснет. И все это мое.

Меня поражает, как мы все еще живем такой нормальной жизнью, в то время как такие зловещие планы находятся в процессе разработки. Что, несмотря на то зло, которое происходит, мы можем сделать из этого что-то прекрасное.

— Это займет всего минуту, обещаю. Мне просто нужно переодеться, — говорю я Лире, которая идет позади меня по тротуару к дому Сайласа.

Рук все еще хочет, чтобы я осталась там, пока Фрэнк не умрет.

— Что не так с одеждой, которая сейчас на тебе? Мы просто идем в «Тилли».

— Я ношу эту юбку весь день и отчаянно нуждаюсь в леггинсах. Это займет две секунды.

То, что я нашла в шкафу Лиры, было чем-то, что я унесу с собой в могилу. Это была ее тайна, которую она должна была хранить, ее правда, которую нужно было сжечь. Я знал, что рано или поздно это выйдет наружу, но пока это время не придет, я буду держать ее одержимость при себе, как и обещала.

Последние несколько дней все шло так гладко, что я должна была ожидать, что что-то пойдет не так.

Я должна была предвидеть это.

Но не было ничего, что могло бы подготовить меня к тому, что нас ждало, или к тому, как резко это изменит ход всего.

Когда дверь открывается, происходят три вещи.

Один.

Мать Сайласа, Зоя, сидит на диване, а Калеб и Леви стоят по бокам от нее, утешая ее, а крупные слезы текут по ее лицу.

Два.

Скотт Хоторн, утонченный, кроткий отец, прохаживается по полу. Кто бы ни был на другом конце телефонного звонка, он выдерживает бурю, в которой я не хочу участвовать.

Три.

Кровь на полу, ведущем к двери. Недостаточно, чтобы оправдать чью-то смерть, но достаточно, чтобы заставить вас волноваться.

— Сэйдж! — Зои задыхается, вставая. — Ты слышала что-нибудь от Сайя?

— Нет, что происходит? Он в порядке? — спрашиваю я, беря верх над беспокойством.

О, нет.

Нет, нет, нет.

Только сейчас я заметила, что у Скотта на руке белая повязка, из которой просачивается кровь.

— Что случилось? — говорю я, почти боясь услышать ответ.

— Сайлас находится в середине психотического эпизода, одного из первых с тех пор, как он был маленьким мальчиком. Он поддался своему психозу и начал верить, что это его реальность.

— Но его лекарство, я думала, оно помогает…

— Помогало, — всхлипывает Зои. — Но он перестал их принимать. Мы понятия не имели до сегодняшнего дня, когда его отец заявил ему об ухудшении симптомов, и он признался, что заменил таблетки на витаминную добавку. Мы никак не могли знать.

Я поворачиваюсь к Лире. Мое первое побуждение — позвонить Руку — он ведь знает, что делать, верно?

Чувство вины плавает в моем животе.

Это частично моя вина. Я дала ему слишком много времени, чтобы рассказать Руку о том, что произошло между нами. Но последние несколько дней он был в порядке. Он казался в порядке, и теперь мы здесь.

Все, что для этого потребовалось, — это щелчок пальца.

— Я пытался помешать ему уйти, но он был слишком глубоко в своей голове. Я боролся с ним, пытаясь удержать его в доме достаточно долго, чтобы вызвать скорую помощь, но он… — Скотт поднимает израненную руку, говоря это не словами, а действиями. — Он просто продолжал говорить о том, как голоса говорили ему, что ему нужно сделать, чтобы он мог… — он задыхается от слов, печаль беспокойного отца овладевает им. — Чтобы он мог вернуть Роуз.

Есть так много вещей, которые могут означать, и в то же время мы не можем иметь ни малейшего представления, потому что то, что сейчас происходит внутри Сайласа, находится между Сайласом и его демонами, чего никто из нас не может понять.

Шизофрения — непредсказуемое психическое заболевание, которое не щадит своих жертв, и Сай — не исключение.

Мои руки трясутся, когда я вытаскиваю телефон из кармана.

— Мы не знаем, где он, куда направляется, на что способен наедине с собой, — Скотт раздраженно проводит рукой по лицу.

— Мой малыш, — плачет Зои, продолжая течь слезами, когда она идет к мужу за утешением, которое может исходить только от того, что Сайлас находится дома в безопасности. — Скотт, наш малыш.

Он притягивает ее к своей груди, крепко прижимая к своему телу, как будто его руки могут защитить ее от боли снаружи.

— Я позвоню Руку, — нервно говорю я. — Может быть, он лучше поймет, где находится.

Я нажимаю на его имя на своем телефоне, все еще под названием Люцифер.

— Мы уже звонили ему. Он был первым, с кем мы связались, — говорит Скотт, когда я слышу, как прекращается гудок.

Я слышу дыхание Рука на другом конце провода.

Я чувствую его панику. Его беспокойство. Его боль.

— Мы собираемся вернуть его, — говорю я им, не зная, что еще я могу сказать, чтобы сделать это лучше.

— Не говори им того, в чем ты не уверена, ЛТ, — говорит Рук мне на ухо, заставляя мою грудь пульсировать.

Мы с Лирой выходим из дома и направляемся к машине.

— Рук, я должна тебе кое-что сказать, — бормочу я, — Я должна был сказать что-то раньше, я знаю, и это моя вина. Я знаю, что это моя вина…

Я боюсь сказать, что мне нужно.

Потому что я знаю, что, когда я это сделаю, он возненавидит меня.

И я не могу сделать это снова. Он не может меня ненавидеть.

Я только что вернула его.

Одной из последних вещей, о которых Роуз говорила со мной, был ее страх перед Сайласом, который ее ненавидит, и я подумал, какое это безумие. Что она боится такой глупости.

Но теперь я понимаю.

— Мне очень жаль, но Сайлас…

— Он сказал мне.

Облегчение и замешательство охватывают меня.

— Обо всем? — я хриплю.

— Все. Он даже включил часть о том, что ты поставила ему ультиматум, — он выдыхает. — Это не твоя вина.

Я проскальзываю на пассажирское сиденье машины Лиры, желая только оказаться перед ним, чтобы он мог видеть, как я говорю это.

— И это не твоя вина, Рук. Ты думал, что он принимает лекарство. Ни ты, ни кто-либо другой не могли знать, что он их подменил.

Я знаю, где он мысленно. Я знаю, что он только и делает, что винит себя за то, чего не мог предвидеть. Он наказывает себя, желая навредить себе за то, что не заметил признаков или не распознал этого раньше.

— Это не твоя вина, — бормочу я в динамик, надеясь, что он сам это поймет.

— Он мой лучший друг, Сэйдж. Я понимал, что что-то не так, но просто не хотел этого принимать. И сейчас…

На заднем плане слышен громкий удар кулаком по чему-то твердому, после чего голос Тэтчер бормочет что-то о том, чтобы успокоиться.

— Сейчас мы ничего не можем с этим поделать, Рук. Но ты прав, он твой лучший друг. Ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой. Куда он направляется? Куда бы он пошел прямо сейчас?

Это далеко не так, потому что мы не знаем, кто такой Сайлас, когда он в своем психозе, но, если кто-то и знает, так это Рук. Я готова принять все, что исходит от боли, в которой сейчас нуждается Рук, но мне нужно, чтобы он сначала сосредоточился на поиске Сайласа.

Потому что да, он его лучший друг.

Но он также единственная любовь моей сестры. Она никогда не простит меня, если с ним что-то случится, и я никогда не прощу себя.