Купи меня. Книга 3

Я тихонько надеваю сарафан и ищу свои стринги, которых нигде нет. Сдавшись, я надеваю туфли и хватаю сумочку, после чего выхожу из пентхауса. Я все время опускаю глаза, не желая, чтоб об этом месте осталось еще больше воспоминаний, чем уже есть. Те, что у меня есть, вероятно, будут сладко преследовать меня долгие годы.

Когда лифт наконец прибывает, двери открываются, и внутри стоит Сэм — блондинка с прошлой ночи. На ее губах понимающая полуулыбка. Я не хочу выдавать, что у меня болит сердце и что я, несомненно, совершаю позорную прогулку. Тем не менее, я уверена, что она видит это по мне, потому что я нарушаю одно из своих собственных правил: никогда не выходить на публику без макияжа. Я одариваю ее своей лучшей улыбкой, пробуя подход «притворяйся, пока сама не поверишь в это».

— Ты ждешь меня? — у меня жуткое чувство, что она искала меня.

— Возможно, у меня было предчувствие, что в конечном итоге ты сбежишь из пентхауса Дона. Ты убегаешь. Это ясно как день, независимо от того, насколько хорошо ты думаешь, что скрываешь это, — ее слова не звучат самодовольно или так, будто у нее есть что-то на меня. Это больше похоже на то, что она знает это чувство. Будто она сама убегала.

— Нужно оставлять их желать большего, — это высказывание может быть правдой, но в данном случае я не это имею в виду.

— О, уверена, ты оставила его желать большего, но ты не планируешь удовлетворять его надежды.

Я смотрю ей в глаза и секунду изучаю ее. Прошлой ночью она казалась немного холодной, но теперь я вижу в ее глазах нежность.

— Ты права. Я сбегаю. Такой мужчина как, — я указываю на уже закрытые двери лифта, вспоминая, что не нажала кнопку, — может сломать меня. А у меня и так уже было больше, чем я могу вынести, — заканчиваю я, прежде чем нажать кнопку своего этажа. Я хочу забрать свои вещи и убраться к чертовой матери.

— Ты права. Через Дона ежемесячно проходит женщины. Он выпивает вино и ужинает с ними, а потом отправляет с разбитым сердцем восвояси. Маленькая ложь, которую он нашептывает им на ухо, не является правдой. Он говорит, что не отпустит тебя, пока не насытится тобой, но ты же знаешь, как ведут себя мужчины, когда думают, что что-то принадлежит им. Он занесет тебя в черные списки. В городе не найдется казино, которое откроет тебе свои двери.

Я зажмуриваюсь от ее слов. Дерьмо. Он играл со мной. Может быть это была моя карма за тех немногих мужчин, с которыми играла я, когда впервые приехала в Вегас. По крайней мере, я не заполняла их умы ложью и не украшала их постель.

— Этого кобеля невозможно удержать на цепи.

Я фыркаю.

— Я была уверена, что ты Янки (примеч. сленговое название американцев с севера), но, похоже, у тебя есть небольшой налет юга, — говорю я с пустым смешком, потому что именно так я себя и чувствую. Пустой. Я понятия не имею, куда поеду, когда покину Вегас, и на сколько мне хватит денег, которые у меня есть.

— Мне нравится иметь вкус ко всему.

Двери лифта открывается, и я выхожу.

— Сделай мне одолжение. Дай мне фору, прежде чем скажешь ему, что я сбежала, — я понятия не имею, в чем заключается преданность этой женщины. Ее слишком трудно прочесть, или, может быть, просто я сдаю позиции. Сначала Антонио, а теперь она.

Она не отвечает, просто следует за мной.

— Тридцать миллионов долларов за тридцать дней твоего времени.

От ее слов я останавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

— Быть любовницей? — спрашиваю я, вспоминая слова Антонио о ней прошлой ночью. Он говорил о ней с уважением, но теперь я не знаю, что было правдой, а что — нет. Могу ли я продать себя? Разве не так поступала моя мать? Может она и выходила замуж за тех мужчин, но делала это только ради денег.

— Тридцать миллионов долларов за то, чтобы быть в полном распоряжении у одного из богатейших людей в мире. Твой контракт будет самым строгим, и тебе нужно будет придерживаться некоторых правил. Нескольких. Конечно, тебе нужно будет заняться с ним сексом. Деньги в большей степени связаны с анонимностью этих людей и тем фактом, что ты не задаешь им вопросов. Ты их любовница, и они могут приходить и уходить, когда им заблагорассудится.

— Я не думаю…

Она обрывает меня прежде, чем я успеваю договорить.

— На твоем аукционе будет всего несколько человек. Я уже продумала, кто. Я знаю, что ты как раз в их вкусе. Торги начнутся с тридцати миллионов. Кто знает, как высоко поднимется цена, — она поднимает руку, зная, что я собираюсь заговорить. — Подумай об этом. Тридцать дней — и ты готова к жизни. Это по меньшей мере миллион в день. Больше никаких афер и подсчета карт. Свободная.

— Мужчины…

— Проверены. Мужчинам не так легко попасть на аукцион. Они должны делать больше, чем просто платить. Никогда ни одна из моих девочек не пострадала. У меня в кармане много влиятельных людей. А другие знают, что нельзя переходить мне дорогу, и причинять боль одной из моих девочек — это то, чего никогда не потерпят.

— Он узнает, что я прошла Аукцион? Что меня кто-то купил? — мне не нужно произносить имя. Мы обе знаем, о ком я говорю. Часть меня хочет сделать это — быть свободной. Тридцать дней, и так и будет. Я могла бы отправиться куда угодно и делать все, что захочу. Другая часть, та часть, которая страдает от того, что Сэм рассказала мне об Антонио, хочет, чтобы он тоже что-то почувствовал. Разозлился, потому что не получил того, чего хотел. Потому что думал, что может использовать меня и выкинуть.

— Да. В этом городе он мало чего не знает.

— Хорошо. — На этот раз, если кто-то собирается меня использовать, я получу то, что принадлежит мне.

Глава 8
Дон

— Мне нужна запись того, как она покидает отель. Потом я хочу, чтобы ты отследил ее. По всему этому чертовому городу установлены камеры. Мне все равно, как ты получишь отснятый материал, просто сделай это. Проси об одолжениях, мне, блядь, все равно, — рычу я и завершаю разговор, бросая телефон на стол.

— Чертов идиот, — ругаю я себя. Я должен был догадаться. Я подошел слишком близко и спугнул ее. Я должен был выставить людей снаружи, готовых последовать за ней, если она попытается ускользнуть от меня, но я был слишком увлечен ей, чтобы думать об этом. Я также был уверен, что, если бы она попыталась выскользнуть из постели, я бы почувствовал это. Наверное, недостаток сна, наконец, сказался на мне. Я держал ее в своих объятиях, погружаясь в лучший сон в своей жизни, только чтобы проснуться и осознать совершенную мной серьезную ошибку.

Теперь я даже не могу отследить ее телефон. Эта чертова штуковина выключена, и она не заходила в магазин за новым. Насколько я знаю, ее и след простыл. Прыгнула в автобус или, может быть, улетела из города. Но я найду ее. С теми деньгами, что есть у меня, я могу делать все, что угодно. Я истрачу каждый свой цент, чтобы найти ее.

Она была более совершенной, чем я когда-либо мог себе представить. Держать ее в своих руках, когда она таяла для меня… Раньше я думал, что одержим, но теперь, возможно, сойду с ума, если не найду ее. До нее я думал, что у меня было все, чего я когда-либо хотел. Я надрывал задницу, чтобы добраться туда, где был, и теперь думаю, что сделал все это для нее.

У меня есть все, что мне когда-либо понадобится, чтобы жить с ней. Я мог бы посвятить все свое время тому, чтобы быть с ней. Иметь собственную семью — это было то, чего я, как мне казалось, не хотел. Теперь я не могу выбросить этот образ из головы, и с каждой проходящей секундой он ускользает у меня сквозь пальцы.

Я отработал свое. Все эти двадцатичасовые рабочие дни, сомнительные сделки и общение с людьми, которых я терпеть не мог, привели меня к тому, что я мог отойти от дел. Я мог оставить управляющих. Компания должна быть в состоянии функционировать самостоятельно, но в конце концов не имеет значения, работает она или нет. Как эта соблазнительная маленькая штучка проскользнула внутрь меня так глубоко?

Я перевожу взгляд на дверь моего кабинета, когда с напряженным выражением лица входит моя помощница. Скорее всего это потому, что я кричал с тех пор, как вошел в офис.

— Не сейчас, — говорю я ей, не заботясь о том, что, по ее мнению, я должен делать. Я бы уволил эту женщину за то, как часто она переступает черту, но иногда я думаю, что именно поэтому я так хорошо ей плачу. Она хороша в том, чтобы делать всякое дерьмо. На самом деле, ее сводит с ума, если что-то остается незаконченным или что-то немного неидеально.

— Извините, сэр, но звонила Саманта, и она сказала, что это срочно.

— Не сейчас, — повторяю я. Я не хочу знать, что после прошлой ночи задумала эта женщина. Вероятно, у нее есть список любовниц, которыми, по ее мнению, я мог бы заинтересоваться после того, как она увидела мою Джорджию. Думает, что наконец-то поняла мой вкус. Она не знает, что у меня есть вкус только к одной женщине, вкус, который я хотел бы еще раз ощутить во рту.

— Я знаю, но она сказала, что Вы можете так ответить. Затем несколько минут назад начальник ее службы безопасности доставил это. — Джен поднимает мобильный телефон, и я сразу же узнаю чехол. Я вскакиваю со стула и оказываюсь перед ней, выхватив его у нее из рук, прежде чем она успевает моргнуть.

Джорджия всегда выбрасывает свой телефон, заменяя его той же моделью, но постоянно пользуется розовым чехлом, украшенным драгоценными камнями.

Я не трачу время на то, чтобы включить его и посмотреть, чтобы не разочаровываться. С него все стерто.

И тогда он звонит.

— Вон, — говорю я Джен, которая быстро выходит.

— Персик, — я слышу тоску в своем голосе. Не знаю, почему думаю, что это она. Она не стала бы звонить на свой собственный телефон. Ревность охватывает меня при мысли, что это может быть другой мужчина.

— Ты звучишь так, будто кто-то украл твоего щенка.

При звуке голоса Сэм кровь приливает к моим ушам. Это может означать только одно.

— Я не тот, с кем ты хочешь связываться, Саманта. Ты умная женщина. Не говори мне, что я все неправильно понял. Я редко это делаю, — я не могу поверить, что она была настолько глупа, чтобы перейти мне дорогу. Никто, перешедший мне дорогу, не остается в этом городе. Сэм, может, и могущественная, но я знаю много секретов здешних людей. Я могу превратить ее жизнь в ад.

— Разве так нужно разговаривать с кем-то, у кого есть то, что тебе дороже всего? — Она говорит это словно мать, ругающая своего ребенка.

Я делаю глубокий вдох, сдерживая то, что хочу сказать. Я хочу сказать Сэм, что позабочусь о том, чтобы она больше никогда не работала в этом городе. Я не валяю дурака, когда люди связываются с тем, что принадлежит мне, а Джорджия, безусловно, принадлежит мне. Она принадлежала мне с того момента, как я впервые ее увидел. Имея такое отношение, я сделал себе имя, но я также помню, что Сэм заботится о прибыли. Зачем начинать битвы за то, что легко можно решить с помощью денег?

— Продана, Сэм. Какую бы цену ты ни пыталась за нее получить, я удвою ее.

— О, Дон, на мой взгляд, это было слишком просто, — Сэм звучит скучающе, будто я лишил ее всего удовольствия. Я сдерживаю рычание. Она думает, что это игра, и что я не собираюсь взрываться.