Частная Академия

Глава 56

— На моей стороне? — переспрашиваю. — Я должен быть польщен?

Мира отходит вглубь коридора, ближе к своей комнате, видимо, намерена дать деру, если что. Смотрит все равно прямо, хотя и понимает, что снова перешла границу.

— Ничего ты не должен. Я просто сказала свое мнение.

— Твое мнение мне не интересно. И прекрати совать нос в мою жизнь.

Еле сдерживаю улыбку, когда она подпрыгивает от возмущения. Провоцировать ее куда увлекательней, чем думать над тем, что она сказала про Настю. Я не проиграл войну. И не проиграю!

— То есть тебе можно, а мне нельзя?! — Мира взрывается. — Ну конечно, ты ведь Баев! Темный! Здесь кругом все твое, да? От коньяка за миллион до целой академии со всеми студентами и преподами! Хотя чего уж там! Целого региона! А я всего лишь поломойка и учусь на дотации. Сам не лезь в мою жизнь! Зачем ты ездил к моим родителям? Или… или это пранк?

Вижу по ее глазам, как она нервничает; боится, что я рассказал ее предкам про нас. «Про нас»? Хрень какая-то в голове. Я устал намного больше, чем готов признать.

— Иди спать! Разговор окончен.

Внутренне настраиваюсь на то, что Мира начнет выносить мозг и я опять на ней сорвусь. Но похоже, на этот раз инстинкт самосохранения ее не покинул. Не прощаясь, она уходит к себе в комнату, и через несколько секунд хлопает ее дверь.

Ну и славно.

Хотя ничего славного в сегодняшнем дне нет. И даже глупая восемнадцатилетняя поломойка на дотации это прекрасно понимает.

Заливаюсь вискарем в мрачной гостиной, чтобы через полчаса завалиться спать, а утром не вспомнить, что снилось. Потому что каждый раз после наших редких встреч Настя снится мне как минимум неделю. Та воздушная девочка, моя муза, моя любовь…

Слышу крадущиеся шаги в коридоре — кажется, я перебрал с алкоголем. И пора идти спать. Никого не может быть здесь — дед уже вернулся в Москву, отец с мачехой остались на ночь в городе. Не любят они это место. Никакого семейного гнезда, как планировал дед, не получилось.

Темная фигура тихонько пробирается через гостиную на кухню. Рядом вспыхивает ночной напольный свет — Мира уже успела переодеться. На ней смешная пижама — короткие желтые штаны в горох и такая же футболка.

Меня она не видит, и я не собираюсь пока себя обнаруживать. Она копошится около кулера, и точно — через минуту все также тихо идет мимо меня с бутылкой воды в руках.

— Ты знаешь, что такое эротическое белье, а, Шанина? — громко спрашиваю и с удовольствием слушаю, как она верещит от страха. А еще суетливо хватается за штаны, как будто они вот-вот с нее слетят.

— А-а-а! Господи! Ты что?!. Я чуть… у меня сердце чуть не остановилась! Я не знала, что ты тут!

— Нервной становишься. — Рассматриваю ее дурацкие штаны, в них она напоминает подростка-переростка. — А вообще у тебя в целом крепкая психика, мне было любопытно, с чего бы так. Ты совсем не похожа на обычных овец с дотации. А как познакомился с твоим отцом, многое понял.

— И что ты понял? — Она не подходит ближе, не садится рядом, как тогда на мой день рождения. Но хотя бы не уходит.

— Даже почитал про твоего прадеда, не про его науку, а вообще, про человека. Что его посадили, потому что он отказался подписывать донос на другого академика, с которым, между прочим, враждовал. И как организовал школу в этом вашем поселке… много всего интересного. Что ты хмуришься? Не нравится?

— Я так глубоко в твою жизнь не лезла! И к тому же…

— И ты такая же, как прадед. И отец твой похож на него. Я твоему отцу, кстати, не понравился. Он мне не поверил.

— Что ты ему наговорил? — Ее голос звенит от напряжения. — Как ты у нас оказался?!

— Сказал, что готовлю сюжет о перваках для студенческой газеты. Твоя мать легко повелась. Она тобой очень гордится. Милая женщина. Доверчивая очень.

— Да ты дно пробил! Зачем? Я не понимаю!

— Да успокойся уже. — Мне не нравится ее реакция, слишком нервная для нее. Все-таки так сильно раздраконивать ее я не хотел. В своей желтой пижаме она похожа на длинноногого рассерженного цыпленка, который вот-вот попытается клюнуть. — Я хотел узнать, кто живет в моем доме и почему ты такая. Узнал и все понял о тебе. Закрыта тема.

— Это гадко было. Тебе доверились, а ты обманул. А… а с Настей так же было, да? Ее ты тоже решил разыграть?!

Голос Мирославы подрагивает, она возмущена. Я не знаю, как ей сказать, что мне очень понравилось у нее, что у нее отличная семья, любящие родители, которых у меня не было никогда. Что у нее есть два брата, которые ее боготворят. Что она росла в любви и в свободе, несмотря на жесткий нрав ее отца. И что с моей стороны это было не просто любопытство или желание ее наказать.

Но она мне не поверит.

— Молчишь? — Мира по-своему понимает затянувшуюся паузу. — Я знаю, каким ты можешь быть жестоким. Страшно представить, какую проверку ты ей устроил. Устроил ведь?!

Не отвяжется.

— У тебя буйное воображение, Мира. — Неприятно, что она так думает обо мне. — Все намного банальнее и прозаичнее. Я лишь очень неудачно пошутил.

— И как?

Сейчас она как следователь, который во что бы то ни стало вытащит правду из заключенного, еще и покаяться заставит. Смотрит на меня и ждет.

— Меня развели как лоха, Мира. Хотя я сам повелся. На деда шла волна в СМИ, и… я лишь сказал Насте, что мы почти банкроты, что счета вот-вот арестуют, недвигу отберут. Но все ведь это неважно особо, потому что мы вместе, любим друг друга и со всем справимся. Я сам так считал и не ожидал ничего иного от нее. А она повелась на тупую шутку. Побледнела, задергалась, сказала, ей надо бежать, мол, она забыла, что нужно бабушку забрать из больницы.

Она исчезла. Не отвечала на звонки, на сообщения, пропала из всех чатов, наши общие друзья ее тоже потеряли. Сначала я вообще не понял, беспокоился. Обрывал мобильный ее предкам. Идиот. А через три недели узнал, что она втихаря вышла замуж за школьного приятеля своего отца.

— Ничего тебе не сказав?

— Ее отец погряз в кредитах, мать никогда не работала, они жили так, как не могли себе позволить. Для этой семьи я был лишь доступом к состоянию деда. Женя заложил бизнес, чтобы погасить долги ее семьи, и получил Настю в жены. Как комплимент от ее родителей. Вот и все. Почти все.

— Почти? — Мне хочется улыбнуться, когда я слышу ее настороженный голос, хотя состояние паршивое.

— Ты же не отвяжешься, пока все не вытащишь из меня, верно?

Он согласно кивает:

— Это так…

— Глупо. По-идиотски получилось. А вот дед все знал. С самого начала. Про эту семью нищебродов. И Тараса он подсунул на нашу тусу, чтобы развести меня на дурацкий спор. «Проверка на вшивость». Так он сказал. Я был полным мудаком, Мира.

— Жестоко... Мне… очень жаль… Настя… не знаю, Артем, я видела ваши фотки, в них столько любви было! Я не представляю, не верю, что она была с тобой только ради денег. Не верю!

— Скажи еще, что тебе жаль, что мы расстались.

— Нет! Мне не жаль, что вы расстались. Совсем не жаль! — Она запинается, а потом восклицает: — Мне жаль, что в твоих глазах больше нет счастья.

Зря она это сказала. Зря…

— Достаточно откровений сегодня. Иди спать, Мира.

***

Не могу заснуть, все порываюсь вернуться в гостиную. Знаю, что снова могу получить щелчок по носу: Артем не из тех, кого принято жалеть, не жертва обстоятельств, которая ни в чем не виновата. Но какая разница, чего он заслужил или не заслужил, если я просто хочу его обнять! Если хочу сказать, что понимаю, каково это — быть обманутым и преданным тем, кого любишь, кого считаешь самым лучшим человеком на свете!

Говорят, первая любовь всегда заканчивается печально, она приносит много разочарования и боли, о которых ты раньше не подозревал. И пусть моя влюбленность в Тараса не длилась четыре года и я не пережила того, что пережил Артем с Настей, но я все равно чувствую его боль как свою.

Ему не нужно все это знать. Лишнее. Довольно откровений на сегодня. Сомневаюсь, правда, что другие откровения будут. Артем замкнулся в себе, стоило мне сказать, что в его глазах больше нет счастья.

Так грустно, что плакать хочется. Укрываюсь с головой и слушаю одинокую ночную тишину. Почему так хочется услышать его шаги?

И все же я засыпаю, но сон какой-то рваный, нервный. Я то ли сплю, то ли бодрствую. Никак не могу уловить, что снится, кажется, что-то тревожное. Резко сажусь на кровати, пытаясь понять, что же меня вытолкнуло в явь.

Неприятная трель стационарного телефона заставляет схватиться за трубку:

— Что?! Да?!

— Мирослава? — Тотчас узнаю голос администратора Филиппа Ивановича. — У вас все в порядке? У вас с веранды идет дым… Артем Александрович не отвечает…

Пулей слетаю с кровати и, чуть не упав, выбегаю из комнаты. Легкий запах гари ощущается в коридоре, но пожара никакого нет, все цело. Быстрее всего попасть на веранду из главной гостиной — несусь туда и вовремя торможу, чуть было не вписавшись в стеклянную дверь.

Артем стоит ко мне спиной, лицом к огню. Ветер раздувает пламя, но Баев не двигается. Завороженно смотрю на яркие, желто-красные отблески вместо того, чтобы вбежать на веранду и погасить огонь в металлической жаровне. Не сразу замечаю в руке Артема какие-то бумаги, потом он бросает их в огонь. Они вспыхивают, еще больше освещая пространство вокруг. Коробка… та самая, из его прошлой жизни, в которую я так бесцеремонно влезла, стоит рядом, на полу…

Несколько минут наблюдаю за тем, как Артем поочередно сжигает фотографии. А потом словно отмираю, прихожу в себя. Это неправильно, это его личное, его прошлое, куда мне нет хода.

Это его жизнь. Утром, конечно, все будет по-другому, но сейчас, в эти мгновения, когда он меня не видит, я счастлива за него.

Возвращаюсь к себе в комнату и набираю Филиппу:

— Все нормально, не нужно волноваться. Спокойной ночи. У нас все хорошо.