Сердце Дьявола

Глава 8

Индия

Более спокойное место, куда приводит нас Григорий Фёдоров, запирается как хранилище. На самом деле, оно находится над хранилищем.

— Я владелец этого банка и здания, — говорит он, используя отпечаток большого пальца, чтобы разблокировать лифт, который доставит нас на верхний этаж исторического здания.

Как и Голиаф, я проверяю все возможные выходы, потому что Джерико хотел бы, чтобы я сделала именно это. Оставайся любой ценой в безопасности.

Белевич отказался поехать с нами, и часть меня запаниковала, когда он запрыгнул в стоящий у обочины перед ветклиникой Гелендваген.

— Я тебе больше не нужен, — сказал он. — Ещё увидимся, Инди. Хотелось бы надеяться, при более благоприятных обстоятельствах.

Если он меня подставил, меня ничто не остановит выследить его и отомстить. Я молюсь, чтобы до этого не дошло.

Как только мы выходим из лифта в роскошный мраморный вестибюль, ведущий к резным деревянным дверям, которые превышают ширину размаха моих рук, Фёдоров вводит длинный код и снова сканирует большой палец, чтобы открыть дверь.

— У тебя проблемы с безопасностью? — спрашиваю я, гадая, нормальны ли для него биометрические устройства или есть неизвестная угроза, о которой мне нужно беспокоиться. По сути, я сомневаюсь во всём.

— У меня хорошая охрана, так что нет причин для беспокойства, — отвечает он, взмахом приглашая пройти внутрь.

Резонно.

Каблуки стучат по мраморным полам, и у меня чуть не отвисает челюсть, когда я осматриваю квартиру, в которую мы вошли. Она богато украшена, как на картинке в журнале. Всё позолоченное и белое, а мебель и сантехника выглядят так, как будто они стоят кучу денег. Изысканный декор выглядит совсем не так, как я ожидала от русского быка — своего отца.

Нас никто не приветствует. В квартире тихо, пока он ведёт нас в гостиную, настолько большую, что в ней есть три разных зоны рассадки гостей. Он идёт к самой дальней от окна.

— Садись, — приказывает он.

— Моё платье, — говорю я, показывая на пятна крови. Я не хочу садиться на один из бело-золотых дамасских диванов и испортить его.

Фёдоров качает головой.

— Я мог бы сто раз его заменить и даже не заметить, что денег стало меньше. Какое значение имеет мебель, когда моей дочери нужно место, чтобы присесть?

Ну, когда ты преподносишь это так…

— Спасибо. — Я присаживаюсь на дорогую ткань и встречаюсь с отцом взглядом, когда он садиться напротив меня. — Как мы вернём Джерико? У тебя где-то есть армия? Потому что меня заботит именно это.

Русский смеётся, его голос отражается от потолка, украшенного замысловатой лепниной с золотыми хрустальными люстрами.

— Ты и в правду дочь своего отца. Но нет, мы не бьём кувалдой, в то время как скрытность была бы более эффективной. Я пустил слух, что готов заплатить за информацию и его возвращение.

Я моргаю, не уверенная, что правильно его расслышала.

— Ты собираешься выкупить его обратно? Это твой грандиозный план?

Фёдоров наклоняет голову.

— Это кажется наиболее целесообразным, не так ли?

— Что, если похитителям не нужны деньги?

Фёдоров цокает языком.

— У всего есть цена, а у меня достаточно денег, чтобы заплатить даже самую высокую цену. Если он жив, я верну его тебе.

Если он жив. Я хочу выхватить эти слова из воздуха и засунуть их обратно ему в рот.

— Он жив, чёрт подери. Не смей повторять это снова.

Страх перед возможностью потерять Джерико пронзает меня в самое сердце, и мой голос дрожит, когда я говорю это. До этого момента я не осмеливалась рассматривать возможность того, что он, может быть, не живым и не ждать спасения. Нет. Он живой, чёрт возьми.

Мой отец кивает, хотя и снисходительно.

— Всё будет хорошо. Пока мы ждём, тебя покормить? Принести попить? Что тебе предложить?

Мой желудок сводит при мысли о еде, но я определённо не откажусь от бодрящего шота с водой.

— Виски и вода. Раздельно. — Я оглядываюсь на Голиафа. Телохранитель стоит позади меня, как часовой, несмотря на кровопотерю и рану. Я предлагаю ему сесть, но он качает головой. — Ты хочешь что-нибудь?

— Воду.

Фёдоров машет рукой одному из своих головорезов, и я, наконец, оцениваю их. Один — лысый и крепкий, со складками на шее, которые я замечаю, когда он выходит из комнаты, чтобы выполнить приказ моего отца. Другой почти такой же высокий, но более поджарый, и его волосы такие светлые, что кажутся белыми. Он стоит неподвижно, и его льдистого цвета глаза смотрят на меня, как будто я экспонат в музее. Интересно, как давно они знали про меня больше, чем я.

— Сэр, вам лучше сесть, — говорит мой отец Голиафу. — От вас будет мало пользы для моей дочери и Форджа, если потеряете сознание.

Голиаф ничего не отвечает на приказ отца и продолжает стоять.

— Ваше решение. Но не самое умное. — Фёдоров снова обращает на меня внимание. — Хочешь увидеть фотографию своей матери?

Его вопрос застаёт меня врасплох и встряхивает моё до и после настолько, что у меня появился шок с тех пор как это всё обрушилось на меня. Я воссоединилась со своим давно потерянным отцом, узнала, что моя мать не была моей матерью, моя сестра не моя сестра, и мы ждём новостей о моём похищенном муже с моим почти убитым телохранителем.

Чего я действительно хочу, так это свернуться калачиком на диване и прореветься, но это ничем не поможет. Кроме того, я не позволю себе пролить слезу перед этими людьми. Я отказываюсь проявлять слабость.

Подавив все эти чувства, я отвечаю коротко:

— Конечно.

Фёдоров залезает в карман пиджака и вытаскивает потрёпанный кожаный бумажник. Он открывает его и вытаскивает фотографию с потёртыми краями, выглядящую так, будто он носил её десятилетиями.

Его приспешник возвращается с подносом и ставит две рюмки и воду на стеклянный стол между нами, а потом передаёт воду в бутылке Голиафу. Фёдоров протягивает фотографию над напитками.

Как только мой взгляд задерживается на фотографии, я хватаю шот виски и выпиваю его одним глотком.

Твою мать. Она похожа на меня.

— Боже мой, — шепчу я, моя рука дрожит, когда дотягиваюсь, чтобы взять у него фото.

— Ты её копия. Она была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел, и такой доброй. Слишком доброй для такого человека, как я.

Я подняла взгляд на его самоуничижительные слова и вижу в его глазах боль и сожаление.

— Потому что у тебя была любовница.

— Да. Ирина заслуживала принца среди мужчин, но полюбила грубияна. Я был слишком эгоистичным, чтобы попытаться что-то изменить.

— Что… что с ней случилось? — я запинаюсь на вопросе и хватаю воду, чтобы проглотить комок в горле.

— Рак. Мы обнаружили его слишком поздно. Она была слишком молода для него, по крайней мере, я так думал. Я бы отдал всё, чтобы спасти её, но времени не осталось. Она угасла на моих глазах за несколько недель.

— Как ты мог ей изменить, если так сильно любил её?

Его раскаяние на лице становится жёстким.

— Я же сказал, что не заслуживал Ирину. Я принимаю своё наказание более двух десятилетий. Моё покаяние — такого я бы не пожелал ни одному мужчине. Но всё же я раскаялся слишком поздно.

— И моя… — я сглатываю, сдерживая себя от слова «мама». — Нина… она забрала меня у тебя.

— Да. — Его ответ краток, когда он тянется за рюмкой с прозрачной жидкостью, которая, как я полагаю, является водкой.

— Ты думал, что я мертва.

Его рот сжимается, когда он прижимает к нему рюмку, Фёдоров кивает мне, а потом отстраняется от рюмки.

— С чего ты это взял? Почему ты так решил?

Фёдоров опускает взгляд, двигая челюстью туда-сюда.

— Мы нашли Нину. Много лет назад. Она клялась, что ты мертва. Обстоятельства, при которых она клялась, заставили меня поверить в то, что она говорила правду.

Моя нижняя губа дрожит, когда я слышу то, что он не говорит. Они нашли её. Схватили её. И…

— Как ты заставил её говорить? Ты… пытал её? — ещё одна картинка, которую я не хочу представлять.

Взгляд Фёдорова перемещается в окно, где уличные фонари освещают жёсткие черты его лица.

— Она украла единственное, что имело для меня значение. Она не заслуживала пощады. — Его синий взгляд возвращается ко мне. — Но она солгала даже тогда, и я оставил тебя без чьей-либо заботы.

Его сожаление невозможно не заметить в пропитанных эмоциями словах.

— Ненадолго. Аланна нашла нас, и она была для меня самой настоящей матерью. Я никогда не одобрю то, что ты сделал, но не могу сказать, что не стала бы делать непростительных вещей, чтобы помочь быстрее найти Джерико.

Плечи пожилого мужчины расслабляются, и он выглядит так, будто я отсрочила его казнь. Но на самом деле я сосредоточена на единственном, что меня волнует прямо сейчас. Где ты, Джерико? Вернись ко мне.

Жжение виски превращается в жар в моём животе.

— Когда мы получим какие-нибудь новости? — спрашиваю я. — Я не могу просто сидеть здесь и ничего не делать.

Фёдоров указывает на блондина.

— Когда мы что-нибудь узнаем, зазвонит его телефон. Мы должны набраться терпения.

Я меньше всего хочу быть терпеливой, но какой ещё у меня есть выбор?

Сделав медленный вдох, чтобы успокоить своё колотящееся сердце, я решаю использовать это время, чтобы найти ответы на мучавшие меня вопросы.

— Как ты узнал, что я жива? Что заставило тебя снова начать поиски, если ты думал, что я мертва?

Голиаф движется позади меня, и я не уверена, потому ли это, что он слабеет, или ему так же интересно услышать ответ, как и мне.

Фёдоров поднимает стакан в воздух над плечом, и лысый громила на мгновение исчезает и возвращается с бутылкой водки, чтобы налить в неё ещё одну дозу. Мой отец опрокидывает её, как будто пьёт воду. Когда он со стуком ставит стопку на стол, то встречает мой взгляд.

— Твоя… Саммер. — Он почти сказал, твоя сестра, но в последнюю минуту передумал.

Нет, я не позволю ему забрать это у меня.

— Ты имеешь в виду моя сестра. — Я сажусь на диване прямо и поправляю его. — Потому что именно ей она и является. Не имеет значение, что мы не делим одну кровь. Не это делает кого-то семьёй. Семья поддерживает друг друга и не отворачивается. Семья означает жертвенность друг для друга.

На челюсти Фёдорова дёргается мышца.

— Твоя семья любит пользоваться твоим именем, чтобы преуспеть.

— Ничего из того, что ты расскажешь мне о Саммер меня больше не удивит. Она облажалась. Она знает, что облажалась. Я не отрекусь от неё.

Он внимательно наблюдает за мной, как будто каждое моё слово позолочено.

— Нет, я бы тоже не стал. На самом деле, если бы она не использовала твоё имя и не была похищена, я бы никогда не узнал, что ты всё ещё жива.

Мои пальцы сжимают край диванной подушки.

— В каком смысле? Как это связано? Я не понимаю.

— Белевич.

Как только он произносит имя русского игрока в покер, у меня отвисает челюсть. Я, блин, так и знала, что у него был информатор.

— Какое он имеет отношение к этому? — я выдавливаю слова сквозь стиснутые зубы.

— Его отец был моим другом. Вся его семья бывала в моём доме в России, и когда Дмитрий был там, он увидел в моём офисе фотографию Ирины. Она висит над моим камином. Когда он увидел тебя в магазине на Ибице, он связался со мной и сказал, что видел её двойника. Я не мог в это поверить. Но когда я провёл расследование, у меня появилась надежда впервые за много лет, что мы воссоединимся. Но каким-то образом… об этом стало известно. В моей организации произошла утечка.