Теория бобра

Когда я снова обретаю способность мыслить и анализировать увиденное, то понимаю, почему так происходит. Во лбу у Нико Орла, словно рог, торчит стальной стержень. Я фокусирую на стержне взгляд, и в первый момент мне кажется, что он как-то связан с интерьером ванной комнаты: Нико Орел налетел на что-то лбом, его мозг умер, но тело по инерции еще движется. И вот мы в полной тишине танцуем в холле. Нико Орел ведет в этом танце. При этом его объятия становятся все крепче, и он прижимается ко мне все сильнее. Его глаза прямо передо мной, но они ничего не видят, хотя широко открыты. Он тяжело дышит, как будто занимается спортом или чувствует возбуждение от нашей близости. Я пытаюсь вырваться из его железной хватки, но она становится еще более жесткой, прямо медвежьей. Наконец он сжимает меня так, что мне уже трудно дышать, прижимается носом к моему, открывает рот так широко, как не позволял себе в течение всего нашего танца, — и издает вздох.

Долгий вздох. После этого Нико начинает валиться на пол, и теперь я удерживаю его на весу, крепко обняв. В тот момент, когда мне кажется, что хуже уже ничего случиться не может и неприятных сюрпризов сегодня больше быть не должно, раздается звонок в дверь.

Один раз, другой.

Затем кто-то вдавливает палец в кнопку звонка и больше ее не отпускает.

У меня нет никаких идей, кроме как положить Нико Орла на пол, спуститься по лестнице, выйти через заднюю дверь, пробежать по снегу по следам своего предшественника, перелезть через забор и броситься в сторону залива.

Нико Орел убит.

Нико Орел не убийца.