Академия мрака

4

Спрыгнув с подоконника в тень, Калеб споткнулся о плетеный диванчик Сильвии.

Диванчик этот здорово огорошил. Почти так же, как в свое время – ее смерть.

Присев на краешек, парень почувствовал, как плетеные узелки впились в спину.

– Итак, я снова здесь, – пробормотал Калеб сквозь стиснутые зубы. Сама обстановка этого места вынуждала понижать голос до полушепота. Тяжелая атмосфера наваливалась живым, священным грузом.

Итак, он сидит на диване мертвой девушки.

Совсем-совсем мертвой, прямо как жертвы Теда Банди и Ричарда Спека. Осознание вызревало в мозгу, давя то на беспокойство, то на чувство абсурдного уюта: диванчик-то удобный, да еще и предназначен для двоих. Может, что-то между ними все-таки было и это не греза? Возможно, они и впрямь с Сильвией были здесь вдвоем, внизу, в темноте… и пытались узнать друг друга получше. Своего рода свидание вслепую.

Пробираясь сквозь темноту наугад, Калеб нашел выключатель рядом с дверью, щелкнул им, осмотрел крошечную комнату. Нет, не такой уж это и склеп. Скорее просто гроб.

«Комната-могила».

Единственная лампочка наверху освещала затхлую кладовку, набитую остатками жизни Сильвии Кэмпбелл: немного одежды, косметика, ветхий ящик из-под апельсинов, набитый книжками в мягкой обложке. Неплохой литературный вкус: Джон Ирвинг, Джойс Кэрол Оутс, Жозе Сарамаго, Уильям Берроуз, Дональд Бартелми, Джон Фаулз. Как и Калеб, Сильвия предпочитала литературу с нестандартными сюжетами. Розовая зубная щетка была засунута в коробку с книгами, поверх всего покоилась пачка бумаги с отрывными листами, на которых Калеб теперь от руки писал свою диссертацию.

Это было все, что оставила после себя Сильвия. Килограммов двадцать с небольшим имущества, если подсчитать. Умри Калеб завтра – его пожитки и до такого объема не доскребли бы.

Он снял свое потрепанное, видавшее виды пальто и уселся на корточки посреди вещей девушки. Стал касаться их, на ощупь угадывая, что попалось ему в полумраке. Калеб представлял себе, как звучат голос и смех Сильвии, какие жесты за ней водились; фантазия рисовала богатые на детали сценарии о жизни хозяйки всего этого скарба. Скарба, заставшего ее смерть.

В начале своего… исследования… Калеб проверил матрас на наличие вмятин, выискивая вдавленные очертания тела Сильвии и, возможно, ее мужчин, пытаясь отличить любые неровности от тех, которые сам вместе с Джоди оставлял на своей кровати. Крови на матрас много не попало – ожидалось всяко больше. Калейдоскоп мыслей и образов завихрился в мозгу, подталкивая к новым поискам. Девушке было восемнадцать, так? Вполне еще могла быть девственницей. Кто знает, кто знает.

Может, ее дружок остался в какой-нибудь среднезападной глуши – у кукурузного поля, как сколоченное крест-накрест пугало. А может, ее парень жил в кампусе и это не он ходил к ней в комнату, а она – к нему. Калеб постучал по пружинному матрасу, прислушался к вибрирующему гудению тугих металлических витков.

Может, это разгневанный бойфренд отнял у девушки жизнь? Вот бедняга сидит за столом, на дворе далеко за полночь, перед глазами – логарифмы, дифференциалы, гиперболические функции. Матан выносит мозг, как говорится. Неважно, сколь долго пацан еще просидит над этими закорючками, – понимания ему не видать, и на экзамене ждет завал, а там недалеко и до отчисления. Отец будет метать разочарованные взгляды исподлобья, поджатые бледные губы матери – красноречивее всяких упреков… Двоюродный дядька, мануальный терапевт, попробует вовлечь в свой бизнес, конечно: научит делать массаж, аккуратно проведет пальцами от позвонка к позвонку, а там, глядишь, рутина согнет хребет…

И вот наш Карлини[9] оглядывается… смотрит на Сильвию, свернувшуюся калачиком под одеялом… та спит себе, не зная забот. А он сейчас бьется за их будущее: за дом мечты, троих детей, о которых она всегда говорит как бы в шутку, но в то же время серьезно, за кокер-спаниеля и пару ленивых кошек, пруд с рыбками и маленький пирс, семейный фургон для поездок на природу. Пацан тут над знаньем чахнет, а девка, ни капельки не страдая, просто лежит, сопит во сне. Как такое вынести? Разве не понимает она, как ему сейчас тяжело? Неужто в кампусе никто не услышит твой крик?..

«Кто ты, убийца?»

Этот самый важный, самый основной из всех вопросов распустился в тишине причудливым безымянным цветком. Ох, как же распалял он Калеба, как сильно дразнил! Ступая на тропу своих изысканий, парень с самого начала испытывал небольшое разочарование, зная, что никогда не сможет связать накрепко все ниточки этого дела. Как далеко ни зайди, сколько сил ни посвяти – крах всегда возможен. Грааль далек, и в дело все еще может вмешаться смерть. На этот раз его собственная.

– Заткнись, – осадил Калеб внутренний голос вслух.

Эхо заиграло под сводами тесной комнаты.

В первый же день после возвращения с каникул Калеб увидел персиковую краску, кое-как скрывающую кровь на стене. А Вилли все расспрашивал тогда, хорошо ли Калеб отдохнул. И первая мысль: «Господи, да тут кто-то дуба дал».

И образ сестры снова замаячил где-то на краю поля зрения.

Вилли был тяжелоатлетом – сто девяносто восемь сантиметров крепкой мускулатуры. Но даже этот шкаф, склонившийся над Калебом в тщетной попытке привлечь к себе внимание, не помог отвести от стены взгляд. Пятна крови Калеб бы ни с чем не перепутал. Вилли все расспрашивал о зимних праздниках, о красивых девчонках из Новой Англии, о какой-то еще не имеющей никакого смысла чепухе, сетовал на то, что у Калеба-то видок бледный, понурый, будто и не отдыхал тот вовсе. Вилли то ли не замечал, то ли намеренно игнорировал новый цвет стен комнаты. Похоже, он ни капли не возражал и против ужасного затяжного запаха разложения, раздиравшего носовые пазухи друга.

На подоконнике скопился иней.

Теряясь в догадках о произошедшем в его отсутствие, Калеб стоял зачарованным столбом и таращился на уродливый участок стены, вдыхая мясную вонь.

В этот момент парень услышал голос умершей сестры так ясно, будто она стояла у него за спиной.

Вздрогнул всем телом, как если бы по почкам рубанули топором, развернулся туда, где уже никого и ничего не было, – испуганный, возмущенный, смертельно бледный. Пришлось прикусить язык, чтобы загнать сестру назад в детство – туда, где обретались все знакомые ему призраки, ну или бо́льшая их часть. Вилли продолжал молоть какую-то чушь, становясь все более раздраженным, – игнор всегда был бедняге в тягость. Ладони Калеба объял зуд, как будто он сунул их в муравейник. Он смотрел на стену, зная о крови, осознавая, почему сестра возвратилась, связывая все воедино, пока мир за пределами головы равнодушно отсчитывал секунды.

– Калеб? Калеб! – повторял Вилли, теперь уже скорее взволнованный, нежели чем-то недовольный. Он взял приятеля за плечи, встряхнул легонько. – Эй, ты в порядке? Что с тобой, чувак?

Пульс громко-громко стучал у Калеба в висках, когда он думал: «Итак, на стене моей комнаты чья-то кровь… С чего бы? Чья?.. Кровать передвинули…»

Тот факт, что бордовые разводы все еще проступали из-под слоя персиковой краски, доказывал, что кровь свернулась и пробыла там долгое время. Два или три дня, возможно. Нашли жертву не сразу – значит, одиночка, друзья не волновались. Но почему же никто не почувствовал запах?..

Калеб отчего-то сразу предположил две вещи: умерла здесь девушка и самоубийцей она не была. Ко второй догадке худо-бедно вязалась логика: никто не разбрызгал бы столько крови на стену, даже если бы выстрелил себе в рот. Возможно, догадка была верной. Казалась правдивой.

Вилли к тому времени уже натурально закипел и занес свою большую, сильную руку, чтобы отвесить Калебу пощечину – возможно, шутливую, а может, и не очень.

– Эй! Да что с тобой не так?

В этот момент в комнату вошла Роза, а за ней вприпрыжку – Лягуха Фред с какой-то потертой книжкой под мышкой: если память не подводит, «Жернова неба» за авторством Урсулы Ле Гуин. Дежавю захлестнуло Калеба, и все, что прежде казалось разрозненным, вдруг идеально встало на свои места.

Роза сказала:

– Я слышала, ты поломал ноги. Как сейчас, в порядке? Калеб? В чем дело? Что у вас здесь происходит? – Она подобралась, будто испуганный барсук: голова нырнула в плечи, руки напряглись, став похожими на лапы. – Что за фигня?

Вилли закончил отводить свою массивную руку назад, и его ладонь, разогнавшись, понеслась к щеке Калеба, но цель так и не нашла – припав на костыль, парень юрко увернулся. Чистый автоматизм, инстинкт. И все равно выпад застал Калеба врасплох. Он прикусил язык.

«Убийца еще не найден», – пульсировало в голове.

Лягуха обнял Калеба, что-то пробормотал на ухо, лег на кровать и тут же заснул. Под его весом матрас продавился почти до пола. Калеб присмотрелся повнимательнее и понял, что матрас-то вовсе не его старый, проверенный; этот – совершенно новый. Куда же делся прежний? Куда они его отволокли?

Вилли расслабился, обнял приятеля за плечи и сказал:

– Ты, должно быть, чертовски весело провел время, раз до сих пор не очухался. Мне вот Герби Джонсон недавно рассказал, что…

Роза закрыла окно и помогла Калебу распаковать вещи.

– Ну и холодрыга тут, – пожаловалась она. – А ты, смотрю, загорел. Придешь сегодня на вечеринку? А что с твоими руками? Джоди не говорила, что тебя так сильно потрепало. Срань господня, тебе бы повязку на это дело наложить. Эх, Калеб…

– Я порезался о разбитую бутылку рома, – сообщил он. Собственный голос показался чертовски далеким, звуча будто бы из тех недр, куда отправилась сестра. Из мест дьявольски отдаленных, где-то там, в потустороннем мире. – Ничего страшного, друзья.

– У тебя кровь идет, – заметил Вилли.

Калеб опустил взгляд, увидел свежие тонкие потеки на ладонях.

– Пустяки, дело житейское. – Он попытался выдавить из себя улыбку, но на губы будто побрызгали стоматологическим анестетиком. – Ладно, гм… как прошли без меня праздники?

Под аккомпанемент мягкого похрапывания Лягухи Вилли и Роза рассказали, что они получили в подарок на Рождество и что подарили сами, на каких тусовках побывали и что нового выведали, как поживают их семьи. Все их слова, влетев в одно ухо Калебу, тут же через другое и вылетели – он ни черта из болтовни друзей не запомнил.

Комната все еще пахла Сильвией.

Ветви сердито царапали окна этого гроба, треплемые усиливающимся ветром.

Калеб сел на любимый диванчик Сильвии Кэмпбелл, достал свои заметки, расправил их и в тусклом свете принялся читать. Раньше заметки будто бы выглядели как-то иначе, и он сейчас не мог уловить ни слова из написанного. Столько страниц, а Калеб даже не знал, с чего когда-то начал и на чем остановился. Тени отказались говорить с ним на этот раз.

Пока Калеб не обнаружил маленький карандашный рисунок-автопортрет, он не знал, как выглядит Сильвия Кэмпбелл. В ее вещах не было ни одной фотографии. Он нашел ее кошелек, громоздкий, из потрескавшегося кожзама цвета винограда, но там не оказалось ни водительских прав, ни студенческого билета, ни даже наличных, если уж на то пошло. Копы или кто-то еще, должно быть, все забрали.