Академия мрака

– Я…

«Не принимай это близко к сердцу. Не торопись, не сбивай его с толку. Все, что тебе нужно, – установить контакт».

– Где ты? – спросил Калеб.

– Я…

– Ты у себя в комнате?

– Нет.

– Тогда где же?

– Здесь.

– На радиостанции? – уточнил Калеб.

– Здесь.

– Где же? Давай, ты можешь мне рассказать.

Он представил Фреда лежащим в насквозь пропотевшей постели, погруженного в страшный мир по ту сторону бодрствования, с трубкой, прижатой к уху. На выдохе, не то всхлипывая, не то стеная в приступе темного восторга, Лягуха протянул:

– Я в аду.

Калеб понимающе уставился на стену.

«Ну, приятель, после вечеринки у декана для меня это не новость. Мы все тут в аду».

Под тенью пятна на стене лежала Мелисса, свесив руку с края матраса, смотрясь почти такой же неживой, как любая другая убитая женщина, спавшая в Калебовой постели.

– В чем дело, Лягуха? Что еще тебе сказала Сильвия?

Вместо ответа – лишь намек на звук, вибрирующий порыв воздуха.

– Что-что?..

Странный сипящий выдох длился почти целую минуту.

Калеб задержал дыхание и сосредоточился. Закрыв глаза, он представил, что чернота перед глазами – глубокое озеро, в которое можно нырнуть. Глубже, глубже… Где-то через минуту он почувствовал горячую резь в легких, готовых разорваться от нехватки воздуха, но все равно продолжал свое погружение, схождение во тьму; уши горели от напряженных попыток уловить обрывки послания Лягухи из сумеречной зоны за гранью сна.

– …о-о-ок…

Калеб глубоко вздохнул, и лампы вспыхнули ярче прежнего: всюду, перед глазами, по сторонам, над головой.

– Йоквер?!

Тишина.

Не определившись, верит ли в то, о чем думает, и может ли это быть правдой, Калеб спросил:

– Так это Йок убил ее, Лягуха?

Тут внутри Фреда будто что-то надломилось, клапан сорвало, сопротивление среды ослабло и сомнамбулическая часть его личности открыла полный доступ к системам и возможностям тела.

– Я поговорил с ней, Калеб.

– Да?

– Я сделал так, как ты меня попросил.

«Господи, кто из нас безумнее?»

Сердце Калеба екнуло. Затея с просьбой к Лягухе – наполовину шуточная, без какой-либо надежды на успех – вдруг принесла свои плоды? Осознание щедро насыпало за шиворот ледяных мурашек. Мелисса вздохнула. Калебу показалось, что за окном мелькнула огромная крылатая тень, но потом он понял, что стекло отражает лишь его собственные метания по комнате. А двигаться приходилось, ведь телефонный провод все туже и туже затягивался на пальцах.

– Что она тебе рассказала?

– Она всего лишь хотела получить образование. – Лягуха Фред нашел сказанное в чем-то забавным – по крайней мере, в его голос просочилась странная веселая нотка. – Ее обманули. Ее убили.

– Зачем? Какой мотив?

Теперь в бесстрастие голоса вползли боль и ужасная обреченность.

– Она научила их.

– Что Йоквер с ней сделал?

– Она все еще такая сильная, – плачущим голосом пожаловался Лягуха. – Боюсь, теперь она не оставит меня в покое.

Калеб в отчаянии потер переносицу.

– Ты знал о ней весь семестр, не так ли? Ты тоже почувствовал этот запах.

– Я…

– С тех пор, как ты остался у меня и заснул на кровати, на том месте, где она умерла. Ты знал. Она пыталась достучаться до меня через твои сны, ведь так оно получается, Лягуха? И ты звонил, чтобы рассказать мне. Ох, Лягуха… ты же понимаешь, это все – сущее безумие!

– Я знаю, Калеб. – Кажется, теперь Фред плакал по-настоящему. – Здесь ангел, видит прекрасный сон…

– О боже. – Ноги Калеба подкосились, и он ухватился за стол, чтобы не упасть. Парень оглянулся и увидел, как Мелисса Ли спит. В поле зрения Калеба попала его же рука – она двигалась так, как будто больше не была подконтрольна хозяину, и теперь легонько касалась влажных губ девушки.

– Что ей снится? – спросил он.

– Она говорит, ей снишься ты, Калеб. – Эмоции в голосе Фреда становились сильнее по мере того, как он все ближе подбирался к моменту окончательного пробуждения. – Ты лучше не возвращайся туда.

И снова этот полный мольбы, испуганный, стопроцентно реальный вскрик:

– …ок-к!..

Лягуха Фред взвыл от боли.

Что-то на том конце провода словно бы густо пролилось на пол.

И звонок оборвался.

Калеб отлепил трубку от уха и уставился на стигмат, расцветающий в ладони, охотно наливающийся свежей кровью.