Академия мрака

– Не думал же ты, что я хочу показаться кем-то большим, нежели просто дружески настроенный и добросердечный специалист? Такой, знаешь, немного… подобострастный – вот, пожалуй, верное слово. – Будучи большим знатоком правильных слов, Джулия всегда оставляла замечания в работах Калеба и ставила пометку «неуклюже!» всякий раз, когда он перебарщивал с метафорами (а перебарщивал Калеб частенько).

– Ну, в академических кругах есть свои подводные камни, – сказал он. Прозвучало это глубокомысленно, но в то же время глупо, что, в общем-то, отвечало атмосфере действа.

– Конечно есть, но дело не в них, а в приличиях. Раз есть приличия – соблюдай их, будь добр. Я так и делаю, потому что все еще ищу работу на постоянной основе и через год университет вполне может разорвать со мной временный контракт без объяснения причин. Посмотри-ка, как Игги и Говард отчаянно пытаются зарекомендовать себя одновременно острыми на язык, но все еще располагающими к себе ребятами. А они-то здесь уже двадцать лет проработали. Так уж заведено. Только подумай, сколь долгий путь по жизни предстоит – хранить обаяние до самой пенсии и всегда улыбаться так, будто у тебя защемило лицевой нерв.

– Никогда бы не подумал, что они так себя ведут с умыслом, – сознался Калеб.

– Ну, конечно, не все так делают, но эти двое – однозначно шуты при дворе. Готовы унижать себя прилюдно, если светит какая-то выгода.

– Не смотрел под таким углом, миссис Бландерс.

– Конечно не смотрел. – Джулия фыркнула, будто бы чуть оскорбленно, и в один большой глоток прикончила все, что оставалось в бокале. – Ты слишком этичен, Калеб. Мы-то о тебе наслышаны.

Слово «этичный» резануло по ушам, и Калеб весь подобрался. Неужели Йоквер обсуждал студента с коллегами?

– Что вы хотите сказать, миссис Бландерс? – хрипло спросил он. В горле пересохло.

– Ничего особенного, если честно.

Мэр бочком скользнул к ней, что-то прошептал на ухо. Джулия разразилась хохотом, заставившим Калеба поморщиться от дикой наигранности. У нее явно отсутствовал талант к светскому флирту, но миссис Бландерс все равно старалась изо всех сил. Улыбка разом обнажала все зубы, смех звучал отвратительно громко – такой звук мог быть рожден лишь в самых недрах диафрагмы и не без боли. Пальцы женщины взобрались на грудь мэру, описали несколько небольших кругов – будто она прощупывала ритмы сердца, – и Калебу отчего-то вспомнилась Кандида Селеста с ее отчаянными попытками выбить из него пару мятых бумажек. Мэр, рассмеявшись басовитым, но в то же время очень подростковым смехом, вприпрыжку вернулся к своей жене. «Неважно, насколько хорошо играешь, – подумал Калеб, – главное, чтобы это работало».

– Меценаты, – сказала Джулия, забирая два свежих напитка у официанта с изможденным лицом, на котором была написана пустота, как у больного раком. – Все эти серьезные люди. Сегодня вечером деньги так и льются рекой. Дотации, спонсорство, гранты. И мы, поверь, неплохо заработаем. А там, глядишь, и новое имечко выбьют на городской доске почета…

– Охотно верю, – заметил Калеб. Он уважал ее пометки красной ручкой на бумаге, но теперь, когда Джулия стояла перед ним и все еще пыталась стрелять глазками на манер Хеди Ламарр[19], хоть ее ресницы были и вполовину не такими пышными, как у старушки Хеди, – в ней попросту не чувствовался ментор, преподаватель, жрец академической науки. Она в глазах Калеба сейчас была столь же потерянной и достойной всяческого презрения, как и он сам. – А зачем тогда приглашать студентов?

– Они – самые искренние жополизы из всех. Их близость поддерживает в нас вкус к жизни, силу духа… – Освещенные канделябрами рыжие волосы миссис Бландерс казались охваченными пламенем, пепельное лицо отливало румянцем. – Как ты думаешь, зачем еще я стою рядом с тобой, Калеб? Не из-за того же, что ты миловидный парниша?

– Я думаю, вы сегодня слишком много выпили, Джулия.

– Слишком много? Да брось, я трезвее стеклышка. Вот. – Она протянула ему свой наполовину заполненный бокал, и Калеб залпом опорожнил его. Привкус джина показался отвратительным, но с этим можно было ужиться. – Видишь, ты и сам не прочь смочить перышки. Пойдем, я возьму нам еще.

– Не стоит. Сегодня я обойдусь без вашей компании.

– Это ты зря, – произнесла миссис Бландерс и положила руку Калебу на грудь. Ее пальцы вновь задвигались маленькими кругами, назад и вперед, словно это был какой-то детально проработанный магический пасс или ритуальный гипнотизирующий жест.

– Это вы зря, – парировал парень. – Лучше и дальше играйте в царапки с мэром. А я ухожу. Завтра я отчисляюсь из вашего университета.

Категоричность заявления застала его врасплох так же, как и миссис Бландерс. Пока мысль не обрела звучание в словах, Калеб даже не отдавал себе отчета в том, как сильно ненавидел это место. А теперь уж сказанного не воротишь, он понял, что всегда хотел уйти. И уйти теперь придется.

– Ты что! Послушай, не стоит. Это будет большой ошибкой с твоей стороны. Калеб!..

– Уйдите с дороги. – Он знал, что ведет себя неправильно, в полном соответствии с записочным пророчеством Джоди – «ты устроишь сцену», – но не мог позволить себе растратить впустую то немногое мужество, что удалось собрать благодаря миссис Бландерс.

Что-то двигалось на периферии поля зрения, поворачиваясь раз, другой, третий. Калеб поискал глазами Джоди, Вилли, Розу и Лягуху Фреда, но никого из них не нашел ни в гостиной, ни в столовой, ни по углам. Говард Мурхед поздоровался и по-отечески обнял Калеба, и тот почувствовал себя так, словно потерял еще одного друга. Игги Гейтс подошел, когда Калеб проходил мимо бара.

– Еще по одной?

– Простите?..

– Ну, не стесняйся, парень, чего хочешь? Виски? Джина? Со льдом, без?

Калеб не подозревал, что в преподавательском составе так много латентных алкоголиков. Ему, чего греха таить, не хотелось отказываться от предложения. Он с трудом сглотнул. «Университет напоит всех!» – пришла на ум зловещая пародия на девиз.

– Нет, спасибо.

Игги пожал плечами и стал наигрывать грубые мелодии, стуча по бутылкам и ведерку со льдом. Он выиграл скоропалительную дуэль с низкорослым священником, положившим глаз на ту же бутылку, что и профессор социологии. Вернувшись, выругался вполголоса и бросил:

– Вот же пронырливый сукин сын, обобрать меня вздумал! Разве эти мудаки-иезуиты пьют что-то крепче кагора? – Гейтс поморщился. – Читает курс теологии для вечерников, всегда пытается выставить меня дураком перед студентами на своих гнилых проповедях.

Священник и впрямь продолжал бросать на профессора злобные взгляды.

Игги повернулся и погрозил тому кулаком, и Калеб, улучив момент, попытался ретироваться в свободный угол комнаты. Но Гейтс оказался проворнее – остановил студента, выставив руку на уровне шеи, будто шлагбаум.

– Не торопитесь, молодой человек, что-то я давненько не видел вашей дипломной работы. Как раз хотел спросить: как продвигаются дела?

– Эта работа меня в могилу сведет, – сказал Калеб, сделав ударение на нужном слове, и понадеялся, что его смешок окончит разговор. – Вы случайно не видели Джоди?

– Кого-кого?

– Джоди. Подругу. – Игги Гейтс чертовски хорошо знал, кто такая Джоди. С чего это вдруг все притворяются, что понятия не имеют, о ком он? – Девушку мою.

– А, ты про ту белобрысую, что обычно ждала тебя после пар? Нет, этим вечером точно не попадалась. Я, кстати, с чего-то вдруг решил, что вы с ней уже разбежались.

– Что? – Слова Гейтса застали Калеба врасплох. – Нет-нет. Мы все еще вместе.

– Как славно! Что ж, извини, парень. И на меня бывает проруха.

Что такого, интересно, заметили учителя, а он сам – упустил из виду? Может, он сам и планировал порвать с Джоди – просто чтобы не мучить ее более, – но для чужих глаз они должны были по-прежнему казаться не разлей вода. Впервые за вечеринку Калеб смог улыбнуться искренне, оттянув пересохшие губы к зубам, как рычащая собака.

– Ты сам – одна сплошная проруха, Игги, – пробормотал он сквозь эту гримасу.

Отвернувшись, Калеб уставился на зеркальную стену, облицованную белым мрамором, бесконечно отражающую плясавшие в канделябрах огоньки. Движущееся в отсветах наваждение вновь привлекло его внимание, и теперь он смог уловить, что это была за тень.

Тень, поджидающая Калеба, словно призванная его ухмылкой.

В памяти мигом ожило пророчество Лягухи Фреда.

Калеб смотрел на призрак Сильвии Кэмпбелл.

«Ангел».