Академия мрака

5

«Зачем же столько лжи?»

Калеб взглянул на свои записи, не читая их, в ожидании, когда появятся зацепки.

Тишина, которая раздражала его всего несколько минут назад, теперь оказывала успокаивающее действие, убаюкивая под дребезжание окон. Ветер стонал вдалеке в кровожадном бреду. На ум пришел «Макбет»: «Слетайтесь, вы, смертельных мыслей духи, измените мой пол и от главы до пят меня жестокой злобой напоите[11]». Калебу не нравилась часть про «измените мой пол», но в остальном Шекспир звучал уместно.

Неделю назад парень заснул здесь, в узкой комнате-могиле, и пробудился с нервным ощущением, что ему приснился длинный непрерывный цикл снов, сюжеты которых никак не упомнить. Забвение, впрочем, лучше ярких подробностей кошмаров.

Калеб осторожно положил набросок Сильвии обратно в карман. Принюхался, ища ее запах, неважно какой – духов, кожи, волос.

На матрасе остались следы лака для ногтей, три пряди каштановых волос и слабый аромат цветов. Хризантемы или фиалки. Выцветшие духи или модное мыло, благовония или освежитель воздуха? Калеб не мог быть уверен.

«Дункан в могиле; горячка жизни кончена – он спит…»

Страницы заметок полетели на пол. Они были скорее частью Сильвии, чем Калебовой собственностью. Перевернувшись на спину, он посмотрел на распечатки из личного дела девушки, засунутые между глав его диссертации.

Последние пару семестров Роза работала в регистрационном офисе. Иногда Вилли и Калеб навещали ее там. Читали досье на самих себя, смеялись над самыми язвительными комментариями преподавателей. Вилли всегда воспринимал такие штуки с легким сердцем, но Калеб смотрел на бумаги и видел, как сильно искажается образ студента в призме простой неуспеваемости.

– Говард Мурхед, препод английской литературы, считает, что у меня с «пониманием прочитанного» хуже, чем у девятиклассника, – заметил Вилли.

– Он тебя еще пощадил.

– А что такое «Над пропастью – поржи»?

– Э-э-э… хороший вопрос.

– Да ладно, объясни. Девятый класс – не пятый, правда ж? Вдруг пойму.

Несмотря ни на что, Роза все равно относилась к Вилли с глубочайшим уважением и любовью, зная, что такого парня в литературный клуб записывать бесполезно.

«Хризантемы или фиалки».

После разговора с Рокки и Булем в тот первый день Калеб часами разглядывал персиковую краску, изредка отвечая на вопросы Вилли и Розы. Он гадал, долго ли сможет продержаться в своей комнате, если она когда-то хоть в какой-то степени вообще принадлежала ему. Да и хватит ли выдержки? Когда друзья наконец ушли и час неумолимо клонился к полуночи, Калеб заставил-таки себя прикоснуться к пятну на стене – осторожно протянул руку и провел пальцами по нечеткому контуру под краской. Глядя на него, можно было часы напролет угадывать какие-то образы… совсем как при взгляде на облака.

В воздухе мерещились ножи. Все еще лежащий на кровати Лягуха Фред что-то забормотал в беспокойном сне. Он трепыхался с редкостной настойчивостью, бормоча и ощупывая воздух руками, умоляя, как будто слал Калебу загадочные предупреждения. Под тушей Лягухи новый матрас смотрелся слишком белым. Калеб задумался о том, что сделали со старым.

Зазвонил телефон. Это была Джоди, и прежде чем парень смог решить, что ей сказать касательно вони в комнате и того, как мир внезапно принял новые очертания, девушка вдохнула так глубоко, что стало понятно – она собирается наорать. Было приятно иметь возможность подготовиться к этому. Калеб немедленно извинился и пообещал заглянуть позже.

– Позже?! – выкрикнула Джоди. – Уже почти полночь! Я искала тебя весь день. Где ты пропадал?!

– У себя.

– Ты врешь. Я приходила, дверь была заперта. И еще за последние пару часов я раз шесть тебя набирала.

– Боже, серьезно? – Звонков он не услышал. Похоже, если бы не возня Лягухи, Калеб бы и не сообразил снять трубку.

– Это могла бы быть наша первая нормальная ночь вместе – без моих предков где-то неподалеку, без ухода за их детьми… в чем дело? У тебя странный голос.

– Правда? А… все в порядке. – Джоди тоже не знала ни о каком убийстве. – Чем ты сегодня занималась?.. Извини, правда.

– Это ты извини. Но мне всегда приходится извиняться за то, как предки обращаются с тобой. Да и со мной, чего уж там.

– Им не обязательно было оставлять меня на постой тогда, но они оставили. Это кое-что да значит.

Калеб научился быть благодарным тем, кто проявлял к нему хоть какую-то доброту, даже если приходилось присматривать за увечными отпрысками проституток и наркоторговцев, чтобы заслужить такое отношение.

– Может, и значит, но не хочу я такой помощи, после которой тяжко тебе в глаза посмотреть. Ужасный это был новый год. А еще сегодня пришло уведомление, что мне заменили две дисциплины. Какая-то ошибка, видать.

– Туда этика, часом, не входит? – поинтересовался Калеб. Это была единственная их общая дисциплина. Профессор Йоквер, насколько парень слышал от студентов, был славным малым. С этикой проблем возникнуть не должно. Можно позволить себе последний легкий семестр, перед тем как пуститься во все тяжкие в большом мире, ожидающем за стенами университета.

– Нет, так что по утрам мы все равно будем вместе. – Хрипловатый разгоряченный голос девушки ласкал ухо, но в нем слышался и потаенный гнев – из-за Калебовой безынициативности. Они не занимались этим уже больше месяца. И Джоди хотела знать, почему, черт возьми, он не притаился за ее дверью, обезумев от похоти, сразу, как только вернулся в кампус. Но Калеб в принципе мало что делал, чтобы заставить девушку чувствовать себя нужной.

– Я приду через пять минут, – сказала она.

Калеб высунул голову из окна – немного продышаться от вони морозилки с мясом. Лягуха снова что-то забормотал во сне, кажется, упомянув имя Джоди, а затем издал кряхтящий звук, будто снова висел на стене общежития голышом.

– Гм… давай лучше я к тебе приду, Джоди.

Он почти увидел, как она нахмурилась на том конце линии.

– Почему? – спросила она нерешительно, перебирая возможные причины в уме.

«Контрольный список» был длинным. Наверняка она сейчас шерстила его, вспоминая, как Калеб, пошатываясь, вскарабкался на ее крыльцо на костылях с порезанными руками. Как двенадцать часов тому назад отец запрыгнул в пикап и отвез ее в университет, не сказав Калебу ни слова, так и бросив его на лужайке в окружении обглоданных блохами псов и ревущих детей. Просто такова уж была манера этого человека указывать Калебу на подобающее ему место.

Джонни тогда как раз закончил красить «Тойоты» в лимонно-желтый цвет, и они так ярко, так гордо сверкали на солнце; Рассел, по обыкновению своему, сидел во дворе, листал «Ридерз Дайджест» и читал анекдоты самому себе вслух.

Калебу разрешили пожить во дворе, но это не было приглашением: это была демонстрация власти. Мать Джо пару раз приставала к парню с сальными намеками, вот отец, видимо, и решил показать гостю, что не все коту масленица. Джоди уселась на пассажирское сиденье, ее отец завел двигатель и, заложив по грязи круг, выехал со двора. Все умственно отсталые детишки бросились за машиной.

– Что-то не так, Калеб? – спросила Джоди, и ее голос внезапно показался жестяным, дребезжащим прямо в ухе.

– Нет, Джоди. – Собственный голос был тверд и монотонен, заглушал даже храп Лягухи. Странно, что не звучал так, будто его хозяин на грани умопомешательства. – Все в порядке.

– Ты уверен?

…Вновь осиротев, он принялся ковылять три километра до автобусной станции, пока дети-гидроцефалы, прислонив свои опухшие головы к облупившейся краске перил крыльца, ухмылялись вослед. Джонни закинулся чем-то и растянулся на крыльце. Рассел все еще силился дочитать первую страницу анекдотов – с таким себе успехом.

– Просто Лягуха Фред заснул у меня. И не похоже, что он в состоянии вернуться к себе в комнату сегодняшним вечером.

– Что ж, просто вытолкай его жирную задницу за дверь.

– Видишь ли… он болен, и я хотел бы убедиться, что с ним все будет в порядке.

– Проводи его в медкабинет. Это как раз по пути.

– Джоди, ты же знаешь… разбудить его – все равно что прервать полуночную мессу. Его сон – священный ритуал.

– Мне наплевать. С каких это пор ты сторожевой пес для этого зомби?

– Да ладно, не называй его так.

Джоди отказывалась понимать, что Лягуха Фред путешествует во сне в самые разные места.

– Он – полный отброс, а ты зачем-то возводишь его на пьедестал, будто он какой-то мистик, Будда собственной персоной или гуру медитации, но на самом деле…

– Послушай…

– …на самом деле у него нарколептический психоз – то, что происходит, когда весишь за сто восемьдесят кило и социально закрываешься даже от тех немногих друзей, что еще остались. Ему следовало бы принимать лекарства и соблюдать строгую диету, а тебе – не нянчиться с ним. – Джоди попыталась успокоиться и глубоко вздохнула через нос. – Ладно, забудь. Просто приди, пожалуйста. Пожалуйста, давай не будем ссориться.

Когда Калеб добрался туда и увидел Джоди, то любовь и тоска, после всей этой крови, новой и старой, которой была забита голова, нахлынули разом. Странным образом подкрепленные еще и унижением. Калеб помнил свои печали, и печали помнили его. Джоди выключила свет и обняла парня, и сияние луны присоединилось к ней. Он швырнул свои костыли в угол и позволил себе прильнуть к девушке всем телом.

– А я уж подумала, ты злишься на меня, – прошептала она. – За что-то.

Прикусив нижнюю губу, Джоди приняла позу, как ей казалось, надутой маленькой девочки, только в выражении ее лица не было ничего детского. И это заводило.

– Нет, Джоди, не злюсь.

– Даже за ужасные каникулы у меня дома?

– Не так уж это было и плохо.

– Спасибо, что не сдал моих братьев копам.

– Они и без меня когда-нибудь получат свое.

Джоди пропустила эти слова мимо ушей. Может, она и сама желала, чтобы за родню взялись власти штата. В конце концов, родственники пугали ее до чертиков.

– Так что все-таки стряслось?

– Ничего.

– Я тебе не верю.

– Почему?

– Ты – весь себе на уме. Даже меня не впустил. Пойми, наследство родителей не сможет вечно держать тебя на плаву.

Что ж, что правда, то правда.

– Хм, – глубокомысленно отозвался он.

– Напиши резюме, устройся на работу. Сними квартиру. У тебя есть хоть какие-то планы на жизнь после окончания универа? Где и как ты собираешься жить?

– Хм…

Калеб подумал было, не собирается ли она добавить, что он не сможет жить в доме ее родителей.

«А жаль. Мне понравились умственно отсталые детишки».

Вдруг Джоди вздрогнула всем телом, сдерживая громкие рыдания.

– Иногда приходится уступать, Калеб, – простонала она. – Просто сдайся уже.

– Сдайся?..

– Нельзя постоянно воевать со всем миром. Выходить за рамки дозволенного.

– Ты драматизируешь. – Калеб усмехнулся, чтобы оградить себя от женской интуиции или, возможно, защитить саму Джоди. Разве он выходил за рамки? Хоть когда-то? Увы, Джоди все еще видела в нем пациента. Томограммы мозга. Тесты Роршаха. – Все у меня будет нормально. Выплыву.