Станция плененных

Шестая камера — Подземелье

Ветер начинает усиливаться и по городу разносится механических гул, словно лопасти большого вентилятора, пропуская через себя воздух, задевают мятую фольгу. Мы с Серегой бродим по городу еще часа два и решаем возвращаться обратно к лагерю раньше, чем было оговорено с Князем. За все это время нам не повстречался ни один душегуб, и это вызывает у меня массу вопросов. Впрочем, такие же вопросы, как мне кажется, крутятся в голове и у Сереги, потому что с тех пор, как мы покинули мастерскую Митяя, он сказал от силы лишь пару фраз, да и те касались сугубо «рабочих моментов».

Собственно начинать светскую беседу намерений нет и у меня.

С одной стороны, зная, что за нами наблюдают, говорить и обсуждать что-то вслух не хочется, с другой же, любая тема неизменно привела бы нас к Нине. Мысль о том, что у нее были жетоны, вызывают у меня ностальгические чувства от испытанного Тохой предательства. Вдобавок к этому я не знаю, было ли известно Сереге и Маше об этом секрете или для него эта новость стала такой же неожиданностью, как и для меня. Можно ли им доверять после всего, что случилось? Или же я, как и прежде, должен рассчитывать лишь на себя? Но теперь помимо ответственности за свою жизнь, я несу ответственность и за жизнь Саши, который оказался здесь из-за меня.

Чертов идиот, кто его просил спускаться за мной?

— У меня сейчас голова лопнет, — внезапно произносит Серега, заглушая в моих ушах звук гула.

— Из-за шума?

— Нет, из-за информации.

Понимаю, сам такой же.

— Я не знал о том, что у нее были жетоны, — говорит Серега, когда мы останавливаемся у автобусной остановки.

Зачем она была здесь построена, если в городе не было ни одного автотранспорта? В лучшем случае я находил велосипеды, самокаты и ролики, да и то последние были детскими и принадлежали, по всей видимости, тем, кто раньше жил в Клоаке до того, как город получил такое название. Но автобусная остановка внушает какую-то внутреннюю гордость за страну, от которой остались лишь воспоминания, да страницы в учебниках. Бетонное сооружение не имеет названия, поэтому понять, как именовали остановку, я не могу, но ее мозаичный рисунок с изображением не то космонавтов, не то астронавтов из далекого будущего оживляет серую пустынную улицу.

Я вспоминаю нашу с Ниной первую встречу. Возможно, мне стоило больше внимания уделить самой Нине, а не ее одежде. Она стояла передо мной в одном белье и мест, куда бы она могла спрятать жетоны, оставалось не так много. Заметь я их у нее, то что бы сделал?

— Но повторюсь, — продолжает Серега, — будь они у меня, я бы тоже никому не сказал.

— Почему?

Серега пожимает плечами, а затем смотрит на меня как на какого-то несмышленыша. Удивляется, наверное, как я могу этого не понимать? Но дело в том, что я прекрасно понимаю причину, по которой ни он, ни Нина никому бы не сказали о своем сокровище. И в этом Митяй ошибся, посчитав, будто я приму за правду то, что Нина утаила от нас наличие у нее жетонов из злого умысла, мол, имея в кармане ключ к свободе, она бы им обязательно воспользовалась, а нас бы всех бросила.

Нет, дело не в этом.

— Я бы испугался, — озвучивает Серега мою догадку. — Испугался бы того, что их у меня отнимут. Думаю, Нина тоже боялась.

Я в этом уверен, поэтому лишь киваю, соглашаясь с его выводом.

Нина боялась, и винить ее за это, ни у кого из нас нет права. У меня мои жетоны украли, поэтому я знаю, о чем говорю. И я, возможно, заметь тогда у нее жетоны, поступил бы с ней так же, как со мной поступил Тоха. С одним лишь отличием, я бы отобрал жетоны и оставил на произвол судьбы совершенно незнакомого мне человека, в то время как Тоха оставил с носом меня — по меньшей мере своего приятеля.

— Но твой друг пугает меня куда больше.

Разговор о Митяе должен был возникнуть.

— Он всего лишь пацан, — говорю я, сам особо не веря собственным словам. — И он помог мне, когда я остался один.

— Он тобой одержим. И эта одержимость в конечном итоге или тебя погубит, или его. — Серега переходит на шепот. — Прости, конечно, но я ему не доверяю.

И твои сомнения мне понятны.

— Видел бы ты, как он себя вел, когда в прошлый раз ты с Ниной остался наедине. У него с головой непорядок, — Серега крутит пальцем у виска, и опасливо озирается по сторонам в поисках камер, — и если он правда помог Нине сбежать, то сделал это не по доброте душевной. Он от нее в прямом смысле слова избавился, чтобы глаза не мозолила.

Я качаю головой.

— Ты преувеличиваешь.

Теперь головой качает Серега.

Не соглашаешься со мной? Что ж, твое право. Я бы, наверное, тоже не согласился.

— Как ты вообще на него наткнулся? — спрашивает он. — Не пойми меня неправильного, но…как бы выразиться? Ты не производишь…

— Нужного первого впечатления? — подсказываю ему я.

Да, я знаю об этом.

— Он ведь не из лагеря, — продолжает Серега, будто пропустив мою подсказку мимо ушей. — И вряд ли попал сюда так же, как и мы. Согласен?

Согласен.

— Так зачем ему помогать тебе, если он местный? Никогда об этом не задумывался?

Было дело, но как-то за неимением другой поддержки я быстро отбросил эти мысли в сторону. Теперь же чувство благодарности за все, что он сделал, не дает мне в полной мере проанализировать нашу с ним дружбу. Но со стороны Сереги она, наверное, действительно кажется странной. Как и сам Митяй.

— Если он покажет нам, где центр управления, то плевать я хотел на все его странности и скрытые мотивы, — говорю я. — Главное, найти то, что от нас требуется найти, а потом нужно будет использовать легкий шантаж для того, чтобы манипулировать Князем. Он нас не отпустит.

— Я об этом уже думал.

— Да? И что надумал?

— Что шансов на победу у нет.

— Ты хотел сказать на «честную» победу?

— Я сказал то, что сказал. Найдя центр управления, мы лишь подпишем себе смертный приговор. Сам же сказал, что Князь нас не отпустит. Казнит, наверное, у всех на виду, чтоб неповадно другим ему перечить было.

Именно так все и случится.

— Но искать центр управления вечно мы тоже не можем, так?

— Так. К чему ты клонишь?

— К тому, что нам надо утроить саботаж.

— Саботаж?

— Да. Если твой друг завтра покажет нам центр управления, то нам нужно будет лишь что-нибудь там… — Серега делает характерный знак руками, словно разламывает в них ветку или упаковку спагетти. — Пусть Князь страдает головной болью от очередного нашествия горожан, а мы под этот шумок сбежим.

— И где предлагаешь прятаться?

— В нашем распоряжении целый город.

— Допустим. А на поверхность мы как сбежим?

— Угоним поезд, как и собирались до этого с Ниной.

— Мы не знаем, где он.

— Не беда. Найдем рельсы — найдем и поезд. В крайнем случае, прижмем твоего дружка и выпытаем у него всю нужную нам информацию.

Говорить о том, что Митяй еще совсем пацан и обращаться с ним нужно помягче, как я полагаю, смысла нет. Но идея со всеми ее белыми пятнами и впрямь хороша. Если бы мы только знали, где они прячут поезд…

Я пытаюсь вспомнить все места, в которые умудрился пробраться за эти два года, но депо, в котором душегубы во главе с Князем могли прятать поезд, так и не нашел. Понимая, что место стоянки у него все же быть должно, я достаю карту и, развернув ее, глазами ищу место предполагаемой парковки поезда. Но ничего приметного не нахожу.

В очередной раз. И мы продолжаем возвращение в лагерь.

Наш путь лежит через двор-колодец. Постройки такого типа встречались мне на нашем юге еще когда я был ребенком и мы с семьей жили то в одной части страны, то в другой, в зависимости от того, куда начальство забрасывало отца по его службе. Поэтому их внешний вид не вызывает у меня такого удивления, как у того же Тохи, когда мы с ним впервые забрались в неизведанные части города.

— Эй, смотри туда, — шепчет Серега, пальцем указывая куда-то в сторону. — Прячься!..

Не успевая сообразить, что к чему, я прячусь за ближайшей скамейкой. Когда-то на ней сидела мамочка, выгуливавшая свое чадо на качелях. Теперь же на ней не спят даже в самую теплую ночь лица без определенного места жительства.

Интересно, а в Клоаке такие вообще были?

— Что они делают? — прищуриваясь, спрашивает Серега не то у меня, не то у самого себя, просто озвучивая вслух свои мысли.

Я тоже щурюсь, но лучше бы у меня был бинокль.

Мне удается рассмотреть несколько фигур, и в одной из них я признаю знакомого уже нам великана. Еще один такого же размера человек идет перед ним и вскоре оба скрываются от наших глаз за подъездной дверью.

— Что они там делают?

Я пожимаю плечами. Любопытно, конечно, но оно нам надо? Узнавать, чем эти переростки, не понятно на чем в этих условиях откормленные, промышляют вдали от чужих глаз. И стоит только мне подумать о всевидящих глазах, как я начинаю вертеть головой в поисках камер и нахожу несколько черных полусфер. Возможно, за нами сейчас наблюдает Митяй и думает, какого черта мы делаем. А возможно, за нами наблюдает и кто-то еще.

«Но кто?» — назревает тогда другой вопрос.

И он падает в копилку из десятков других вопросов, ответы на которые я вряд ли смогу найти в ближайшее время.

— Смотри, выходят.

Инстинктивно мы с Серегой стараемся слиться с окружением, опускаясь еще ниже к земле. Великаны выходят из подъезда, вероятно изображая из себя санитаров, потому что в руках у них носилки и белой тканью накрыт еле различимый человеческий силуэт.

— Что за фигня?.. — бубнит Серега, хотя мне кажется, что в его лексиконе есть ругательства куда сквернословнее. — Разве в домах кто-то живет?

Я уверенно качаю головой.

Никто в этих домах не живет.

— Тогда чей труп они выносят?

И куда?

Мы дожидаемся, когда двор вновь опустеет. Выждав еще некоторое время, мы переглядываемся и, не сговариваясь, начинаем медленно идти к подъезду. Чем мы руководствуемся? Точно не здравым смыслом. Но попасть в подъезд оказывается легче, чем заставить себя вернуться в лагерь под надзор к Князю. Сбоку от лестницы, ведущей к почтовым ящикам, еще одна дверь. Железная. Она открыта и ведет в подвал.

— Рискнем? — спрашивает Серега.

И мне почему-то кажется, что своим вопросом он будто перекладывает на меня ответственность за все, что может с нами там произойти.

Какая наглость.

— Кто первый?

Мы одновременно выбрасываем вперед кулаки и, проговаривая считалочку «цу-е-фа» лишь губами, за один ход решаем, кто из нас двоих больший неудачник.

Разумеется это я. Никогда не любил эту игру.

Я уже имел удовольствие поползать по местным подвалам, и все они оказывались как под копирку темными, сырыми и вонючими. И ничего интересного в них кроме труб не оказывалось. На этот же раз я будто попадаю в лабораторию из фильма ужасов. Где-то шумит генератор, по полу змеями тянутся толстые провода, работают компьютеры. На металлическом столе со свисающими вниз кожаными ремнями застывшими ошметками, размазанными по полу, скоплена какая-то слизь.

Серега хлопает меня по плечу и кивает головой в сторону дальней от нас стены. Там, роясь в каких-то бумагах, стоит мужик в белом халате. Что такого интересного написано на этих листах, что он нас до сих пор не заметил?