Аника

Глава 9

Вернувшись в деревню, я, действительно, слег с тяжелейшей простудой и последовавшей за ней пневмонией. Но зря я боялся, что подохну с голоду. Селяне меня не оставили. Добрые жены моих товарищей взяли надо мной шефство и трижды в день приносили мне еду, обтирали влажными тряпицами и давали какие-то страшно горькие порошки. Я долго был в забытьи, в бреду. Все, что я запомнил из того времени - это череду видений, где кошмарные и сладострастные сменяли друг друга, а порой и сплетались воедино. В моменты прояснения надо мной склонялись лица – друзей, каких-то женщин, доктора, даже деревенского старосты. Однажды мне привиделось лицо кузнеца. Губы его шевелились, а в здоровую руку он мне вложил два фунта. Помнится, я сжал кулак, но он оказался пуст, а кузнец пропал.

Когда я пришел в себя и мог связно мыслить, в распахнутое настежь окно лился жаркий солнечный свет. У окна за импровизированным столиком сидели мои благодетельницы и за неспешным чаепитием отгоняли от своих кружек надоедливую пчелу. Я сразу признал Тэмми, жену моего товарища по кузне и миссис Грей, овдовевшую год назад. Третью женщину я почти не знал. Кажется, все наше общение свелось к ремонту ее изгороди прошлой осенью.

Я не собирался подслушивать, но и давать о себе знать не хотелось. Я снова закрыл глаза. Так приятно было просто лежать под тонким лоскутным покрывалом в солнечных теплых лучах, ощущая в голове покой и порядок. Голоса приглушенно жужжали, сливаясь с голосом пчелы, успокаивали. Рецепты пирогов, письма родных, чьи-то роды, сплетни о жене ленд-лорда, которая оказалась «той еще штучкой», снова чьи-то роды… Я успел задремать, но что-то в разговоре таки задело мои нервы и я насторожился.

- … но ведь у Мэри-Лу получилось…, - говорила Тэмми, - Я тоже думаю попробовать, но страшно боюсь.

- Чего боишься? Что мистер Джиннерс узнает?

- Бог с ним, с мистером… но ведь это же Грех!

- Да что там грех?! Грех не выполнить свой долг…, - назидательно ответила миссис Грей, - В этом деле все средства хороши. Если бы мистер Грэй не упокоился так рано…

- Говорят, она помогает даже вдовым…

- Вот теперь грех! – воскликнула третья, - Немедленно прочти молитву.

Я приоткрыл глаза. Тэмми склонила голову и шептала себе под нос. Остальные смотрели на меня.

- Мистер Лоусон! Вы очнулись! – миссис Грей вынула из-за ворота салфетку и направилась ко мне, - Надолго же вы нас покинули!

Я попытался что-то ответить, но голос пришел не сразу. Она налила стакан воды из графина и дала мне попить. Потом взбила подушки, и я с трудом придал себе полусидячее положение. Моя правая – здоровая – рука была такой же вялой, как левая.

- Вы еще очень слабы, но доктор говорит, что угрозы больше нет. Нам пришлось-таки с вами повозиться…!

- Спасибо, - прошептал я.

- Бог с вами, - отмахнулась миссис Грей, - Благодарите Господа, что у вас есть друзья! Они вовремя спохватились и привели доктора сразу, как обнаружили вас в саду, в горячке, с покалеченной рукой…

- Моя корова сбежала… я пошел ее искать. Ночью. И, видимо… упал.

- Мы так и поняли, когда не обнаружили ее в стойле. К сожалению, она так и не вернулась, хотя мужчины искали ее.

- Доктор осматривал вашу руку, - Тэмми подошла с другого края моей холостяцкой койки и, присев на стул, начала поить меня с ложки теплым бульоном, в котором плавали толченые овощи и кусочки куриного мяса, - Поражался тому, как ловко вы вправили свой локоть. Очень, говорит, был скверный вывих. По его словам, в таких случаях он прибегает к… ампутации, и…

- Какой сегодня день?

- 25 июня.

- Два месяца, - пробормотал я, с трудом глотая подносимый мне бульон. Хорошо, что овощи и мясо было растерты в пюре, потому что жевать я совсем не мог, - Два месяца…

- Не переживайте, мистер Лоусон. Поправляйтесь! Даги передал вам два фунта, они в верхнем ящике комода. Кстати, он держит ваше место для вас.

- Значит…, - я деликатно отвел рукой подносимую ложку, - А я думал, он мне приснился, как…

- Да, вы долго бредили, - Тэмми поставила на прикроватную тумбу чашку с остатками бульона, - Если вы дадите её адрес, мы напишем ей, чтобы приехала…

- Не понял…

- Та женщина. Аника. Вы так отчаянно звали ее все это время… Если не секрет?.. - Женщины переглянулись и зашикали на нее. Тэмми смущенно потупилась, - Простите. Я не хотела любопытствовать. Сейчас мы вас оставим, а вечером принесем ужин и поменяем вам постель. Дамы?

Все трое как по команде поднялись, оправили юбки, собрали со стола посуду и удалились. Я остался один. Долго лежал, чувствуя, как солнечные лучи скользят по моему немощному, какому-то чужому телу. Два фунта… На сколько мне хватит этих денег? Нужно расплатиться с доктором, отдать за аренду… А потом отработать их… Успею ли я восстановиться до зимы? Ох, уж эти голодные зимы! Представил, что снова придется пользоваться заботой товарищей и, конечно, их жен, содрогнулся всем телом и постарался отогнать тревожные мысли. Но, соскочив с одного, они перетекли в другое, не менее тревожное русло.

Я прокручивал в голове подслушанный мной обрывок разговора. Из туманных намеков следовало что-то очень знакомое… Я дотянулся до недопитого стакана воды и, ухватив его обеими трясущимися руками, поднес ко рту. Женские разговоры, женские секреты…

Я вспомнил, что Аника говорила о тех женщинах, что приходили с детьми к дверям нашего убежища. Их мужья будут последними, к кому они обратятся… а тем более, их приятели. Подумал о моем товарище – Джиме Джисперсе. Они были женаты с Тэмми уже больше десяти лет, но детей Господь им так и не дал. А миссис Грей, по слухам была в положении, когда ее мужа затоптал насмерть объезжаемый жеребец. От потрясения она потеряла ребенка. А Мэри-Лу… Если я не ошибался, речь шла о Марии-Луизе, падчерице старосты, которая была замужем за скверным человеком. Этот тип каждый вечер накачивался в трактире виски и рассказывал всем желающим, как ему не повезло с женой. И ленивая, и глупая, и болтливая, и бездетная. И порядочного приданого, вопреки ожиданиям, она не получила. Я всегда думал, что она специально… ну, не желает от него детей, потому что, говорят, он ее изрядно поколачивал…

Кое-как вернув стакан на место, я обессиленно сполз с подушек и погрузился в сон.

…

Еще месяц я восстанавливался. Через две недели я, простите, отче, мог самостоятельно справлять нужду, не прибегая к помощи моих попечительниц, еще через неделю я уже выползал в мой донельзя запущенный садик и грелся в лучах дымного июльского солнца. А еще через некоторое время прямиком отправился в лес. Глядя на собственную тень, я поражался, насколько она отличалась от привычной - сухая, длинная и шаткая, несмотря на усиленное трехразовое питание, которым меня снабжали мои неутомимые ангелы-хранительницы.

Выйти в лес мне пришлось поздним вечером, когда неусыпный контроль ослабевал. Но до злосчастного болота я, вопреки ожиданиям, добрался только к вечеру следующего дня, отдыхая каждые несколько минут на каждом встречном пне.

Не могу сказать, что не поверил своим глазам. Скорее, наоборот, внутри разлилось узнавание и признавание. Болота больше не было. На его месте стоял сухой сосновый лес. Меж его приветливых молодых сосен на аккуратной, тенистой поляне расположился простой сельский домик. К дому вела отсыпанная светлой щебенкой, хорошо утрамбованная дорожка. За ним виднелась поленница под соломенной крышей. Все такое… знакомое…

Я направился было прямиком к дому, но услышал голоса, и, повинуясь инстинкту, притаился в кустах.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге показались две женщины. Одна, пунцово-красная от смущения и явно чем-то ошарашенная, комкала в руках насквозь мокрый кружевной платочек и во все глаза смотрела на вторую…

Последний раз я видел мою Анику грязной и мокрой, в рванье, со слипшимися в единую массу волосами. И даже тогда я поражался ее красоте. Теперь же я… боялся ослепнуть. Впервые я увидел ее в платье. Том самом, что принес ей прошлой осенью. Немаркое, строгое, но красивое, оно идеально облегало ее точеную фигуру и распадалось мягкими волнами от пояса. Золотистые кучеряшки были аккуратно собраны в незамысловатую, благородную прическу. Белое, с приятной розовинкой лицо сияло каким-то неземным светом.

Абсолют – другого слова я подобрать не мог ни тогда, ни сейчас. Она была… абсолютна! Глядя, как она провожает по дорожке свою посетительницу, я думал о том, что с такой внешностью эта девушка могла бы получить все, что захочет. Деньги, замки, драгоценности, балы, путешествия и толпы поклонников. Но она предпочла жить в лесной глуши в доме, взрощенном на костях моей несчастной Бизи и ее нерождённого теленка. И еще бог знает скольких животных… Я не мог этого понять. Да, я помнил, что она стремится куда-то «домой», но все равно был просто не в состоянии понять.

- … до следующей луны, - донесся до меня ее бархатистый голос, - Если передумаешь, то просто не подпускай его к себе до срока.

- Я не передумаю…

Женщина – серенькая, невзрачная мышь рядом с сияющей, царственной Аникой – торопливо скрылась среди деревьев. Аника некоторое время глядела ей вслед, потом повернулась в мою сторону и негромко позвала «Бенни!».

…

С совершенно глупым видом я сидел у огромного потрескивающего камина, держа на коленях кружку какао с молоком – невиданная роскошь! Голова полнилась посторонним, сводящим с ума звоном, от которого мысли никак не могли собраться вместе и скакали, как потревоженные в траве кузнечики.

Аника хлопотала по хозяйству – оттирала кушетку в углу от потеков крови, полоскала тряпку в тазу и снова оттирала. Поймав мой безумный взгляд, она откинула со лба выбившуюся прядь и устало усмехнулась.

- Не бесись. Это моя кровь.

Я отвел взгляд. Поверил ли? Да, конечно. Ведь ее посетительница на моих глазах – целая и невредимая – утопала в лес. Если, конечно, с ней не было кого-то еще… Я потер подушечками пальцев виски.

- Это как погрузиться глубоко под воду. Не переживай, - добавила она, - перепад давления или что-то в этом духе. Уши заложило?

Я кивнул.

- Скоро пройдет.

Постепенно звон стих, и я немного расслабился, украдкой осматривая новый дом (байшин!) моей подопечной. Все то же единственное помещение, только раза в полтора больше, а убранство... Три стены из четырех представляли собой гнилую, рыхлую доску с противными наростами то ли плесени, то ли тех отвратительных бледных грибов, которые любят темные и сырые погреба. Четвертая же стена была идеально гладкой и затянута шикарными атласными обоями с изображением огромных тюльпанов. Пол тоже был дикой смесью все тех же почерневших гнилых досок, в хаотичном порядке перемежающихся с участками натертого до блеска паркета. Массивный, сверкающий полировкой дубовый стол, и рядом одинокий, кривой табурет. Шаткая занозистая скамейка, на которой я восседал, а напротив - изящный, тонконогий столик, которому вполне нашлось бы местечко и в королевском дворце. Грубый и, кажется, намертво прибитый к гнилой стене сундук, и рядом с ним кривоногая претенциозная кушетка вроде тех, на которых так любят позировать для художников жеманные богачки. Эту кушетку и оттирала Аника.