Авилины игры

Глава 8. Чудо-пятерка на Авиловом лугу

Это было очень легко — сдаться. Но Максим не сдавался. Он лишь принимал правильное решение.

Он оттолкнулся и прыгнул, противореча своим же словам. Олежа бы не одобрил такого выбора. Но Олежи не было рядом. Лишь Ксюша, которая никогда его не оставляла. И он ее не покинет.

Максим прыгнул навстречу черной бездне воронки, прыгнул навстречу Ксюше, схватил ее и прошептал:

— Если умирать, то вместе. Я не смогу жить, если ещё один дорогой мне человек умрет.

Максим услышал, как она заплакала, почувствовал, как одной рукой она обняла его, а другой попыталась схватиться за стенки воронки, но это было бесполезно. Он даже не пытался. Он смирился. Смирился со своим проигрышем.

Максим закрыл глаза и покрепче обнял Ксюшу, приготовившись к вечной тьме.

* * *

Глаза болели и чесались, словно в них накидали мусор и песок. Что-то то и дело щекотало щёку. Всё тело ломило и кидало то в жар, то в холод. Даже когда Максим открыл глаза, перед ними несколько секунд царил мрак.

"Я выжил? Я жив, где я?"

Перед глазами было небо, лишь слегка тронутое рассветом. Не все звезды ещё угасли, ещё не ушла луна. Ещё билось его сердце.

Максим не хотел вставать. Он устал, он хотел отдохнуть, а лучше бы даже умереть. Какой смысл просыпаться утром, если тебя всё так же ждет только одно — испытание.

"А Ксюша? Где же Ксюша?".

Максим с трудом поднялся с земли, зажмурив глаза. Руки тряслись, ноги не слушались, а голова словно стала весить в три раза больше. Еле-еле удерживая равновесие, он притронулся к своему боку, который пылал колющей болью. Повязка уже не спасала, и старая рана вновь обстреливала тело очередью болезненных пуль и импульсов.

Максим постоял немного неподвижно с зажмуренными глазами, привыкая и ожидая, когда боль хоть немного утихнет. Неподвижность немного тушила её пожар, но не до конца. Веки налились свинцом, не открываясь.

— Ксюша, — тихо прошептал Максим. — Ксюша, — уже громче, хриплым голосом. — Ксюша! — закричал Максим во весь голос и тут же начал захлёбываться кашлем.

Она ответила на его зов. Тишина на крик ответила молчанием.

"Её нет рядом? Но тогда где она? Я точно помню, что не отпускал ее, пока... Пока не потерял сознание", — да, так всё и было. Они долго-долго падали в полной темноте, казавшейся вечной, а потом упали на что-то, всё по прежнему оставаясь в полном мраке. Как бы Максим ни вглядывался в темноту — ничего не видел. Ксюша тихо всхлипывала и вроде ругала его за то, что он кинулся её спасать, но дальше всё было как в сизом тумане. Последнее, что Максим помнил — это обжигающее нежностью тепло ладошек Ксюши. Они не отпускали рук, боясь потерять друг друга навсегда в этой непроглядной тьме, а теперь Максим стоял один, чуть ли не крича от боли, с которой ломались его тело и душа. Опять зря. Опять его попытка спасти кого-то либо хотя бы умереть вместе с кем-то была напрасной. Рыжий мальчишка, Олежа, Ксюша... Где они все? И где он?

"Вдруг она просто без сознания? Не слышит меня. Если открыть глаза, как минимум, чтобы понять, где я? Где мы", — в последнее слово Максим особо не верил. Убедить свое плохое предчувствие в хорошем было той ещё задачей.

Он никогда думал, что просто открыть глаза — то, что делает человек каждое утро, — может быть такой трудной задачей. И когда Максим все же справился с ней, то открытые глаза зачесались, казалось, что каждая ресница исходит жутким зудом.

Максим принялся тереть глаза. "Отчего я таким больным стал? Что за напасть?"

— Максим, это ты? — знакомый голос прозвучал за спиной. Макс замер, сковываемый сразу тремя вещами: болью, радостью и подозрением. Откуда она здесь?

— О-оля? — Максим медленно повернулся, еле перебирая ногами.

— Максим! Ты жив! Какое счастье! Я думала, что останусь одна! — Оля ярко улыбнулась, и её улыбка пусть и была подобна утренним лучам, мягко прогревающим замершую под оковами ночи землю, но казалось какой-то ненастоящей, словно источником этих лучей было не огненное солнце, а искусственная лампа.

— Ч-что ты тут делаешь? — язык не слушался, голос дрожал, голова горела. А Оля... Оля выглядела весьма здоровой. Она стояла в метрах трёх от него и улыбалась. Максим всё приглядывался к ней, чуя, что с ней что-то не так, её словно подменили. Будь тут настоящая Оля, она бы уже подбежала бы к нему заплаканная и напуганная, а эта Оля вела себя чересчур спокойно. Может, Максим плохо её знал?

— Меня сюда вынесла воронка, — она подошла чуть ближе. — Тебе, кстати, знакомо это место?

Максим огляделся вокруг. Они абсолютно точно были на каком-то лугу с высокой травой и... Подождите... Он знает это место!

— Да, я... Я знаю, где мы! — радостно воскликнул Максим, не веря своим глазам. Ешкин кот, так они же на Авиловом лугу! — Максим отвернулся от Оли, оглядывая родной и любимый луг.

— И где же? — Оля улыбалась всё шире, настолько широко, что видны были уже все зубы. Прежде милая улыбка начала казаться сумасшедшей.

— Ты что, не узнала? Это же Авилов луг! Мы дома! Помню, как тут с классом на экскурсии были, а летом я тут с Игорем играл в волейбол, — воспоминания заполнили голову радостным визгом, но пара мгновений — и улыбка ушла с губ Максима. — А вдруг это всё та же дыра? Только новая локация... И Ксюша ещё куда-то пропала. Что думаешь, Оль?

— О нет, это абсолютно точно настоящий Авилов луг в Лудонске. Он совсем не изменился с прошлого раза...

— Ага, всё такой же — высокая трава, рядом журчит прохладная речка, в которой очень круто купаться летом... — Максим мог ещё долго описывать все прелести это места, но его перебили.

— Да, а я помню высокий костёр, приносящий жуткую боль, чёрное небо, мои слезы, обжигающие щеки и причитание моих сестёр.

— Что? — Максим обернулся к Оле. Боль понемногу утихала в мышцах, заканчивалась ломка, но голова не переставала болеть. Может, он ослышался? Но повернувшись к Оле, он понял, что нет, не ошибся.

— О, забыла, что ты не знаешь, или, как бы сказал Пал Палыч — чуть не забыла некоторых деталей рассказа, — глаза Оли стали в прямом смысле слова красными, как раскаленное железо. Они ярким, излучающим опасность пламенем горели на фоне ещё темновато неба. — Возможно, тебе будет немного понятнее, если я приму такой образ? — вдруг лицо Оли покрылось мелкими дырочками, словно бурлящие молоко пузырьками, и начало растекаться, волосы стали менять цвет.

— Оля?.. — Максим не стал ждать конца зрелища, начал тереть что есть мочи глаза, молясь, чтоб это всё было лишь галлюцинацией, странным видением.

Когда он открыл красные раздраженные глаза, Оли перед ним не было вовсе.

— Ну что, такой я тебе больше нравлюсь? — напротив него на месте Оли стояла Кира. Та самая, с длинными медно-рыжими волосами, чёрными глазами и в белом платьице. — Ведь ты помнишь меня?

— Кто... Что ты такое? — тихо пробормотал Максим, отходя назад.

— Я? А ты ещё не догадался? — Кира нахально улыбнулась.

"Нет... Нет, этого не может быть! Только не она, это невозможно, я не верю!"

Максим стоял и молчал, хотя давно знал ответ.

Перед ним стояла не кто иная, как Авила.

— Ты не можешь быть новеей, — неуверенно промямлил Максим. — Ты... Ты не можешь быть Авилой!

— Почему? Почему, Максим? Потому что я была той, которую принимали за Ольгу? — Кира, или теперь уже, наверное, правильнее будет сказать, Авила рассмеялась. — Хочешь раскрою правду? Ольга давно мертва, — она изменилась в лице, вмиг перестав улыбаться, выражая лишь страшную дикость и холодную жестокость. — Она умерла ещё на первом уровне моей игры, там, в лесу с корнями. Я лишь приняла её облик и сделала так, чтобы Олег или — как все его называют — Олежа ничего не заподозрил. Я влилась в вашу компанию, следила за вами изнутри...

— Зачем, Кира? Зачем был весь этот цирк?! — Максим закричал, не опасаясь гнева Авилы. Ему было всё равно, слезы стояли в глазах. Столько времени... Они были обречены с самого первого дня, когда сблизились с Олей, с Авилой! Её план был гениален, надежен, как швейцарские часы.

— Кира? О, а как же бы ты иначе догадался о ключах в дупле? — она сделала шаг ему навстречу, но он шагнул назад.

— Зачем ты тогда помогла?! А потом всё равно убила тех шестерых. Зачем?! Где логика?

— Где? А как ты ещё не понял, что каждое ваше испытание было проверкой какого-то качества или черты характера, — Авила назло растягивала слова, ухмыляясь и показывая жёлтые зубы. — Первое — на скорость и физическую силу. Вы должны быть очень сильными, чтобы убежать от корней. Второе — на мягкость характера. "Мягкий" человек, конечно же, кинется спасать попавших в беду людей, а "твёрдый" решит, может, и скрепя сердце, но бросить попавших в плен. А третье — на выносливость. Скажи, сильно тяжело было по пустыни идти?

Вот же... Тварь. Других слов Максим не мог подобрать. Мало того, что запихнула и подвергла жутким пыткам, так ещё и издевается!

— Да, а еще там погиб мой друг, — скрипя зубами, ответил Максим. Как же он был зол. Столько людей убила эта тварь и даже не сожалеет! Страх тут же отошёл на второй план. Первый занял гнев.

— О, Олежа, — Авила нахально улыбнулась. — На самом деле, не только он, — она протянула это так долго, так приторно, что Максиму захотелось стукнуть её по лицу, ударить так, чтобы кожа тут же стала алой, как солнце во время рассвета.

— Кто ещё? — Максим выплевывал слова с лютой ненавистью, чувствуя, как закипает и вот-вот взорвётся.

— Все.

Тишина зазвенела над лугом.

Максим почувствовал, как внутри у него всё упало. Страх, гнев, боль, всё ушло вместе с теми, кто погиб. Вместе с Ксюшей.

Почему-то именно Ксюшу было жалко больше всех. Наверное, потому что остальных Максим особо не знал, но если бы у него был шанс спасти хоть одного из них — путь даже не Ксюшу — он бы спас. Протянул руку помощи, забрал бы собой... А куда? Куда бы он забрал? Сюда, к Авиле?

— Нет...

— Да, Максим. И этому есть оправдание...

— Какое может быть оправдано тому, что ты убила миллионы людей?! — закричал Максим. Так закричал, как никогда раньше. — Зачем были созданы Авиловы игры?! Зачем нужно было убивать?! За что?! За что, я спрашиваю?!

— Если ты успокоишься, я всё объясню, — она играла с ним, дурила, как маленького ребёнка или пёсика, предлагая конфетку за выполненную просьбу. Максим раньше не знал, что можно кого-то так ненавидеть. Ему хотелось бежать, бежать подальше от Авилы, но он знал, что она всё равно его настигнет. Даже если он не побежит. Может, перед смертью хоть узнаёт что-то.

— Вот так, хороший мальчик, — Авила улыбнулась. — Держи историю за послушание. Давным-давно жила одна новея, которая силами намного превышала своих сестер. То есть я. Она стремилась к могуществу и власти, так как знала, каково жить на краюшку хлеба в день. Однажды, показав талант в чёрной магии, я вступила в клан к одним новеям и вскоре стала лучшей.

— А потом тебя сожгли.

— О нет, всё было не так, — хитрый огонек мелькнул в глазах Авилы. — Ты прав, меня сожгли, только я этого сама попросила. Однажды я увидела одно пророчество о себе, где было написано, что в двадцать первом веке, если мой дух перевоплотится в чужую физическую оболочку, оставив всю силу при себе, я добьюсь такой власти, что все мне будут подчиняться безоговорочно. Тогда я начала думать, как это сделать, и нашла один способ. Только для этого мне надо было умереть. Я попросила своих любимых сестёр сжечь себя под предлогом того, что совершила ужасный грех — конечно, это было ложью — и они согласились. Моя сила пробила дырку в пространстве, а дальше все, как рассказал Пал Палыч...