Упырь на Фурштатской (сборник)

– Не понимаю, почему они не сожгли замок и не стерли самую память о нем, – заметил кавалер.

– Замок находился в подчинении у церкви, и это его спасло, – ответил эконом. – Ваш прадед позднее завладел им, поскольку к замку прилегали плодородные земли. Владетель Клатки был отпрыском знатного рода, и в церкви ему воздвигли памятник; но теперь церковь разрушена, как и сам замок.

– Ах, скорее в путь! – с воодушевлением проговорила Франциска. – Ничто не помешает мне посетить такое загадочное место. Девицы в заточении, так и не вернувшиеся домой, штурм башни и гибель рыцаря, ночные прогулки призрака у старого дуба, наше приключение – все это наполняет меня неописуемым любопытством.

Когда слуга объявил, что лошади ждут у дверей, молодые дамы, смеясь, спустились по ступенькам на каретный двор. За ними последовали Франц, кавалер и один из слуг, хорошо знакомый с окрестностями; и через несколько минут кавалькада направилась к лесу.

Солнце стояло еще высоко в небе, когда они увидели над деревьями башни замка Клатка. Лес был неподвижен, слышалось лишь радостное щебетание птиц, которые сновали среди ветвей и распускающихся почек, воспевая явление весны.

Вскоре всадники очутились близ старого дуба у подножия холма, увенчанного башнями; и в разрушенном состоянии хранили они свое величие. Стены оплетал плющ и колючий кустарник; корни так глубоко проникли в щели между камнями, что скрепили их вместе, подобно строительному раствору. На самом верху чуть покачивался на ветру маленький куст с молодой, свежей листвой.

Господа помогли дамам спешиться; оставив лошадей под присмотром слуги, все стали подниматься по холму к замку. Здесь они осмотрели все уголки и закоулки и по настоянию Франциски, решившей во что бы то ни стало найти таинственного незнакомца, потратили немало времени на его поиски; затем осмотрели и соседнюю церковь. Время и стихии бережней обошлись с нею; неф был полностью разрушен, но над алтарной частью и самим алтарем сохранилась кровля; здесь же имелась небольшая часовня, видимо, служившая в свое время усыпальницей древнего рыцарского рода. Однако, от великолепных витражей, украшавших когда-то окна, остались лишь осколки, и в часовне свободно гулял ветер.

Некоторое время путники разбирали надписи на могильных камнях и стенах часовни. Надгробные плиты повествовали о владетелях древности; на этих монументах были высечены фигуры мужчин в латах и женщин и детей всех возрастов. По углам плит располагались скульптурные изображения летящих воронов и другие рельефы. Одно надгробие, высившееся у входа в часовню, заметно отличалось от прочих: на плите отсутствовала резная фигура, а надпись, в противоположность лестным панегирикам на остальных гробницах, отличалась простотой и краткостью; она гласила: «Эззелин фон Клатка пал, как воин, во время штурма замка» – и далее указан был день, месяц и год.

– Стало быть, вот и памятник рыцарю, чей призрак, по рассказам, обитает в этих руинах, – воскликнула Франциска. – Как жаль, что здесь нет его изображения, как у других – мне так хотелось бы знать, как он выглядел!

– Я нашел фамильный склеп. К нему ведет лестница; внизу светло – солнце освещает склеп сквозь трещину, – сказал Франц, выходя из соседней ризницы.

Все последовали за ним; спустившись по восьми или девяти ступеням, они очутились в довольно просторном склепе, где были расставлены гробы всевозможных размеров; некоторые из них давно обратились в пыль. Но и здесь гроб, находившийся ближе к двери, отличался от остальных своей простотой, хорошей сохранностью и лаконичной надписью: «Ezzelinus de Klatka, Eques.»[2].

Воздух в склепе лишен был миазмов разложения, и они провели там некоторое время, а затем, поднявшись по ступеням в церковь, долго еще обсуждали старинных владельцев замка; кавалер вспомнил теперь, как о них говаривали, бывало, его родители. Когда исследователи собрались наконец покинуть руины, солнце уже исчезло; на небе показалась луна. Берта, ступив в неф, издала удивленное и испуганное восклицание. Взгляд ее упал на человека в шляпе со свисающими перьями, с мечом на боку; на плечи его был наброшен короткий плащ старомодного покроя. Незнакомец непринужденно прислонился к разбитой колонне у входа; казалось, он ничего вокруг не замечал; в свете луны отчетливо вырисовывались его бледные черты.

Все четверо приблизились к незнакомцу.

– Если не ошибаюсь, – заговорил кавалер, – мы с вами когда-то встречались.

Неизвестный не проронил ни слова.

– Вы самым чудесным образом спасли нас от зубов этих ужасных волков, – сказала Франциска. – Верно ли я предполагаю, что именно вы оказали нам столь великую услугу?

– Звери боятся меня, – произнес незнакомец низким и свирепым голосом, устремив свои запавшие глаза на девушку и словно не видя остальных.

– Смею полагать, что в таком случае вы – охотник и объявили войну этим кровожадным бестиям, – сказал Франц.

– Кто из нас не преследователь или не преследуем? – ответил незнакомец, не глядя на него. – Да, каждый из нас преследует или испытывает преследования, судьба же преследует всех.

– Вы живете в этих развалинах? – помедлив, спросил кавалер.

– О да; но не ради истребления вашей дичи, как вы, вероятно, опасаетесь, кавалер фон Фаненберг, – презрительно сказал незнакомец. – В этом вы можете не сомневаться; собственность ваша пребудет в целости.

– Ах! Отец вовсе не это имел в виду, – вмешалась Франциска, проявлявшая к незнакомцу живейший интерес. – Прискорбное стечение обстоятельств и печальные повороты судьбы, как видно, заставили вас искать пристанище в этих руинах, и отец мой отнюдь не намерен лишать вас крова.

– Отец ваш очень добр, если речь об этом, – прежним тоном проговорил незнакомец, и его сумрачные черты сложились в подобие еле заметной улыбки, – однако людей, подобных мне, изгнать нелегко.

– Жизнь в развалинах должна доставлять вам множество неудобств, – слегка раздосадовано заметила Франциска: она ожидала более благовоспитанного ответа на свою вежливую речь.

– Я не назвал бы жилище мое неудобным; оно всего лишь тесновато и все же вполне подходит человеку тихого нрава, – с гримасой отвечал неизвестный. – Не всегда, впрочем, я таков; порой меня охватывает желание покинуть замкнутые пределы, и тогда я мчусь по лесам и полям, по холмам и долам; и всегда слишком рано наступает час, когда мне приходится возвращаться в тесное убежище.

– Поскольку вы время от времени его покидаете, – сказал кавалер, – я хотел бы пригласить вас посетить нас, если только.

– Если только я в состоянии буду принять ваше приглашение, – прервал незнакомец, и кавалер вздрогнул, ибо тот со всей точностью высказал его собственную, едва сложившуюся мысль. – К сожалению, – холодно продолжал он, – я не могу сейчас поведать вам обо всем, однако имеются некоторые трудности; но можете не сомневаться, что я происхожу из рыцарского рода, по меньшей мере такого же древнего, как ваш.

– Тогда вы не должны отказываться от нашего приглашения, – воскликнула Франциска, весьма заинтригованная необычными манерами собеседника. – Вы обязательно должны навестить нас.

– Я не слишком люблю веселиться, и поэтому мало кто в последнее время приглашал меня, – ответил незнакомец со своей странной улыбкой. – Кроме того, днем я обыкновенно остаюсь дома; в это время я отдыхаю. Я принадлежу, видите ли, к тем людям, что превращают день в ночь и ночь в день и питают пристрастие ко всему удивительному и необычайному.

– В самом деле? Я тоже! Именно по этой причине вы непременно должны навестить нас, – вскричала Франциска. – Полагаю, – улыбаясь, продолжала она, – вы только что встали и совершаете утреннюю прогулку. И поскольку луна заменяет вам солнце, просим вас посетить наш замок в лучах этого светила. Для нас, думаю, это не составит трудности, и было бы очень мило познакомиться с вами поближе.

– Вы желаете этого? – Вы настаиваете на своем приглашении? – спросил незнакомец самым искренним и решительным тоном.

– Безусловно, иначе вы так и не появитесь, – тотчас ответила молодая дама.

– Что ж, я приду! – сказал неизвестный, вновь обращая на нее свой взгляд. – Если же мое общество станет вам в тягость, вам придется винить лишь себя за знакомство с тем, кто редко навязывается, но от кого нелегко избавиться.

Проговорив эти слова, незнакомец сделал легкое движение рукой, словно прощаясь с ними и, переступив порог, исчез среди руин. Остальные вскоре сели на лошадей и направились к поместью.

На следующий вечер все снова собрались в зале. Берта в тот день получила добрые вести. Кавалер Войслав сообщил ей из Венгрии, что до конца года война с турками завершится и что он, хотя и собирался возвратиться в Силезию, прослышал о том, что кавалер фон Фаненберг вступил во владение своим новым имением и решил последовать за его семьей в Карпаты, не сомневаясь, что Берта сопровождает свою подругу. Он намекнул, что герцог весьма доволен его усердной службой и что в будущем его ожидает еще более важный и широкий круг обязанностей; но прежде, чем приступить к их исполнению, он мечтает обвенчаться с Бертой, поскольку та дала согласие стать его женой. Благодаря милостям своего господина и захваченным у турок трофеям он весьма обогатился. Потеряв на службе у герцога правую руку, он пытался было сражаться левой; но в этом он не преуспел, и потому искусный мастер изготовил для него железную руку. Этой рукой он мог выполнять многое из того, что способен был делать природной конечностью, но все же она была далека от совершенства; теперь же, однако, герцог преподнес ему руку из золота, изготовленную знаменитым итальянским механиком. Кавалер Войслав описывал ее как нечто чудесное, упоминая в особенности нечеловеческую силу, с какой золотая рука могла орудовать мечом и копьем. Франциска искренне радовалась счастью подруги, которая давно уже не получала вестей от нареченного. Частью издеваясь над Францем, частью же выражая собственные чувства, она то и дело принималась расхваливать Войслава и выражать глубочайшее восхищение храбростью и решительностью кавалера, чью отвагу и любовь к приключениям она превозносила до небес. Даже шрам на лице и отсутствие руки становились в ее устах добродетелями; и наконец Франциска дерзко заявила, что человек уродливый ей бесконечно милей привлекательного, ибо обладающие миловидной внешностью мужчины, как правило, бывают самодовольны и изнежены. Никто, добавила она, не назвал бы давешнего обитателя развалин красавцем, но он несомненно был притягателен и возбуждал интерес к себе. Франц и Берта в один голос отвергли ее утверждение. Берта в ответ перечислила мрачный вид, мертвенную бледность и неприязненный тон незнакомца, в то время как Франц упомянул о высокомерии и презрении, сквозивших в его речах. Кавалер не соглашался ни с одной из партий. Он считал, что манеры незнакомца свидетельствовали о его благородном происхождении, однако вежливость оставляла желать лучшего; в то же время, неизвестный, должно быть, пережил немало испытаний и потому превратился в мизантропа. Пока они так беседовали, распахнулась дверь, и в зал внезапно вошел человек, которого они обсуждали.