Закатное солнце почти не слепило

Глава 8

Таня, не отводя глаз от такой актуальной надписи, потянула к ней руку, когда сверху раздался стук и на голову ей просыпался килограмм штукатурки.

— Таня! Не спи! — Отдернула её от стола Ира.

— Извини, — сказал Пашка, благоразумно отклонившийся от падающего мусора, — но тут сыпется. — Он примерился и долбанул багром еще раз. Новый дождь пескоцементной шукатурки с побелкой уже никого не застал врасплох.

Ира попыталась струсить с головы подруги штукатурку, но больше размазала ее по мокрым волосам.

— Я, наверное, то еще чучело? — Спросила Таня. В ответ Ира поспешно замотала головой.

— Первосортное чучело! — Съязвила Ангелла. — Я это с момента нашей встречи заметила. — Она засмеялась собственной шутке и вернулась к наблюдению за Пашкой, который размеренно выбивал проем по пунктиру. Под белой пылью тускло отсвечивала знакомая нержавейка.

— Еще раз извини меня за тот удар палкой. — Таня тут же пожалела о своей обходительности, испугавшись, что выдала свои мысли насчет багра. Но Ангелла больше в её сторону не смотрела, вместо этого из-за плеча блондинки дрессированной змеей выплыло щупальце, неспеша преодолело три метра и зависло перед лицом Хиз. Та оцепенела, как кролик перед удавом, не отрывая глаз от гибкого черного кнута. Оцепенели все, включая Пашку, который сжал тяжеленный багор до белых пальцев.

Щупальце мелькнуло в воздухе, раздался тихий стук.

— Ай! — Вскрикнула Таня, потирая ушибленную макушку. — Больно!

— Теперь мы квиты. — Моной Лизой улыбалась Ангелла, не поворачиваясь к Хиз. Она быстро убрала щупальце, которым щелкнула Таню, во втором сжимая багор, не долетевший тыльным закруглением добрый метр до ее лица. До вытянутой в броске пашкиной руки было намного ближе. Ангела перехватила шанцевый инструмент почти мгновенно.

— Не шали! — Она протянула багор обратно толстяку и тот взял его обеими трясущимися руками. — Продолжай.

— Я думала, мы квиты ещё в том месте, где ты продырявила нам плечи. — Заметила Хиз.

— Это другое! — издевательски рассмеялась блондинка.

Пашка попробовал ударить в стену острием снова, но у него получилось едва дотронуться. После своего безотчетного броска, в попытке защитить Хиз, он чувствовал себя, как желе — таким же мягким, вибрирующим и бессильным. Показалось, что Ангела сейчас воткнет щупальце Тане в голову и все его внутренности провалились в черную яму, когда он швырнул то, что было в руках. А блондинка-монстр снова с ними шутила. Шутила и демонстрировала свою неуязвимость.

— Ты же беспощадная убийца и кровавый тиран в своем мире? — Блеющим голосом спросил Пашка, поставив багор закруглением на стол. Все равно ближайшую минуту от его рук зефирного человечка толку мало.

— Да, это я, — широко улыбаясь ответила Ангелла. За ее плечами медленно прятались черные щупальца.

— Да, это она. — Подала голос Радость, до этого молча изучавшая щиток с рубильниками. — Один из злейших врагов Государства.

— Один из?! — Негодуя переспросила тиран. — Да я самый главный враг! Ни орды чудовищ на границах, ни проникающие в города демоны — никто, только я положу вам конец. Въеду верхом на самом большом монстре во главе своей армии в вашу столицу и выволоку из недр Комитета Верховного Диктатора! — В ее голосе звенящимиобертонами проступили нотки инфернальной твари. Она начала расхаживать под экраном, как генерал на плацу.

— Верховный Диктатор давно ушел!

— Как бы не так. За сто лет правления он стал биомехаником похлеще меня. Уверена, сейчас он полон сил и вообще бессмертен. — Радость втянула голову в плечи и смотрела на Ангеллу, как на мерзкого еретика. — Интересно, — продолжила Ангелла издевательским тоном, — сколько в нем осталось человеческого?

— Я сама его видела в Мавзолее! — Закричала девочка. — Он мёртв!

— Милая, я тоже ездила с классом на экскурсии и видела Его чучело: двухметровый атлет в адмиральской форме, стоит в хрустальном гробу памятником самому себе. А вокруг флаги, барельефы, буквы на мраморе и граните. Впечатляет. После ста лет у кормила он неплохо сохранился.

— Потому что Он был великим человеком!

— Детка, кто спорит, что он великий и что он человек? Как и я. — Пауза, улыбочка. — Радовалась бы, что твой кумир живее всех живых. А почему я так уверена?

Радость презрительно промолчала.

— Моя северная армия, — продолжила без приглашения тиран, — захватила практически целым ваш город-крепость, которого нет на карте Государства…

— Таких много. — Буркнула радость.

— … город-крепость, под улицами и домами которого оказался целый лабиринт биологических лабораторий. Как ни странно, все это не было вывезено, а потом взорвано, сожжено и обрушено, как обычно, при эвакуации. Но основной сюрприз заключался в том, что целёхонькие лаборатории достались мне в комплекте с группой ученых. Перебежчики, Радость ты моя, понимаешь?

Злое молчание в ответ.

— Вся программа трансгенной евгеники Государства досталась мне на серебряном блюде. В этой области вы лишились тридцатилетних наработок. И знаешь, что сказали мне эти седовласые и высоколобые умники — почему они предали?

Показалось, или Радость скрипнула зубами?

— Они сказали, что не хотят, чтобы жители Государства вслед за его правителями, стали такими же чудовищами как я. Они считают, что люди должны оставаться людьми. Особенно элита общества.

— Правильно они сказали. — Процедила Радость.

— А я им: клоуны вы и маразматики, узкие же у вас понятия о человечности!

— Тебе об этом рассуждать?

— Мне! Я считаю себя человеком! И ни один высокомерный засранец с двумя руками и ногами меня в этом не разубедит. А что касается тех стариканов — это предатели и лицемеры, которые просто хотели жить и дальше играться в богов. Продолжай. — Кивнула она Пашке. Тот поспешно возобновил работу.

У Тани голова шла кругом: не от захватывающей истории Ангеллы, но от содержания записки. которую, она несколько раз прочитала тайком, пока пришельцы спорили на гуманистические темы:

«Спасись!

Нас срочно эвакуируют, ПР-1 приказано замуровать — это тупик! Если Невод затопляется, вы обречены! Выход один: открыть врата. Проход в другой мир, но и вход оттуда в наш. Что и кто ждёт на пороге? Может тебе лучше погибнуть здесь? Вместе с Неводом, годами труда советских инженеров и учёных, солдат и строителей, миллиардами народных рублей. Решать тебе. Но если подземная река уже залила базу, половина дела сделана — вода станет током, коридоры — катушкой, а гора — гигантским ферритом. Так и задумывалось, представляешь!? Мы из горы построили трансформатор! Рубильники просто все вверх, остальное я тайком спаял, когда понял, что начальство никогда не запустит проект. Удачи! У всех должен быть шанс!»

Отсутствие подписи не удивило.

Таня тайком передала записку Ире, а сама сделала шаг в сторону рубильников, благо тиран от них отошла. Для неё выбор, якобы предоставляемый неизвестным автором записки, таковым не был: умереть или шагнуть в неизвестность? Пф! Мои пыльные кеды не похожи на белые тапки! А остальное: занятное, но как-то меркнущее бла-бла, о котором можно будет размыслить после спасения из затопленного подземелья.

Ангелла повернулась на движение Хиз. Та сразу выпалила:

— Пашка наверняка хотел спросить что-то еще.

— Да! — С видом человека, который резко вспомнил забытое, толстяк опять поставил багор. — Спросить я на самом деле хотел: если ты такой масштабный тиран там, почему так возишься с нами здесь?

— В смысле? — Переспросила Ангелла. Чем-то ей вопрос не понравился.

— Свернула бы нам шеи, да занялась своими делами без помех. А так ещё и от монстров защищаешь.

— Вы мне пригодились, чтобы уничтожить эту базу — сделать то, зачем я пришла. Кто знает, что будет дальше?

Хиз сделала еще шаг, Ангелла не обратила внимания.

Ира читала записку, это было видно по её поникающим плечам.

— Она подросток. — Заговорила Радость. — У неё сентиментальные чувства к вам. Она воспринимает вас, как ровесников.

— Психоаналитика мне не хватало. — Мрачно произнесла блондинка. — Ты знаешь, что мне — восемьдесят?

— Восемьдесят один с того момента, как ты сбежала из Государства.

Хиз шагнула снова и ей осталось прокрасться всего половину расстояния.

— Я сбежала, или меня выгнали. А что, в школе мою биографию проходят?

— Только два урока. На первом разбирают факторы деформации твоей личности в лоне Государства. На втором — краткая история твоей бесславной борьбы с нами.

— Неплохо для начала. Когда я выиграю войну, будет целый предмет. — Засмеялась Ангелла.

— Мне кажется, два урока — очень мало. — Продолжила Радость и блондинка перестала смеяться. — Я изучала твою биографию факультативно.

— Автограф дать? — Монстр изобразила щупальцем в воздухе витиеватый росчерк.

— Давай, — Радость наконец заулыбалась, — только у меня ручки нет.

— Не проблема, иди сюда.

Девочка подошла, отмеряя каждый шаг. Таня осталась одна у рубильников.

— Дай свой нож на минутку. — Попросила Ангелла и Радость с понурым сожалением протянула ей складной ножик, тут же отступив на шаг.

— Не волнуйся, чтобы кого-нибудь порезать мне не нужны игрушки. — Она достала лезвие и кончиком ногтя медленно стала водить по нему. Завоняло окалиной. — Осторожно, горячий. — Монстр протянула нож обратно, протерев его ладонью. На блестящей поверхности остался черный тонкий узор, в котором с трудом можно было узнать имя Ангеллы. Это была самая красивая и вычурная подпись, которую ребятам когда-либо доводилось видеть. Любой из учителей и даже директор школы, лопнули бы от зависти.

Таня задержала дыхание, сказала про себя «раз-два» и, ударяя по рычажкам снизу сразу двумя ладонями, начала стремительно и шумно включать рубильники: два-четыре-шесть-восемь… Остался последний и правая ладонь Хиз с размаха налетела на холодный и твердый, как сталь, коготь суставчатого отростка Ангеллы, которая уже стояла рядом и любовалась изумлением на лице девчонки, ее круглыми глазами зафиксированными на ладони, которая была насажена на острие крыла падшего ангела в сантиметре от пыльного переключателя.

В изумленной тишине по полу загрохотал багор, который Пашка снова попытался метнуть в Ангеллу, на этот раз острием вперёд. Он не докинул, и красное копьё с крюком, дробно лязгнув, застыло у двух пар стройных ног. Хиз его заметила самым краем сознания, которое заполнила тупая пульсирующая боль и онемение вокруг холодного штыря, раздвинувшего плоть, чтобы оскорбительно противоестественно торчать с противоположной стороны кисти, влажно отблескивая рубиновым. С каждой пульсацией онемение разгоралось, в скором времени обещая стать пламенеющей болью.

Таня, чувствуя, как ее мутит от зрелища собственной раненой руки (кровь еще не пошла, коготь плотно затыкал дырку), с трудом отвела наливающийся темнотой и тошнотой взгляд, чтобы упереться им в безумные глаза Ангеллы: один с расширенным от садистского внимания зрачком, другой — ясный, чистый и полный извиняющихся сожалений: «Ну ты же сама виновата». Хиз увидела, как прояснилось лицо монстра, на котором сочувствие взяло верх, та внесла в ее поле зрения знакомый листок со спешащим подчерком.