Скорей бы настало завтра [Сборник 1962]

3

Бой разгорелся над рекой Жиздра в том месте, где, зажатая лесами, синеет излучина реки и виден мост, наведенный нашими саперами. Немцы пытались разбомбить колонну танков на подходе к мосту и на самой переправе. Здесь, севернее Орла, танкисты спешили нанести немцам фланговый удар, чтобы тем самым ослабить их наступательный порыв на Орловско-Курской дуге.

Лихоманов первым, как он полагал, заметил противника и, волнуясь, сообщил об этом командиру.

— Вижу, — ответил Кротов спокойно. — А вы что, только заметили?

Четверка истребителей «Яковлев-7» шла на высоте двух тысяч метров. Потолок, как говорится, был наш, и потому Кротов держался уверенно.

«Юнкерсы-87» шли на переправу девяткой. Они еще не успели вытянуться цепочкой, перед тем как начать над мостом свою громоносную карусель.

Немецкие истребители прикрытия держались позади «бомбачей», метрах в восьмистах. Они то скрывались в растрепанных ветром облаках, то показывались в голубых окнах.

Кротов решил воспользоваться этой самоуверенностью патрулей и ударить в просвет.

Он покачал крыльями, как всегда перед атакой, и начал набирать высоту. Ведомый поспешил следом за ним.

Немцы шли навстречу солнцу. Оно слепило им глаза и до поры до времени должно было спрятать в своем сиянии стремительные силуэты наших истребителей.

Кротов набрал еще высоты и с двух тысяч семисот метров, что называется «с прижимом», ринулся сверху на девятку «юнкерсов». Лихоманов устремился в атаку одновременно с ним.

Стрелки на «юнкерсах» заметили опасность с опозданием. Понадеялись на своих сторожей? Или им помешали рваные облака?

Кротов решил нанести удар в середину девятки, чтобы дезориентировать немецких стрелков: не все решатся вести огонь по Як-7 из опасения поджечь заодно и свой бомбардировщик, идущий рядом. Кроме того, Кротов предполагал, что в середине строя находится машина командира группы.

Лихоманов правильно понял своего ведущего и тоже ворвался в строй девятки. Оба открыли огонь почти одновременно.

Средний «юнкере» загорелся; пламя было почти невидимым в солнечном сиянии. Второй «юнкере» повернул восвояси, так как мотор задымил и машина начала терять высоту. Лихоманов так и не уследил, чей крестник грохнулся в лес, а чей потянулся к линии фронта.

Бомбардировщики всполошились. Как знать, может, отчасти это было вызвано тем, что немецкие пилоты лишились своего командира. Они высыпали бомбовый груз на пустынный лес километрах в трех от переправы.

При выходе из атаки Кротов сделал «горку». Лихоманов устремился за ним, защищая командира. Ведомый знал, что это самый опасный момент. Немецкие истребители могут подстеречь ведущего и нанести удар сзади.

Конечно, неплохо было бы ввязаться сейчас в бой с «фоккером», вот он вынырнул из-за облачка совсем близко. Но Лихоманов не стал горячиться. Он смирил свой азарт осторожностью и расчетом. Вряд ли этот «фоккер» шляется в одиночестве.

И действительно, не успели «яки» развернуться, Лихоманов увидел: наперерез мчится не один, а два самолета. Он сразу узнал эти тупоносые машины, новейшие истребители «Фокке-Вульф-190».

Один из «фоккеров» ринулся в атаку на Лихоманова. Наверное, немец уже держал пальцы на гашетках, готовясь вот-вот открыть огонь из пушек и пулеметов.

— Полундра, Лихоманов! — раздался в наушниках возглас Кротова. — Подтяни!!!

Кротов кричал так, словно сидел рядом в кабине. Як-7 обладает высокой маневренностью и на горизонталях. Сейчас необходимо использовать это качество. В то же время следует из бегать боя на встречных курсах, где «фоккер» имеет явное преимущество.

Лихоманов заложил еще более глубокий вираж.

У него потемнело в глазах, а машина запрокинулась чуть ли не на спину.

При таком вираже машина и пилот испытывают многократную перегрузку. Стоит летчику сплоховать, ошибиться — самолет может сорваться в штопор. Если наблюдать за такой фигурой с земли, можно увидеть след, оставленный самолетом в небе, — воздух как бы струится с концов плоскостей длинными белыми облачками.

«Фокке-вульф» шел на вираже неотступно.

Фашист наверняка видел шлем Лихоманова под прозрачным фонарем кабины, цифру «34», выведенную на фюзеляже, и три белые косые полосы на хвосте — боевой знак полка.

Лихоманов ощущал сейчас опасность каждой клеточкой своего тела. Никогда еще собственная спина не казалась ему такой огромной, такой беззащитной.

Он инстинктивно подался вперед от спинки сиденья. Но и в эту страшную минуту он не потерял хладнокровия, не растерялся. Наоборот, каждое его движение стало более отточенным, он обрел воинственную и упрямую решимость.

«Фокке-Вульф» шел по пятам, но открыть огня не мог.

Лихоманов выжал из мотора все, что только можно было, и даже сверх того. Золотые руки у Остроушко, расцеловать его мало!

Лихоманов никак не позволял немцу взять машину в прицел и сделать необходимое упреждение. Стрелять же без упреждения, когда цель движется по крутой спирали с огромной угловой скоростью, бессмысленно.

Кротов поспешил ведомому на выручку и едва не настиг фашиста. Ведущий занял было выгодную позицию, однако фашист успел сделать излюбленный всеми «фоккерами» нисходящий штопор и улизнул.

После боя, который кажется новичку бесконечным, хорошо бы и отдышаться в спокойном полете, осмотреться как следует, вслушаться в радиоперекличку, осмыслить все происшедшее.

А еще лучше было бы увидеть у себя на доске приборов два веселых изумрудных глазка: это когда ты идешь на посадку, шасси выпущено, еще минута-другая — и ты ступишь ногами на твердую, благословенную землю…

С волшебной отчетливостью увидел Лихоманов свой далекий аэродром — посадочную дорожку, которая притворялась безобидным изумрудным лужком, березовые пристанища для самолетов на кромке леса и полотняную кровлю столовой, спрятанную среди берез.

В столовой сейчас, наверное, шумно и многолюдно, так что Аннушке и присесть некогда — раскраснелась, носится между столиками. Капельки пота блестят на ее чистом лбу, который не поддается загару. Кухня поодаль, и не так-то легко порхать вперед-назад, прижимая к груди поднос, на котором уместился обед чуть ли не всего звена. Кроме дымящихся тарелок, на том подносе кувшин с квасом — его стряпает Федосеевна. Сказочный напиток! Нектар! Удивительно, ну просто уму непостижимо, как это он, Лихоманов, за сотню километров, да еще с высоты — он скосил глаза на альтиметр, — с высоты две тысячи двести метров столь явственно видит капельки пота на лбу, на переносице Аннушки, видит, как отпотевает кувшин после холодного погреба. Эх, хлебнуть бы стакан «федосеевки», чтобы не першило в горле!..

Но даже если бы этот стакан поднесла сейчас сама Аннушка, Лихоманов не смог бы его пригубить, потому что на мост движется новая девятка «бомбачей». Немцы не хотят мириться со своей неудачей. Они снова пытаются сорвать переправу наших танков.

И опять, не доходя шести-семи километров до моста, «Юнкерсы-87» строятся в кильватер, готовясь к бомбежке.

Восемь самолетов «Яковлев-7» связали боем немецких истребителей прикрытия. Однако несколько «фоккеров» по-прежнему патрулируют поблизости.

И снова Кротов воинственно покачал крыльями, подавая сигнал к атаке, и бросил свою машину вперед, на бомбардировщиков.

Лихоманов тоже пошел в атаку. Но на этот раз он держался в трехстах метрах сзади. «Фоккеры» паслись где-то поблизости, прячась в облаках. Следовало опасаться засады, а в этих условиях он не смел оставить командира без прикрытия.

Кротов ушел в пике и стремительным ударом сверху зажег «юнкере». Лихоманов, не отрывая взгляда от своего ведущего, незначительно отклонил рули и длинной очередью, почти в упор, расстрелял другой «юнкере». Бомбардировщик не загорелся, а задымил и на одном моторе, оставляя за собой грязный след, потянулся на запад.

Два «фоккера» появились справа в тот момент, когда Лихоманов начал выравнивать машину после пике. Немцы заметили его не сразу — они охотились за Кротовым. На стороне Лихоманова оказался такой сильный союзник, как внезапность, а она всегда дает преимущество в воздушном поединке.

С расчетливостью, достойной старого воздушного «волка», Лихоманов решил пропустить ведущего немца. «Не заметил меня — тем лучше! — успел рассудить Лихоманов в какую-то долю секунды, отпущенную ему на раздумье. — Зачем мне гнаться? Командир видит противника и не уступит преимущества в высоте. Удастся ли мне догнать ведущего немца? Сомнительно. А кроме того, погнаться сейчас за ведущим — посадить себе на хвост ведомого. Ведь я вижу, как второй фашист крадется сзади. Вот сбить ведомого — у ведущего сразу прыти поубавится!»

Лихоманов сделал доворот в сторону ведомого «фоккера», поймал его в золотистое перекрестие прицела, задержал на секунду дыхание, совсем так, как это делают снайперы на земле, и деловито нажал большими пальцами на гашетку пулеметов и пушки.

Он дал очередь метров со ста и решил, что промахнулся.

«Эх, тюря, — выругал он себя, кажется, даже вслух. — Поторопился. Не дожал фашиста. Слабак, он слабак и есть… Позволил фашисту улизнуть!..»

Он еще не успел себя доругать, как увидел огонь на плоскостях «фоккера». Машина взялась пламенем не сразу, но очень жарко, так что скоро за огнем и дымом нельзя было увидеть даже контуров падающего самолета — будто кто-то разложил костер прямо в небе и щедро облил невидимые сучья бензином.

«Фоккер» падал, заметая дымный след красным шлейфом, обогнав в падении своего летчика: немец успел выброситься на парашюте.

«Фашист хочет в лесу спрятаться!» — забеспокоился Лихоманов.

Как он и предполагал, ведущий «фоккер», увидев плачевный конец своего ведомого, прекратил погоню за Кротовым и отвалил в сторону.

Кротов к тому времени успел набрать еще высотенки и, когда появилась новая пара «фоккеров», был во всеоружии, а Лихоманов прикрыл хвост его машины.

«Фоккеры» не имели преимущества в высоте, а потому не спешили ввязываться в драку.

Кротов предпочел уклониться от боя вовсе — пусть фашисты думают, что им встретились трусливые противники! Пусть думают, пожалуйста!

Дело в том, что Кротов и Лихоманов уже находились в воздухе три четверти часа и залетели далеко от аэродрома. Пора возвращаться домой, на исходе бензин и боеприпасы.

Лихоманов подлетел к командиру совсем близко, крыло к крылу, их разделяло метров тридцать, не больше.

Кротов поднял большой палец, а по радио сказал:

— Добро. С почином тебя!

Это были первые слова, которые ведомый услышал от командира после его грозного выкрика «Подтяни!!!», в мгновение, которое могло стать смертельным.

Лихоманов широко раскрыл рот и несколько раз похлопал по нему ладонью, показывая, что хочет пить — кончилось горючее. Он осмотрительно не доверил такого сообщения радиоволне. Фашисты могли подслушать и снова навязать бой, который оказался бы сейчас не под силу.

— А сколько? — спросил Кротов.

— Сколько ваша «эмочка» на дорогу выпивает…

Кротов понял — у ведомого всего сорок литров бензина: столько вмещает бак легковой машины М-1.