Мадонны Красного Креста

Дежурила я в шоковой, газовой и в обычных палатах. Поток раненых в ст. Фонталовской был самым интенсивным за всю историю госпиталя.

В своих воспоминаниях маршал авиации К. А. Вершинин в книге «Четвертая воздушная» пишет:

«Большую роль в условиях быстрого продвижения наших войск сыграли лазареты, развернутые в станице Фонталовской и на станции "Запорожская"».

Вечный ветер, дождь со снегом, метет песок, гул канонады, дымовые завесы, полеты немецких самолетов – удручающе действовали на нашу жизнь в этой станице. Одна мечта – выспаться и согреться. Ляжешь в палате на курае ночью, между ранеными, отдохнуть, и здесь старшина найдет: «Кириленко, раненых привезли», – и идешь выгружать из машины носилки с потерпевшими. Носилки надо снять с машины или поднять на грузовую машину. Ах, как тяжело, мы такие хрупкие и худенькие девочки. Или служить костылем крепкому парню. Шея болит, живот болит. А он стонет и ругается. И думаешь, ведь ему еще тяжелее, чем мне, у него большая рана. И начинаешь успокаивать: «Потерпи немножко, скоро дойдем, сделают укол и тебе будет легче».

Раненых эвакуировали попутными машинами, самолетами. Чаще всего это был самолет Ли-2, командиром которого был старший лейтенант А. 3. Быба. В течение трех месяцев я сопровождала раненых этим самолетом в станицы Крымскую, Варениковскую и г. Краснодар.

Так я второй раз попала в гор. Краснодар. В ст. Фонталовской грязь на аэродроме (без твердого покрытия), сапоги и шинель грязные. Сдали раненых, помыла сапоги в луже. Иду по городу. Город тихий, спокойный, никакой стрельбы нет, никто никуда не спешит. Женщины нарядные, красивые; офицеры в золотых погонах. Посмотрела я на себя, и стало страшно, какая я грязная. А тут и патруль появился и сделал мне замечание за мои грязные кирзовые сапоги, но с миром отпустил. Однажды встретила одноклассницу Любу Сосновую. Она служила в г. Краснодаре, такая чистенькая, наглаженная.

Ночевала я в санитарной палатке на аэродроме на носилках. Было очень холодно и голодно. Мороз, постели нет, палатка не топится. Стала частенько ходить на ночь в ст. Пашковскую к тете Марусе. Поем, обогреюсь, постираюсь, отдохну, а в три часа ночи иду пешком по шпалам на аэродром. Транспорт не ходил. Иду и разглядываю город. Он также разрушен. Но мирная жизнь налаживается. Девушки ходят на танцы, веселятся. И стала я ругать немцев, которые довели нашу страну до такой жизни, разрушили все: разрушили наши семьи. Стала мечтать о том дне, когда вернусь в мой любимый город и буду заниматься своим любимым делом – работать в библиотеке.

В конце марта 1943 года мы приехали на косу Чушка, чтобы погрузиться и переправиться на Керченский полуостров. Начался шторм: на море 8 баллов. Палатку достают мокрые брызги, кругом вода. Идет сильный ливень с ветром. В такую погоду, закутавшись в плащ-палатку, с оружием в руках, стою на посту, охраняю имущество и личный состав госпиталя. Вспоминаю свою родную, приветливую Кубань, свои студенческие годы и проклинаю войну и Гитлера.

После шторма ждем очереди на погрузку, ходим по берегу и видим трупы на берегу моря. Кто в форме, кто в одних кальсонах, а кто и совсем голенький. Начинают их собирать и везут хоронить. Стрельба, летают самолеты, наши и чужие, дымовая завеса.

Погрузились, переправились и качаемся на тендере, ждем разгрузки. Теперь здесь мы уже не медики, а все грузчики. Скорее, скорее, чтобы не попасть под обстрел и бомбежку фашистов!

Разгрузились и пошли по Крымскому берегу. Видим: на совсем ровном берегу кучу больших камней, выше человеческого роста. Что там? Через щелочки увидели трупы погибших наших и немцев. Приготовили их хоронить.

Освобождали Крым в составе Отдельной Приморской армии. Госпиталь дислоцировался в г. Керчи (в палатках, город разбит), Мариентале, Коктебеле.

Коктебель (страна синих скал, по-татарски) – красивейшее место в Крыму. Вечером горы цвета синего бархата. Супруга М. Волошина показала нам музей поэта, рассказала о его жизни, творчестве, читала его стихи.

В г. Алуште госпиталь располагался в больнице и других помещениях. Здесь я увидела небольшое поле, вытоптанное, ни одной травинки. Все обнесено колючей проволокой с висящими пустыми консервными банками. Дотронешься до проволоки, и все зазвенит. Мы думали, думали, что же это? Нам подсказали местные жители. Это был лагерь для военнопленных русских солдат под открытым небом. И так круглый год: жара, дождь, снег, ветер – все это переносили наши отцы, сыновья, защитники наши.

В г. Алуште я дежурила одна в двух палатах, где лежали военнопленные раненые немцы. Наши легкораненые бойцы ходили по палатам, искали земляков, однополчан. Заглянув в эти палаты и увидев немцев, начали драться с ними.

И в моей палате начался настоящий рукопашный бой. Разнять я их не могла. На помощь позвала санитаров, которые утихомирили наших молодцов. Досталось и мне, ходила в синяках. Теперь уходя, палату закрывала на ключ.

Эти же фрицы решили объявить голодовку. Завтрак не съели, не хотят и обедать. Я позвала старшую медсестру Анну Николаевну Новосельскую, она знала немецкий язык. Начался разговор, спор. Потом смотрю: немцы схватили ложки и стали быстро есть. Я спросила, что она им сказала? Она отвечает: «Я им сказала, что если не будут есть, отправим в Сибирь».

С тех пор они стали более вежливыми, показывали фотографии своих жен, детей. Но по имени меня не называли. Я была «фрейлен» – девушка. Если предлагала воду, они весело улыбались и отвечали: «Давай шнапс, давай водку». Мое элементарное знание немецкого языка помогало мне общаться с ними, иногда объяснялись жестами.

Город Ялта встретил нас морским берегом, усыпанным минами, и огромной колючей проволокой с табличками «Мины». Расположились в помещении санатория. Все забито ранеными, даже вестибюль, а скульптуры одеты в шинели. Все та же забота о раненых, их здоровье. С кораблей доносятся веселые песни, которые скрашивают грустное настроение наших пациентов.

Очень много раненых было в поселке Варнаутка, в период боев за город Севастополь. Здесь мне запомнился тяжелораненый Женя Погодин с высокой ампутацией обеих ног. Он трижды умирал, и трижды спасала его от смерти молодая и красивая хирург Елена Гавриловна Янтарева. И спасла.

Под диктовку я написала письмо его жене в г. Ростов-Дон. Жена ответила, что с вокзала она на руках понесет его домой, только пусть приезжает. А он не хотел ехать домой, быть обузой жене. Это придало ему силы и обрадовало. Мы тоже радовались за него. Поправившегося Женю эвакуировали в тыловой госпиталь.

В п. Варнаутке видела депортацию крымских татар.

В Варнаутке, кроме наших раненых бойцов, было много раненых немецких и румынских военнопленных. Я часто сопровождала их на попутной машине в г. Симферополь через перевал. Старая дорога разбита снарядами, бомбами, ехать трудно. Водители не хотели их брать и возиться с ними. Как приезжаем в госпиталь сдавать раненых немцев, так наши легкораненые солдатики бьют их костылями прямо в машине. Я стараюсь не допускать к машине драчунов, но попадало и мне костылями и руганью. Врачи ругают меня, зачем подпускаешь к машине наших?

На сей раз, приехав в госпиталь г. Симферополя, вижу: идут на костылях человек 10, ищут земляков и однополчан. Я кричу: «Не подходите», – а они идут. Как их остановить? Щелкнула затвором винтовки, кричу: «Не подходите, стрелять буду!» Остановившись, увидели, что это немцы, и полетела брань и угроза мне костылями. Прибежал дежурный офицер и разрядил обстановку. Получив расписку, с легкой душой на попутной машине возвращаюсь в Варнаутку и думаю: «Отстояла немцев, значит, я еще что-то значу». Теперь сижу рядом с водителем в кабине, и он весело что-то рассказывает мне, а мои мысли еще там, в госпитале, где я сдавала немцев.

Однажды сердитый водитель попутной машины не хотел везти раненых немцев в г. Симферополь, но все же его уговорили везти их. Он мне говорит:

«Я их сброшу в обрыв на перевале».

На самой верхушке перевала он остановил машину и скомандовал мне:

«Вылезай, я их сброшу вниз».

Я ответила, что делать этого не надо:

«Мне надо сдать их в госпиталь и получить расписку. Иначе меня будет судить военный трибунал».

Он стал дергать меня за рукав шинели, затем стал вырывать из рук оружие. Я сопротивлялась, пошла перебранка между нами. Немцы очень разволновались, не понимая, что хочет водитель. В мой адрес летели бранные слова, но я не сдавалась, осталась в кузове с ранеными. Поругавшись, шофер поехал дальше. Все мы успокоились. Но я перетрусила очень. Неужели погибну вместе с немцами? А потом думаю, раз отстояла немцев, значит, я еще что-то значу.

После освобождения г. Севастополя мы дислоцировали в п. Байдары, долечивали раненых и отправляли дальше в тыл. В поселке не было ни одного жителя. Огороды очень ухожены. Здесь росли лук, редиска, картофель. Чтобы все это не пропадало, мы собирали урожай и кормили раненых молодой зеленью и картошкой.

Дальше была дислокация в поселок Альма. Расположились в палатках, долечивали раненых. Здесь было легче, так как наши пациенты уже ходили.

Было лето, прекрасная погода, рядом садоводческий совхоз имени В. Чкалова, много фруктов. Приезжал И. Дунаевский с концертом для раненых. Это был отдых для всех нас. Вместо цветов угостили всех артистов прекрасными яблоками.

Находясь в Крыму, мы посетили разграбленный Воронцовский дворец, г. Бахчисарай с его достопримечательностями.

В декабре 1944 года нас погрузили в эшелон, и поехали мы на 2-й Белорусский фронт. На Украине была настоящая зима. Снег, мороз градусов 20, деревья в инее, очень красиво, а стоять на посту на платформе во время движения эшелона очень холодно. Надо охранять машины, имущество. Эшелон идет быстро, почти не останавливаясь. Сильный холодный ветер на платформе продувает меня до костей. Умывались снегом. После Крыма неуютно.

Высадились в снежном поле, на опушке леса около г. Остров-Мазовецкий (Польша). Срубили баню, хорошо помылись. Спали в палатках на снегу. Постелью нам служили хвойные ветки.

В г. Белостоке посмотрели красивый костел и двинулись в г. Цеханов принимать раненых. А на заснеженном поле по дороге видели обгоревшие трупы танкистов, русских и немецких, разбитую боевую технику.

Увидели мы разбитую, разграбленную Польшу, изнеможенных, усталых поляков, которые нам говорили:

«Вшистско герман забрав. Ниц-нема» (Ничего нет).

Они радовались приходу Красной армии, освободителей от фашизма.

Началась наша работа. Мы воевали со смертью, спасая жизни раненых. Мы двигались за освобождавшими войсками. Поток раненых был большой. Врачи, медсестры, санитарки дежурили по 2–3 суток, без отдыха. А в день отдыха – два часа отдыхаешь и снова в палату на целый день. А ночью на пост в третью смену на 4 часа – охранять территорию госпиталя. На посту стоишь в любую погоду: дождь, ветер, снег. Так хочется спать, но надо быть бдительной, тебе доверили жизни раненых, личного состава, тем более на чужой территории.

Потом был г. Мариенвердер, г. Данциг, остров Рюген и другие города.