О богах, шакалах и детях

Для зарисовок с натуры Азамат направил ко мне Бэра — кого ж ещё? — на казённом унгуце с пилотом, от чего Бэр, никогда раньше не летавший на унгуцах, был в полном восторге и за четыре часа пути исчеркал набросками пейзажей два блокнота.

— Представляете, — рассказывает он нам с Тирбишем за обедом, — мне даже пришлось отказаться от двух заказов! Со мной такого никогда раньше не было! Но тут то книги, то демоны, то столичные красотки, а я всё-таки не могу, как Ахмад-хон, круглые сутки работать. Вот, пришлось двух клиентов другу передать, потому что уже никак не вмещались. Я и здесь-то самое позднее до завтрашнего вечера, потом за мной прилетят — и домой, а то послезавтра опять чью-то жену на сносях рисую, откладывать нельзя…

Поскольку днём демон не является, то после обеда мы с Алэком и Тирбишем сводили художника за грибами (тоже чрезвычайно живописными), а потом оставили в покое разбираться со свежими эскизами. Ближе к вечеру я перевела окна в прихожей в односторонний режим и усадила Бэра с биноклем наблюдать, как наш лесной приятель приходит за лакомством. Снаружи через окно не видно не только Бэра, но и лампы над его мольбертом. Демона же наш портретист рассмотрел хорошо, а потом ещё утром встал и пронаблюдал возвращение банки. Половину следующего дня Бэр трудится над красочным полотном, которое должно занять целую страницу в большеформатной новой энциклопедии. Тирбиш периодически подходит заглянуть через плечо и передёргивает плечами.

— Как подумаю, что тут такое водится, так и хочется вас с князем в охапку подхватить — и в столицу бегом! — замечает он мне потихоньку на кухне.

— Если бегом, то по дороге ещё десяток таких встретишь, — усмехаюсь я. — Да ладно, не переживай, он же не агрессивный. Милый такой мальчик, мало ли что демон…

Вечером Бэр представляет нам своё творение: мой лесной знакомый осторожно вылезает из густого лесного подроста на открытое место, обеспокоенно озираясь и растопырив уши-локаторы. Одна рука, которой он отодвигает ветки, вполне человеческая. Другая, немного выставленная вперёд, мохнатая и с когтями, на случай неожиданной встречи. Вид одновременно грозный и милый: сосредоточенная мордочка, пушистые уши, подростковая костлявость. Хочется погладить по голове и покормить. Ну, мне во всяком случае. Тирбиш тихо молится.

Осень на Муданге длиннее, чем на Земле и весьма беспорядочная. То дождь, то снег, то вдруг опять солнце и всё тает, и жарко — хоть купаться иди. В плохую погоду на унгуце летать паршиво: его то и дело прибивает к земле дождём, и он тут же переоценивает свой вес, снова набирает высоту и подскакивает, так и летишь, прыгая вверх-вниз на пару метров каждые несколько секунд. Можно, конечно, подняться над облаками, но тогда не видно, где летишь, а навигатор в плохую погоду тоже паршиво работает. Так что в столицу я выбираюсь редко, в основном сижу дома с мелким или — в хорошую погоду — гуляю с ним по лесу, привесив спереди ребёнка, а сзади корзину для гигантских осенних грибов. Поедатель сливок днём не показывается, видимо, и правда спит. Пару раз казалось, что в кустах мелькнул рыжий хвост мангуста, но с уверенностью ничего сказать не могу, под ногами листья всех оттенков, тут родную бабушку увидеть можно, не то что рыжий хвост.

Яна пересиживает плохую погоду в столице, хотя, кажется, погода — только предлог, под которым можно заниматься делами амурными, не привлекая внимания. Она даже ленится лететь на Дол, чтобы сделать Алэку прививки, так что приходится мне мотаться. Впрочем, чем ближе к зиме, тем яснее небо, хотя уже ощутимо подмораживает. Тирбиш просится до зимы повидаться с семьёй, поэтому в очередной раз мы прилетаем все вместе.

Живёт Янка в примечательном здании, которое для земных целителей специально спроектировал Онхновч, считающийся одним из лучших инженеров по жилым зданиям. Задумка "больницы" примерно такая же, как у нашего дворца — одна половина жилая, вторая рабочая. Правда, в данном случае здание поделено горизонтально: на первом этаже кабинеты и оборудование, на втором живут врачи.

Яна среди земных врачей — единственная женщина. Азамат предпочёл набрать в основном мужчин, чтобы у населения шаблон порвало не прямо сразу, а потихоньку-полегоньку. Да и страшновато было нашим девушкам лететь невесть куда на дикую планету. Та же Янка благополучно всем раструбила про милую муданжскую традицию выдавать замуж симпатичных сотрудниц.

Никто теперь в этом, конечно, не признается, но по муданжским меркам Яна ещё красивее меня. Она невысокая, рыжая (что муданжцам, не слишком просвещённым в книжном деле, гораздо привычнее, чем блондинка), пухленькая и любит приодеться. И голос у неё низкий и проникновенный, что здесь считается для женщины очень красивым. Она, правда, не поёт, но её всё время пытаются на это подбить. Певцов мужского пола они при этом предпочитают от тенора и выше, такая вот инверсия. В общем, ничего удивительного, что десяток муданжских парней, по году торчащих в космической глубинке, соблазнились на этот подарок судьбы.

Как выяснилось, к команде она оказалась приписана, потому что тамлинги сочли врача элементом охраны, а охраняли летучий ресторан тамлингской кухни муданжские наёмники под руководством Папаши Огнемёта, и они, конечно, всецело поддержали идею включить в штат земную красотку. Янка, поскольку ничего дурного не подозревала и, наоборот, наслушалась от меня воплей про то, какие муданжцы классные, тоже согласилась. А ребята на неё пооблизывались-пооблизывались, пару раз за неё подрались и пришли к выводу, что единственный способ сохранить команду — это предоставить девушке выбор. И то сказать, все отборные воины, красивые, богатые, чего она обижается? Имена на "я", "ю", "е" и "йи" на Муданге считаются амбивалентными, то есть, человек с таким именем волен сам выбирать себе судьбу и пару. Среди наёмников правила имён не так почитаются, но и на планете Янкино имя позволяет ей выйти замуж за абсолютно любого мужчину безо всяких нареканий среди общественности. Вот ей и предложили выбрать изо всех. А она перепугалась, выхватила пушку, которую носила для самообороны, постреляла не глядя, чтобы всех распугать — и дёру до шлюпки. Умотала на ближайшую жилую планету, еле заряда хватило. Хорошо ещё, что корабль был тамлингский, а то в управлении муданджской шлюпкой она бы ни за что не разобралась.

Папаша Огнемёт со своей командой от Муданга отделились совсем, никто из них даже не побывал здесь после изгнания джингошей. Тем не менее, Азамат так чётко побеседовал с Папашей, что тот обещал больше никогда не вспоминать о славной свадебной традиции. Не знаю уж, чем мой муж ему пригрозил, но пока действует.

Янка ждёт меня в своём кабинете, нога на ногу сидя в высоком крутящемся кресле, и подпиливает ноготь. Из рыжих волос, завязанных в пучок, высоко торчит длинная деревянная заколка. Всё вместе очень похоже на рюмку коктейля на высокой ножке и с вишенкой.

Алэк при виде любимого врача радуется и принимается сучить ножками. Янка умеет обращаться с мелкотнёй так, что у них не начинается приступ паники от одного подозрения, что сегодня надо к врачу.

— Привет, — говорю, сгружая чадушко на осмотровый столик.

— Сама привет, — кивает Янка, допиливая ноготь. — Щас, секунду, а то цепляться будет.

На ней белый халат, только какой-то странный. Через пару секунд до меня доходит, что он с глубоким декольте.

— Это куда ж ты так вырядилась, мать? — удивляюсь я. — К тебе всё-таки дети ходят.

— Сегодня только твой, а ему пока всё равно, — она наконец откладывает пилку и спрыгивает со своего насеста, тряхнув бюстом. Я морщусь от одной мысли, насколько это должно быть неприятно, при её-то размерах. — У меня зато после тебя один взрослый мальчик записан, а его обязательно надо отвлекать от происходящего, иначе сразу начинает рассказывать, что он здоров и лечить его не нужно.

— Только один? — фыркаю я. — Мне казалось, муданжцы все такие.

— Да, но только одного я согласна отвлекать такой ценой, — ухмыляется она, поправляя вырез. — Ну ладно, как твой богатырь? Голову держит?

— Понемножку держит. А если не секрет, что это за взрослый мальчик?

— Секрет. А с боку на бок поворачивается?

— Да давно уж, а при Азамате вообще всё время вертится. Видимо, энергия заразная. Так почему секрет? За мной вроде не водится дразниться, да и вообще…

— Он просил, — с серьёзным лицом поясняет Яна. — Мы очень трепетные и не хотим преждевременной огласки, а то вдруг это испортит репутацию даме, то есть, мне, — она горчит рожу и грубо гыгыкает, отчего Алэк, изучавший простынку, тут же оборачивается и замирает.

— Ишь ты, — кивает на него Яна. — Вот это я понимаю, нормальное земное развитие. А то здешние дети — это нечто. Самые скороспелые маму начинают узнавать к трём месяцам.

— А папу? Или няню? Я хочу сказать, муданжские мамы сами своих детей хорошо если к трём месяцам узнавать начинают, и то неохотно.

— Это да, — кривится Янка. — Но дети тут вообще медленнее развиваются, даже те, у кого сознательные папы, начитавшиеся твоих статей про игры и гимнастики. Кстати о гимнастике… Кто Ориве порнухи надавал?

— Почему порнухи? — фыркаю я. — Образовательных видео по сексологии! Снятых, между прочим, хорошей студией. Я знаю их консультанта, нормальные ребята, не фантазируют, не передёргивают.

— Отпирайся-отпира-айся, — хмыкает Янка. — У нас тут как-то в дождливый день три пациента отменились, я пошла к себе кофейку выпить, а Орива тут сидела с буком. Возвращаюсь, гляжу — сидит. В зубах палец, физиономия красная-красная, ещё попискивает время от времени и ладонью глаза закрывает. Ну всё, думаю, накурилась девочка. А оказалось, это она твоё "обучающее видео" смотрит, а там всё так стыдно, ах, так стыдно, ах-ах-ах, а выключить никак нельзя!

— Ну, а как она ещё может реагировать, если тут коленка — уже стыдно? Ничего, пускай краснеет. Авось, правильные мозговые центры заработают, или что тут у этих муданжек поломалось… Ладно, ты дело делать будешь или только разговоры разговаривать? У меня вон клиент уже весь извёлся, убери пробирки с видного места, а то он обожает их сосать!

Я остаюсь в столице на некоторое время, пока Тирбиш не освобождается. Здесь не так холодно, как на Доле, хотя тоже видно, что дело к зиме. Азамат по-прежнему пашет за четверых, не отвлекаясь на глупости, и терпение моё в связи с этим заметно истончается.

Когда у Тирбиша заканчиваются семейные празднества, я отправляю его выгуливать Алэка, а сама забегаю на склад медикаментов пополнить запасы иммуностимулянтов, которые так хорошо идут осенью. Алэк не любит аптечный запах, которые неизбежно стоит на складе, так что с ним я туда предпочитаю не таскаться.

По пути обратно, однако, я встречаю на улице мрачного Алтонгирела. Решаю подойти поговорить. Я его не видела с тех самых пор, даже не знаю, полетел он с моими родичами на Гарнет или нет и когда вернулся. Решительно перехожу улицу, чтобы оказаться с духовником лицом к лицу.

— Всё хандришь? Как здоровье?

— Не жалуюсь, — угрюмо отвечает он, но сбежать не пытается. — У тебя как семейная жизнь?