О богах, шакалах и детях

— Да у меня тоже не особо, — кривится Янка, — но драку начал не он… Ладно, ты тогда займёшься, хорошо? А то у меня через десять минут приём начинается.

— Конечно, — киваю. — Кир, пошли.

Ребёнок мрачно плетётся за мной, не пытаясь вырывать руку из моего крепкого захвата. Тем не менее, я стараюсь не терять бдительность, а то как бы не рванул куда. В то же время пытаюсь придумать, что буду ему говорить. По сути-то я уже всё придумала, но надо ведь преподнести это так, чтобы возымело действие. А то повадился тут кое-кто рёбра ломать случайным прохожим. Муданжские законы я знаю плохо, тем более, что они сейчас сильно меняются, но вполне уверена, что несовершеннолетнему князю ничего не грозит за хулиганство. Тем не менее, он не всегда будет несовершеннолетним, да и кроме Муданга в мире существуют планеты, и там ему подобные штучки не сойдут с рук так легко.

Не сказать чтобы я была прям-таки специалистом по работе с трудными подростками. Не могу даже похвастаться, что когда-либо интересовалась этим вопросом: и я, и мой братец были вполне обычными детьми и не требовали специального подхода. Маман тоже не сильно напрягалась с воспитанием, а вот от бабушки она нас прятала. С другой стороны, очень трудно ничего не знать о воспитании детей, когда живёшь на Земле. Даже если нарочно стараешься увильнуть от этого знания. Для начала, в двадцать один год все сдают экзамен "зрелого отношения", по результатам которого тебе, в частности, позволяется или не позволяется растить детей без помощи специальных организаций и наблюдения опытных психологов. Конечно, в него входят только самые основные вещи, и сдать его нетрудно, но всё-таки, я считаю, это более убедительная подготовка, чем как у Арона — сначала отец-тиран и всепрощающий старший брат, а потом полная свобода действий.

Гнетущая тишина по дороге до дома действует на Кира положительно: он нервничает всё больше. Так-то. Прохожие с интересом смотрят вслед суровой Хотон-хон, влекущей волоком бледного юнца. Сочувственно смотрят — не знаю только, кому сочувствуют больше. Но вот мы и дома.

Впихиваю Кира в кресло, сама сажусь напротив.

— Расскажи мне, пожалуйста, что ты сегодня сделал не так.

Он сглатывает.

— Ну, я… взял без спроса…

— Правильно, — перебиваю. — Что ещё?

Кир поджимает губы и молчит.

— Подсказываю, — говорю. — Ты уже в этом месяце один раз этим отличился.

Кир угрюмо сопит, потом высказывается:

— Я ему за дело навалял! Вы бы слышали, что он о вас говорил!

— Я знаю, что он говорил, — отвечаю спокойно. — И он не один такой и даже не первый. Про известных людей всегда говорят гадости, привыкай. Я, конечно, польщена, что ты с таким рвением отстаиваешь мою честь, — делаю драматическую паузу, наблюдая, как ребёнок краснеет, забавно, от шеи вверх, — но я бы предпочла, чтобы ты не бил людей. Даже взрослых. Даже знающих. Сам подумай, ты вклинился в чужой частный разговор и серьёзно избил человека!

— А что, отец бы на моём месте мимо прошёл? — огрызается Кир.

Я прикидываю, как бы это выглядело в исполнении Азамата.

— У тебя с твоим отцом немного разные весовые категории. Ему обычно достаточно на человека посмотреть определённым взглядом, чтобы тот бежал организовывать свои похороны.

— Ну извините, я рожей не вышел! — фыркает Кир.

— Ты мог бы вместо драки намекнуть, что Император будет не в восторге, если узнает, как тут отзываются о его жене. Я думаю, этого бы хватило, чтобы вправить мозги большинству местных.

— Пускай слабаки ябедничают, — ворчит Кир.

Он совсем не чувствует вины. Нисколечки. И если бы он просто заехал этому придурку, чтоб было больно, то был бы прав. Но сотрясение мозга и кровотечение в брюшной полости — это крутовато за случайно оброненное в личном разговоре стандартное оскорбление, тем более, что мужик скорее всего повторял чужие слова, чтобы уговорить приятеля, а на самом деле может и вовсе не иметь по моему поводу никакого мнения. И естественно он не стушевался при виде нервного паренька. Кто ж знал, что у Кира железный кулак!

— Как ты считаешь, — спрашиваю, откидываясь на спинку кресла, — насколько этот человек важен для общества? — Поскольку Кир хмурится, я поясняю. — Ну, грубо говоря, кому он нужен? И сильно ли?

— Да никому, — бросает Кир. — Кому он может быть нужен, знающий? Да у него даже детей нет, я думаю, законных уж точно. Он если и нужен, то каким-нибудь сволочам.

— Замечательно, — говорю. — А теперь подумай вот о чём. Ты его отделал на крыльце Дома целителей. Тут же целитель Дэн, специально прилетевший с Земли, чтобы спасать тяжелобольных муданжцев, бросает всё, отменяет приём и занимается этим никому не нужным знающим. Ему отводится место в палате, которое мог бы занимать чей-нибудь больной ребёнок, на него тратятся лекарства, которые стоят немалых денег и долго ехали с Гарнета. И в итоге ещё, скорее всего, твой отец будет оплачивать его лечение, в качестве компенсации. Ну и скажи мне теперь пожалуйста, кому ты сделал лучше?

— А зачем его вообще лечить? — хмурится Кир, но я вижу, что ему наконец-то становится не по себе.

— А тебе так не терпится стать убийцей? — я поднимаю бровь. — И ты считаешь, что за случайно повторённые сплетни надо убивать?

— Да он не помер бы, — неуверенно говорит Кир. — Я ему только два раза вмазал…

— Иногда и одного достаточно.

— Ну… Я силу не рассчитал.

— И за это тебя должны все простить? А он вот не рассчитал, что ты мимо проходить будешь, ты его как, простил за это?

— Я… Я вас защищал! — обороняется до последнего Кир.

— Это я понимаю. Но я ещё вот что понимаю: три дня назад ты бросил учиться. С тех пор ты серьёзно избил двух человек. Это вообще как, для тебя нормально?

— Не-ет, — шепчет Кир, глядя в пол.

— Вот и мне казалось, что нет. Выводы?

После небольшого молчания, он выдавливает, как приговор:

— Я опять должен учиться?

— Ну, — я морщу нос, — учиться в качестве наказания — дело бесполезное. Но ты совершенно точно больше не гуляешь один. Это ясно?

Мне кажется, он вздыхает с облегчением. Быстро кивает.

— По-хорошему, надо было бы тебя посадить на виду у отца, и чтобы ни шагу без разрешения. Но я обещала, — повышаю голос, заметив ужас в глазах подсудимого, — что тебе не придётся с ним разговаривать. Поэтому будешь под наблюдением у меня. И без дела тоже не останешься, надо же направить твою энергию в мирное русло.

Выдержав паузу, я набираю Эцагану.

— Зайди ко мне на минуточку, дело одно обсудить.

— Я тут с капитаном занят, — хихикает Эцаган.

— Значит, вместе с ним зайди, он тоже захочет знать про Кировы художества.

Видимо, у Эцагана включена громкая связь, потому что я отчётливо слышу стон Азамата:

— Ну что ещё-о-о?!

— Иди-иди сюда, — усмехаюсь. — Узнаешь много интересного.

Через минуту они являются. Кир съёжился в своём кресле, как будто пытается врасти в спинку. Я в двух словах рассказываю о его подвиге.

— Кир! — восклицает Азамат с таким праведным гневом на лице, что хоть ещё один парадный портрет рисуй. — Ты о чём думал вообще, хуже Лизы!

— Э? — удивляюсь я.

— Я понимаю, она знающего отличить не может, но ты-то куда смотрел?! Он же мог тебя как угодно заворожить, балбес ты маленький! Ты себе вообще представляешь, что такое — иметь во врагах знающего?!

— Всё я отличил! — возмущается Кир, временно обретя опору. — Я прекрасно понимал, что он знающий, только мне на это плевать со скалы, на меня их сила не действует, хоть обколдуйся!

— Это ты с чего такое решил? — интересуется Эцаган, с ироничной улыбкой наблюдающий нашу семейную сцену.

— С того! По опыту знаю! Что думаете, я со знающими не лаялся?

Азамат задумывается.

— Ты серьёзно считаешь, что они тебе не угроза?

— Серьёзно, — мрачно подтверждает Кир. — Пробовали, не выходит. Да спросите сами эту женщину, которая драку видела. Он меня связать попытался, второго связал, а на мне верёвки рвутся. И не только верёвки, ничего на меня не работает.

— Ты это после благословения Ирлик-хона проверял? — уточняет Азамат.

— Да причём тут ваш Ирлик-хон! — отмахивается Кир. — Это давно уже, с детства.

— Вот как, — Азамат потирает губу. — Ну ладно, этот интересный феномен мы ещё проверим. Но, Кир, это никуда не годится, ты не можешь просто подходить на улице и бить людей…

— Азамат, — мягко прерываю я. — Я с ним уже побеседовала на этические темы. Думаю, он хорошо понял, что именно сделал не так.

Кир яростно кивает.

— Э-э, да? — Азамат несколько теряется. — Ну хорошо… И ты думаешь, он больше не будет?

— Я думаю, что нашла себе телохранителя.

Эцаган прыскает со смеху. Кир округляет глаза.

Азамат смотрит на меня, как будто ждёт, что я усмехнусь или намекну, что это шутка. Не дожидается.

— Лиза, ну ты же не всерьёз…

— А почему нет? Многие из твоих первоклассных ребят могут избить знающего? А так и я смогу проконтролировать, чтобы он чего не натворил. Пускай делом занимается. Можешь ему выделить за это оклад. Кстати, Эцаган, как по закону с пострадавшим расходимся? Кто виноват?

— Судя по вашему рассказу, он публично оскорбил жену Императора, за это полагается штраф, примерно равный по сумме штрафу за ущерб работоспособности… А вот лечение этого мужика капитану придётся оплатить. Я, конечно, пошлю следователя, пускай за Яной запишет показания, всё оформит…

— За Альясом тоже записать надо, он участвовал.

Эцаган морщится.

— Да ну, он знающий, ещё наврёт чего-нибудь…

— Он хотел за меня вступиться, — замечает Кир.

— Я думаю, он не питает нежных чувств к коллеге после того, как тот его пришил к стенке, — говорю. — Ну вот, Азамат, назначь Киру жалованье, пускай сам штраф выплачивает, авось крепче запомнит, почему людей бить нехорошо.

— А вы не думаете, — спрашивает Эцаган, — что если он будет вашим телохранителем, то сможет с полным правом кому угодно рёбра ломать?

— Я думаю, что он будет делать как велено, — я перевожу выразительный взгляд на Кира, который пригибает голову. — А если не будет, то создаст себе проблемы с работодателем, — киваю на Азамата. Кир сглатывает.

Азамат некоторое время задумчиво теребит нижнюю губу, потом решительно кивает.

— Хорошо. Я согласен, можно попробовать. Но, Кир, до первой оплошности. Если ты снова что-нибудь отколешь, придётся пересмотреть наказание на более суровое.

Кир мелко кивает. Я сладко потягиваюсь. Ну вот, по крайней мере, две проблемы слились в одну. Теперь мне придётся возиться с угрюмым подростком, но хотя бы Азамат будет спокоен и за меня, и за него. Не так уж плохо по нынешним временам.

После ухода государственных мужей Кир немного расслабляется и даже обретает объём, отличимый от формы кресла.

— Мы с Азаматом летим на разных унгуцах, ты со мной, — сообщаю, вставая. — Там будем шесть дней, погода тёплая. Когда соберёшь вещи, клади вон в тот угол к моим чемоданам, чтобы завтра слуги без вопросов всё погрузили.

— Это и есть ваше желание? — спрашивает Кир.

— Про сумки? — уточняю я удивлённо.

— Нет, про… ну чтобы я вас охранял.

— А, нет. Это твоё наказание. Трудотерапия, так сказать… хотя ты не знаешь, что это. Неважно.