Милиция плачет

8.2. Всё по плану

Придерживаясь основных постулатов и рекомендаций по празднованию Нового года, мы его торжественно встретили. Как положено — в Одессе, все вместе, с ёлкой и подарками, ровно в ноль-ноль часов ноль-ноль минут по московскому времени. Начался 1977 год.

Транзистор естественным путём заменил отсутствующий телевизор и своевременно сыграл курантами; движение стрелок на главной башне без труда вызвалось незатуманенным воображением; обязательное шампанское с лёгким хлопком и без потерь разлилось по бокалам; бокалы, подтверждая законы физики, звенели глухо, «камешками».

Кое-что запомнилось особенно — при загадывании желаний возникло лёгкое замешательство. Волеизъявления подавали в Высшую Инстанцию, как обычно, в письменном виде. Записали маленькими буквами на клочке бумажки, бумажку сожгли, пепел бросили в бокал с шампанским, под бой курантов шампанское выпили — совершенно секретно, перед прочтением сжечь, как у братьев Стругацких, а немного раньше у Роберта Энсона Хайнлайна. Первое, что я загадал после успехов в личной жизни, это написать диплом и успешно его защитить. Всё четко и понятно. Затем возникло размытое и неосязаемое желание — хорошо распределиться. Записал и задумался в нерешительности. А что я имею в виду? Хорошо распределиться — это остаться в Одессе на любой работе или, всё-таки, уехать к чёрту на кулички и найти свое призвание? Тогда что такое плохо? Ладно, это ещё полбеды, немного зыбко, но ощутимо, хуже всего то, что после «хорошо распределиться» возникла пустота и полная неопределенность. Не знаю, что загадывать. Ничего не видно — мост Чаринг-Кросс, туман на Темзе, Клод Моне — только импрессия. Ощущение чего-то значительного, размытого и бесконечно долгого. У этой неизвестности есть имя — работа. Ещё чуть-чуть, полгода в институте, а потом, шагнув в её производственные объятья, мы из студентов превратимся в молодых специалистов. В инженеров. Навсегда… Навсегда ли?

Надо запомнить этот семьдесят седьмой год, с него всё и начнётся. Во всех автобиографиях он будет упоминаться как год окончания института и начала трудовой деятельности. От него будут высчитывать трудовой стаж при приеме на очередную работу и расчёте пенсии. Этот год — точка отсчета. Год, когда официально закончится студенческая отсрочка от взрослой жизни, и мы получим повестки в будущее. В графе «детство» появится запись — «убыл в связи с окончанием института».

Маскарад тоже был, всенепременно. Самый настоящий. Выбор костюма — это не плод долгих раздумий, не подбор близкого по духу образа или, наоборот, образа-антагониста. Это дело случая. Чем позже ты кинешься искать через знакомых блат в костюмерных мастерских театров или киностудии, тем меньше ассортимент и больше ограничений по размерам. Если ты сам автор и дизайнер своего костюма — решающим является бабушкин гардероб или то, что вовремя упало на голову с верхней, Богом забытой, полки кладовки, куда на весь год уходят в небытие коробки с ёлочными игрушками и с сопутствующими новогодними атрибутами.

Бенцион Крик собственной персоной. 1977 год. А. Токаев (Шура)

Первыми у новогодней ёлки появились самодельные пираты, шерифы и ковбои, потратившие на создание своих костюмов минимально короткое время за счет конкретных аксессуаров, безошибочно обозначающих придуманный образ. Пистолет, повязка на глаз, широкополая шляпа, звезда шерифа. Расовое разнообразие внёс шериф-негр в чёрном чулке на голове.

Танцуют все! 1977 год. Человек в махровом халате бухарского еврея — С.Мейтус, Кармен — И.Рыжая(Ида Геллер), Петушок — Е.Лисовая(Старшая сестра Лена), Венгерский гусар — О.Лисовой (Муж сестры),

Затем пошли добротные сценические костюмы, тут же создавшие чарующую атмосферу театрального закулисья — мешанина стилей и запах пыли костюмерной мастерской. Цыгане, гусары, Кармен, кот, петушок, Беня Крик, Красная шапочка в косынке, бухарский еврей в халате и Белоснежка под руку с одним, но упитанным гномом. Персонажи легко узнаваемы и милы, полумаски добавляют таинственность и загадочность маскарада.

Следующими, влетая в комнату по одному, появились костюмы с элементами бурной и неуёмной фантазии. Любитель охоты Лёня Клейнбурд, чтобы особо не заморачиваться, принёс свой охотничий зелёный маскировочный комбинезон с нашитыми короткими полосками защитной ткани и маскировочной сеткой, закрывавшей лицо. Он решил быть лешим, выскакивать из-за угла и устрашающе выть, страшно нависая над жертвой с поднятыми руками.

Он уже собрался было демонстрировать свой наряд, когда меня осенило, и буквально за штаны, крепкие, непромокаемые, я вернул его обратно для корректировки персонажа. У меня в голове возник болезненный образ «Сумасшедшей ёлки», для его воплощения я снял со стены гирлянду, пулеметной лентой обмотал ею Лёню и выпустил в таком виде на всеобщее обозрение. Сначала никто ничего не понял, пока гирлянда не была включена в сеть и не зажглась разноцветными огоньками. Стоя на одном месте неподвижным деревом возле розетки, изображая ёлку, Лёня вскоре заскучал, и сердобольный хозяин квартиры выделил ему удлинитель. После этого многоликий образ забил энергией. Лёня тихонько замирал, притворяясь одинокой ёлочкой, в любом удобном для испуга месте, а когда кто-то близко расслабленно проходил, включался буйный леший с подвываниями, ором и размахиванием лохматыми руками.

Карнавал. 1977 год. Ковбой — И.Мартыновская (Иванова), Беня Крик — А. Токаев(Шура), русалка — А.Шишов

Самым агрессивным был признан костюм Русалки. Кучерявый парик платиновой блондинки, цветастый лифчик, меховая безрукавка без пуговиц, ноги от пояса длинной узкой юбкой обмотаны бирюзовой тканью, на ногах поверх носков ласты. Русалка смешно шлёпала по полу и поливала направо и налево холодной водой из клизмы, подчеркивая единение присутствующих с морской стихией. Если бы костюм Русалки не признали лучшим, сразу же, после первых фонтанов воды, все гости были бы мокрыми до нитки. Вынужденная высшая оценка.

С Русалкой могла соперничать только пара — Буратино с Беременной Мильвиной.

Проказник Буратино. 1982 год. О.Шишова (Оля), Л.Клейнбурд (Лёня)

Но эта костюмированная комбинация появилась спустя пять лет на встрече Нового 1982 года. На глазах разворачивалась, можно сказать, человеческая трагедия с запахом опилок. Беременная Мальвина тянет за собой на поводке красного пластмассового Артемона на колёсиках и разыскивает по рентгеновскому снимку отца своего будущего ребёнка. На рентгеновском снимке (он же фрагмент цветного научно-популярного плаката) изображён человеческий плод в утробе матери (мать в разрезе). У плода длинный деревянный нос, на голове полосатый колпачок. Мальвина показывает всем снимок, просит помощи — найти сбежавшего легкомысленно подлеца. Буратино скрывается от ответственности.

Беременная Мальвина. 1982 год. А.Шишов, С.Иголкин (Без грима)

Цветная картинка их будущего деревянного сына с голубыми волосами вызывает невиданный ажиотаж — её передают из рук в руки, заразительно хохочут, жалея, что в фотоаппарате уже кончилась плёнка.

Из тех, кто сомневался в идее маскарада и пришёл без костюма, из затруднительного положения лучше всех, как всегда, выкрутился Гена Гриншпун.

Гном, который ест за семерых. 1977 год. Г.Гриншпун (Гена)

В 1977 году он пристроился к Белоснежке в образе одинокого упитанного гнома, живущего по принципу — «Один ест за всех, и все за одного работают». Через пять лет он также решил действовать по обстоятельствам — сложил из газеты треугольную шляпу, снял пиджак, рубашку, майку и надел на голый торс только жилетку, из-под которой выпирал толстый волосатый живот.

— Этот костюм, — объявил он, — называется «Япона-мать Али-бабы и сорока разбойников».

Остановившись монументом посреди комнаты, он требовал, обнимая девушек, на правах матери-героини всего, без очереди и сразу.

Гена был уже дипломированным бухгалтером, о чём любил напоминать неожиданной просьбой. Подойдя к кому-то с протянутыми ладонями, он проникновенно говорил:

— Посмотри на эти руки.

Добившись пристального внимания к линиям судьбы и бугоркам неудач, он веско пояснял, воспроизведя шутку из нархозовского КВНа:

— Это руки бухгалтера, одни только руки. Если руки хирурга дают человеку жизнь, то руки бухгалтера дают ему то, что не додали руки хирурга.

Войдя в раж от повышенного внимания, Гена продолжил свой сольный концерт. Вспомнив дошкольное детство, он взобрался на шаткий табурет со свечой в руке и прочитал стихотворение:

Я стою над обрывом крутым, заблудившуюся ловлю мысль,

Ни домов, ни обоев кругом — хочешь, плюй, хочешь, прыгай вниз.

Где-то близко журчит ручей, ну а рядом со мной козёл,

А я травки ему не дам, не за этим сюда пришёл.

Что ты смотришь, потупив рога, на мой неокрепший скелет,

Тебе скучно, наверное, да? Когда рядом музыки нет.

Замерев на табуретке с протянутой по-ленински вперёд правой рукой, Гена командует:

— Маэстро, музыку!!!

Этот номер Гена исполнял из года в год. Всегда, как в первый раз, как откровение. Талантливо и достоверно.

В первую ночь 1977 года, как всегда, отключили воду, а утром забыли включить. Любителям отвратительных вкусовых ощущений могу порекомендовать одесский растворимый кофе на кипяченой минеральной воде «Куяльник» — редкая гадость.

Новогодняя ночь прошла. Прерванная связь с окружающим миром ещё не восстановилась, но уже завершилось сладостное время безудержного веселья в отдельно взятой квартире под громкую музыку, ритмичные танцы, громогласный смех и неистребимое хоровое пение.

Уже рассвело, никто так и не заснул — праздник удался. Все живы, здоровы, чувствуется глубокое удовлетворение. Позвякивает посуда, пора завтракать, новогодний январь продолжается.