Милиция плачет

9.2. Военный совет

Следующее утро ещё толком не началось, когда в дверь, предусмотрительно закрытую ключом на ночь, раздался стук. Мы лежим и никак не реагируем. Последовало настойчивое дергание ручки. Дверь не поддалась. Стук повторился, но более настойчивый. Мы давно не спим, слышим и молчим. Уже не костяшки пальцев требовательно выстукивали букву «Ш» — четыре тире азбуки Морзе. А раздраженный кулак сотрясал хлипкую, жалобно осыпающуюся при каждом ударе, филёнку. Мы лежим с довольными физиономиями и ждём дальнейшего развития событий. Пауза.

Мурчик, чья кровать ближе к входной двери, прикладывает палец к губам и глазами показывает, что комендант — а кто же ещё в такую рань? — не ушёл и продолжает стоять за дверью, прислушиваясь к тому, что здесь, у нас в комнате, происходит. Мы даже не дышим — в ответ мёртвая тишина.

Профессор со своего места не может видеть Мурчика, но хорошо видит меня, и я повторяю за Мурчиком все его незамысловатые жесты. Мурчик выставляет ладонь, призывая нас к вниманию, не переставая вслушиваться в происходящее за дверью, затем медленно опускает кисть вниз и, переставляя двумя пальцами, изображает, как комендант уходит от двери.

— За вторым ключом пошёл, — шёпотом предположил Профессор.

— Второй у нас, а первый уже давно потеряли. Он забыл, сейчас вернется, — так же шёпотом отозвался Мурчик.

Спустя три минуты, согласно намёткам окончательно не созревшего плана боевых действий всё изменилось: замок двери был открыт, ключ вынут, мы оделись, расселись за столом и, сосредоточенно уставившись в разложенные на столе бумаги и книги, изобразили тяжкий умственный труд.

Металлический звук вставляемого ключа и безуспешное его проворачивание автоматически включили вторую часть утреннего сопротивления произволу.

Мурчик, как можно громче, со словами:

— К нам лезут воры, — подошёл и резко рванул дверь на себя.

Комендант, а это был он, замер, согнувшись и провожая руками ускользнувший вместе с дверью ключ.

— В чем дело? — на правах обиженной жертвы попёр на него Мурчик. — Вы это что себе позволяете? Проникновение в жилище? Ордер есть?

Комендант был смят сразу, с первого удара. Он что-то пытался объяснить, говорил, что стучал, у него повестка и так далее, но тут протиснулся к ним Профессор и, как бы успокаивая и оттягивая разбушевавшегося Мурчика, что в реальной жизни представить невозможно, вежливо и доходчиво объяснил коменданту:

— Мы с пяти часов сидим и готовим отчеты по практике. Если вы хотели нас видеть, вам не надо открывать дверь своим ключом. Мы в комнате находимся безвылазно и никуда не уходили. И дверь не заперта.

— Было закрыто, я стучал, — запальчиво возразил комендант.

— К нам никто не стучал, — как с душевнобольным продолжал Профессор, — мы слышали стук, но решили, что где-то что-то ремонтируют. К нам никто не стучал, — для убедительности еще раз повторил Профессор.

У коменданта был радующий глаз обалдевший вид. Он выглянул в коридор, внимательно осмотрел нашу дверь, затем оглянулся по сторонам, потом опять посмотрел на дверь, но уже по-другому, с сомнением, сконцентрировал взгляд на замке и недоуменно вынул ключ.

— У вас даже ключик к нашей двери не подходит, — вежливо подсказал ему Профессор.

В замешательстве, досадуя за свою оплошность, комендант залез в карман пиджака и достал сложенный пополам лист бумаги.

— У меня повестка, где эти? — он развернул листик и показал фамилии Шуры и Манюни.

— «Эти» — это кто? — заинтересованно включился я беседу и, взяв в руки повестку, наконец-то, прочитал ее содержание.

— А эти… У них практика кончилась. Они больше не приедут, — сообщил я коменданту, возвращая повестку.

— Они должны приехать, — заволновался комендант, — повестка есть, значит, нужно приехать и явиться в милицию.

— Кому нужно? — вклинился Мурчик. — Кому нужно, тот пусть сам и идет в милицию, — добавил он веско.

— А я со своей стороны, — веско вбивая в гроб предпоследний гвоздь холодной мести, язвительно продолжил я, — обещаю выяснить меру ответственности лиц за неисполнение распоряжений правоохранительных органов. Повестка-то у вас на руках с прошлого года, дорогой товарищ… Нехорошо получается…

— Вам в Одессу надо ехать, — подсказал ему Мурчик, — там вы им её точно вручите.

— Не приедут, говорите? — зловеще ощетинился комендант. — Тогда вы за них и ответите. За всё ответите, — успел он выкрикнуть и осёкся, зыркнув с опаской в мою сторону.

Ну, что ж, война объявлена, провокация на границе прошла успешно, почти мирно. Пора приступать к диверсионной работе.

Сложно себе представить, чтобы Шура с Манюней незаметно пробрались в общежитие. И никакие замысловатые планы не помогли бы реализовать их проникновение: ни отвлекающие маневры на вахте, ни перебежки по коридору, ни ползание по-пластунски вдоль плинтуса, ни лазание глубокой ночью по водосточной трубе к открытому окну второго этажа. Любое из этих действий по закону случайных цифр и неслучайных встреч обязательно было бы замечено и очень громко озвучено.

Поэтому, не мудрствуя лукаво, Шура с Манюней, приехав утренним поездом в Харьков и посетив отделение милиции, пришли в общежитие и, не скрываясь, открыто, миновали дремлющую вахту, поднялись по пустой лестнице, прошли безлюдным коридором и тихо вошли в нашу комнату. Их проникновение в общежитие никто не заметил.

Военный совет происходил при закрытых дверях и выключенном свете. Перед пустой замочной скважиной стоял стул, прикрывая спинкой обзор комнаты.

Было так тихо, что цокот членистых ног пробегающего таракана заглушал шёпот и приглушенный смех склонившихся друг к другу голов, в которых созревал и выкристаллизовывался план по окончательному подавлению местной элиты с целью спокойного и комфортного доживания установленного срока практики.

Проще говоря — поставить всех на место и получить от этого заслуженное удовольствие.

Время проведения акции возмездия было назначено и утверждено на первую минуту после окончания заключительной серии премьерного показа «Двенадцати стульев» с Андреем Мироновым. Место проведения — Красный уголок, в котором всё население общежития соберётся возле единственного телевизора.

Обсудили детали и согласно оперативной разработке, по одному, скрытно, разошлись в разные стороны (по своим комнатам), оставив Шуру с Манюней в темноте за запертой дверью, чем они благодарно воспользовались, проспав до утра.