ЧВК Херсонес

На этот раз блуждать по коридорам не приходилось, гостевые комнаты сотрудников были почти напротив друг друга. Диня удрал в сад, предоставив мне возможность побыть самому. Надо было толком отзвониться родителям, выслушать маму, поделиться рассказами о новом месте работы и о людях, с которыми я здесь подружился.

Ещё мне нужно было снять на камеру смартфона свои рисунки и скинуть их сёстрам, они у меня такое любят. Потом я как-то отвлёкся на блокнот и нарисовал тех немецких зомбаков, какими я их запомнил. Получилось не с первого раза, но тем не менее уж как есть.

Примерно через час или чуть больше, не засекал, в двери без стука ввалился Денисыч.

– О, занимаешься фаюмскими портретами?

– Они были в цвете, а это графика, – я закрыл блокнот, убирая его под подушку. – Чего надо?

– Зема, а ты не забыл, кто у нас ответственный за изготовление фибулы?

– Не забыл, – в том же тоне соврал я. – Вопрос в изображении и материале. И чего лепить-то?

– Отвечаю по порядку. Картинку Герман скинул тебе на сотовый. А пластилин возьми у Светки, она у себя. Не возражаешь, если я пока полежу на твоей постельке и слегка дерябну?

– Возражаю.

– Я тебя услышал, – важно подтвердил он, с ногами в сандалиях заваливаясь на мою кровать. – Только не стучи, обзовёт дятлом или чем похуже.

Ладно. В принципе, сама идея зайти в комнату Гребневой казалась отнюдь не лишённой приятности. Я знал, где живёт Герман, соответственно, комната нашей специалистки по росписи на глиняных вазах была напротив.

– Слушай, а этот парень, Александр Грин, он не кажется тебе каким-то блёклым?

– На фоне всех остальных? Пожалуй. Но посмотри с другой стороны: кто он и кто они?

– Не знаю, не знаю… Иногда примитивный человеческий разум доставляет больше проблем, чем любое божественное влияние.

– Такое бывает?

– Чаще, чем ты думаешь, дорогая.

– Я вообще об этом не думаю. Меня больше заботит, почему вдруг два волоса с твоей груди переросли на мою? Это уже буллинг или всё ещё абьюз?

– Вот только не начинай…

– Значит, ты не хочешь со мной говорить? Ладно. Я тоже умею молчать. Я давно свыклась с тем, что женщина обязана молчать в присутствии своего мужчины. Я веками училась считать это нормой. И знаешь, что я поняла, дорогой мой? Не смей отворачиваться!

– Началось…

Для окончательного уточнения на белых досках была приклеена открытка с сердечком – такие обычно раздают в День святого Валентина. Праздник относительно новый, но у нас в стране прижился. Патриотам не нравится, но, как говорит мой отец, зачем отказываться от возможности лишний день в году поздравить любимую женщину?

Я коснулся пальцами дверной ручки, но вовремя опомнился и всё-таки деликатно постучал. Ответ не замедлил прилететь в ту же секунду:

– Какой долбодятел сюда ломится?! Я одета!

– Э-э, а-а… – затупил я, беспомощно озираясь по сторонам.

Ибо только что был обозван не просто дятлом, а, как и предупреждал Денисыч, «даже хуже», ну и обычно женщина предупреждает, что не одета, а не наоборот. Как себя вести в подобной ситуации, жизнь меня ещё не научила. Пришлось выкручиваться на ходу.

– Светлана Сергеевна, извините! Это я, Александр…

– Ни слова больше, – дверь распахнулась, и тонкие женские руки, лебедиными крыльями вспорхнув мне на плечи, затянули меня внутрь.

Сначала я даже зажмурился на секундочку, потом раскрыл глаза, в изумлении протёр их, вдохнул, а выдохнуть не мог потому что. И да, «потому что» – универсальное объяснение всему увиденному. Если я смогу выдохнуть, то расскажу. В смысле попробую рассказать.

– О, de gustibus non disputandum est…[8]

Я и не пытался спорить, тут у каждого свой взгляд и свои мотивы. Комната Гребневой была втрое больше моей, стены обиты красным бархатом, окно, выходящее в сад, занавешено тяжёлыми портьерами багрово-краплачного цвета. Под потолком четыре светильника венецианского стекла, по углам оплывшие свечи, небольшой офисный стол с ноутбуком, широкое кресло, накрытое волчьей шкурой. Основное место занимала двуспальная кровать, заваленная парчовыми подушками и застеленная алыми шелковыми простынями. На небольшой полке над столом несколько книг: «Мифы древних греков», «Камасутра», «Ветки персика» и почему-то китайское «Искусство войны».

– Что-то не так, милый? Только скажите, и мы всё тут исправим…

– Я не… я на минуточку, мне бы пластилин, слепить, знаете ли…

– Да вы шалун, – улыбнулась хозяйка. – Не буду даже спрашивать, что вы хотели слепить, но попробую угадать.

– Фибулу для Германа! – быстро выкрикнул я.

– Хм, а вот это поворот, мне бы такое и в голову не пришло, – она отпустила меня, картинно сев в кресло на манер Шэрон Стоун.

Если сейчас ещё и ногу на ногу будет закидывать, я пропал. Но Светлана лишь разочарованно покусала нижнюю губу и взглядом указала мне на стол:

– Что ж, если вам нужно только это, то возьмите в нижнем ящике.

Я послушно вытащил початую коробку, где куски разноцветного пластилина уже спаялись в один комок, и решительно выпрямился:

– Сейчас мне придётся заняться делами, но обещаю, как только всё закончится, я вернусь к вам и мы…

– Да-да, у вас, мужчин, всегда есть более важные, неотложные и жутко срочные дела, а потом вы непременно, гарантированно, точно вернётесь – и мы что?

– Что? – уточнил я.

– Нет, это я спрашиваю: вот вы вернётесь – и мы что? Что с нами будет? Куда направит нас воля богов? Нам светит хоть какая-то надежда на мир, связанный любовью, а не работой или войнами?

Ответа у меня не было, поэтому я решил поступить, как все мужчины: просто закрыть девушке ротик поцелуем. Но прежде чем мои губы коснулись её, Светлана невероятным движением всего тела выкрутилась из кресла, заломила мне руку за спину и в один миг вытолкала за дверь.

– Не обижайтесь, Александр, но я ведь говорила вам, что я не такая, со мной так нельзя…

– Как тогда можно-то? – реально надулся я, стоя один в коридоре с комком пластилина в руках. – Раздеваться при мне можно, обниматься нельзя. А если обниматься можно, то целоваться нельзя. Как жить-то вообще?

– Сама в шоке, – тихо раздалось из-за двери, после чего раздался скрежет ключа, и специалистка по греческой росписи заперлась на замок. Всё.

Денисыч поджидал меня в коридоре, выражение лица самое философское, такое бывает после первой пол-литры. Но хоть не ржал в лицо, уже спасибо.

– Отфутболила?

– Продинамила, – поправил я. – Может, надо было цветы, конфеты, шампанское?

– Не поможет, Светка, она такая, её кредо влюблять в себя мужиков, а не спать с ними.

– Но она не похожа на лесбиянку.

– Я тя умоляю, бро! Если оно ей будет надо, наша Афродита влюбит в себя всех женщин полуострова. А так-то да, она больше по мужчинам…

Что ж, мне пришлось тяжело выдохнуть, продемонстрировать полученный комок пластилина и отправиться в свою комнату лепить фибулу с мечом. Фото самой застёжки от Земнова пришло на сотовый, но занятие всё равно было кропотливым, тем более что точного размера никто не знал.

Я лепил наугад, просто предполагая где-то от четырёх до шести сантиметров в длину и двух с половиной в ширину. Там уже плюс-минус, но примерно через полчаса пластилиновая фибула была придирчиво осмотрена могучим специалистом по бронзе и меди, после чего я исправил пару мелких моментов, а уже покачивающийся Диня торжественно отнёс вылепленное в общий холодильник, стоящий в конце коридора.

– Ну что, соучастники, наша ОПГ в действии, через полчаса выдвигаемся в Анапу.

– Каким транспортом едем? – спросил я. – Что брать, как одеваться, понадобится где-то ночевать?

На меня посмотрели как на слабоумного, но родственника.

– Парни, если что, я на мели, – так же честно пришлось признаться мне. – Всё, что будет нужно, компенсирую с зарплаты.

– Почему он говорит о деньгах? – немного удивился Земнов, обращаясь к Денисычу.

– Для обычных людей это важно, – развёл руками тот. – Саня, зема, бро, плюнь и не парься! Мы уложимся в час, тратиться ни на что не надо. Если уж очень захочешь мороженку, Герман тебе её сразу купит! Пошли уже?

– Прямо сейчас?

– Да! А то, чую-ю, мня опять накр-вает… ик!

Я сбегал к холодильнику, достал из морозилки фибулу, пластилин казался равным по твёрдости камню. Завернул её в носовой платок, а потом двое более опытных сотрудников музея «Херсонес» потащили меня по коридорам в какую-то смутную даль, но уже после четвёртого поворота мы шагнули за металлическую дверь и…

… здесь орёт месяц май!Я покажу тебе Анапý!Приезжай, приезжай!

…Безжалостно терзая гитару, надрывался ресторанный музыкант, всеми силами завлекая народ. Поубивал бы за такое уродование оригинального текста Гарика Сукачёва, но туристам оно, возможно, и нравилось.

Южное солнце клонилось к горизонту, угрожая утопиться в золоте Чёрного моря, воздух был свеж и пах солью. Мы вышли из какого-то подсобного помещения на первую береговую линию. Со всех сторон гремела музыка, гуляли отдыхающие, взад-вперёд носились малолетние дети, кто-то разъезжал на электрическом самокате, а кто-то, наоборот, стоял неподвижно в обнимку с любимым человеком, наслаждаясь прохладой вечера после горячего, знойного дня…

– Прибыли, бро!

– Вот прямо сейчас я даже не буду спрашивать, как вы это сделали. Но я спрошу потом, не сомневайся!

Денисыч беззаботно фыркнул, поправил холщовую сумку на плече и, перекинувшись парой фраз с Германом, потащил меня в сторону белой стены. Как оказалось, через двадцать шагов, минуя сувенирные ряды и картины уличных художников, мы добрались до касс музея «Горгиппия». Наверное, я зря сказал слово «касс» во множественном числе, по факту это была одна крохотная кабинка, где продавали билеты.

– Бери ты, бро, м-ня штормит… два билета-та, Гемрн… Гремлин… Герман не идёт!

Что ж, я протянул в окошечко два удостоверения сотрудников ЧВК «Херсонес», дающих нам как всем работникам этой отрасли право бесплатного посещения любых музеев и выставок по всей России. Очень удобно, знаете ли. Похожими правами пользуются ещё члены союза художников, но по галереям их всё-таки не всех пускают и не везде, увы…

Женщина за кассой и бровью не повела, равнодушно выдавая мне два бесплатных билета. Когда я обернулся, здоровяка Земнова рядом уже не было. Диня лишь пожал плечами:

– Да куда он денется? Увидитесь на вечернем шоу, не томи, Саня, пошли уже…

Я был совершенно с ним согласен: чего и как бы тут не происходило, а ещё с полчаса – и даже на вечерней температуре пластилиновая фибула с золотым мечом поплывёт в лужу.

Пока же она хранилась в нагрудном кармане моей рубашки, аккуратно завёрнутая в носовой платок, но это ненадолго. Вне холодильника заколка быстро станет мягкой. Исключение составляет специальный скульптурный пластилин, но у Светланы в ящике был самый обычный – разноцветный, детский, за девяносто рублей – из дешёвого магазина.

Короче, мы с приплясывающим и улыбающимся всем подряд Диней кое-как прошли в одноэтажное здание музея. То есть нас пытались тормознуть на входе типа: «Мужчина, ваш спутник пьян», но мой приятель выдохнул бабке на контроле перегар прямо в нос, и старушка осела на стульчик с самым блаженным выражением лица. Как он это делает – загадка века…