Два в одном

Пурпурно-фиолетовые одеяния самой преподобной были сотканы из тончайшего паучьего шелка и оставляли открытыми лишь кисти рук и выкрашенные в фиолетовый волосы. Голову венчала серебристая диадема, усыпанная традиционными сапфирами. Чуть более мелкие камешки украшали обшлаги расширяющихся книзу штанов и адамантовые наручи. Эльфийка, как еще помнил Адинук, представляла собой образец красоты холодного типа, хотя глаза выдавали ее солидный даже по меркам остроухих возраст уже в момент его бегства. Сейчас наверняка годы брали свое, поэтому проступающие морщины тщательно скрывались вуалью.

Верховная жрица восседала на золоченом троне, исполненном в виде огромной паучихи, по обе стороны от которого на небольшом расстоянии стояли еще три служительницы Карвалшаресс – все сестры Адинука. Их одеяния проще и удобнее: платья в пол, перехваченные поясами чуть выше талии. Такие одежды скрывают движения, но не сковывают их. В широких рукавах легко спрятать кинжал или даже бич.

– Благодарю за теплый прием, матушка, – склонил голову бард, игнорируя перекошенные от ненависти лица сестричек и глядя только на мать. – Там наверху трудно добыть хорошую одежду.

– Не смей обращаться к нам без упоминания титула, или мы прикажем вырвать тебе язык! – фраза заставила эльфа вздрогнуть и вжать голову в плечи.

Если он чего-нибудь и боялся в жизни по-настоящему, так это онеметь.

– Да, преподобная Илхар, – поспешно исправил свою оплошность Адинук. – Прости твоему непутевому отпрыску забывчивость. Верхний мир плохо влияет на умственные способности нашего народа.

– То-то же! – погрозила ему пальцем матрона. – Расскажи нам, что могло произойти такого, что вынудило тебя вернуться домой. Одного только факта твоего бегства вполне достаточно для смертного приговора, и тебе ли не знать об этом. Помнится, ты раньше славно казнил всяких отщепенцев. К тому же, если принять во внимание некоторые исчезнувшие ценности, то тебя еще и пыткам подвергнуть надо. Говори, изменник!

Бард благоразумно дождался прямого приказа открыть рот, хотя ему до ужаса хотелось перебить родительницу каким-нибудь дерзким комментарием и напомнить ей, что из имущества Дома он унес только Милену – тогда еще маленькую паучишку – и свою одежду. Подавив опасные для жизни порывы, троу откашлялся и чинно, как подобает отпрыску благородного Дома, начал выкручиваться:

– Мне стало известно об опасности, угрожающей Дому Хельвиафин. Поскольку я все еще храню верность своей семье и Дому, я не мог не прийти.

Видя блеснувший в глазах матери интерес, Адинук воодушевился и принялся красочно, с применением большого количества подробностей, врать об огромной армии, которую собирает злобный могущественный некромант, жаждущий завоевать все Подземье.

– Кто же этот загадочный противник? – спросила матрона, шикая на дочерей, уже начавших перешептываться, выдумывая для брата самую изощренную пытку.

– Его зовут Сандро, и он с поверхности.

Илхар изумленно подняла бровь, едва не утратив невозмутимость.

– Военный советник короля инс-огглинов? Это интересные сведения. Как же ему удается создавать собственную армию, не привлекая к себе внимания Сконма? Правитель этих тварей весьма подозрителен и уничтожит поверхностника при малейшем намеке на предательство.

Адинук понял, что своим враньем где-то зацепил часть правды. Известие о том, что Сандро, о котором сам Адинук знал только по рассказам друзей, стал советником Сконма, застало барда врасплох. Не подав виду, эльф продолжил изворачиваться, расхваливая таланты человека, сумевшего завоевать расположение племени хапугов.

В жилах этой расы полугоблинов, обитающих в Подземье. также течет кровь эльфов. Благодаря этому они являются искусными темными магами и отменными бойцами. Настолько, что их боятся даже троу.

– Довольно! – прервала его преподобная матрона. – Мы все проверим. Сандро, судя по твоим словам, действительно представляет угрозу. Если все, что ты сказал, правда, мы сохраним тебе жизнь. Будем считать, что все эти годы ты выполнял наши поручения наверху, ведя полную лишений жизнь.

Бард молча поклонился, испытывая невероятное облегчение. Уверенность в завтрашнем дне понемногу возвращалась к нему: немедленной казни не ожидалось, а в дальнейшем можно будет усыпить бдительность стражи и улизнуть из родительского гнездышка повторно – на сей раз окончательно.

– Однако, памятуя о твоих прошлых преступлениях против Дома, мы не можем не подвергнуть твою преданность сомнению. Готов ли ты делом доказать, что по-прежнему верен нам?

– Я готов пройти любое испытание, – смело заявил Адинук.

– Ведите! – матрона махнула в сторону храмовой темницы.

Несколько прислужниц бросились исполнять приказание и через пару минут пригнали в наос пленников. В них бард с ужасом узнал Каввеля, Хиенну и Антонио. Выглядели все трое неважно, особенно пуута, которую минотавр нес на руках. Суккуба, похоже, потеряла сознание.

– Тебе будет оказана великая честь, – сообщила Илхар. – Мужчинам обычно запрещено участвовать в жертвоприношениях, если, конечно, не их приносят в жертву. Для тебя наша повелительница Карвалшаресс делает исключение: ты не просто будешь присутствовать, ты будешь жертвовать!

Вероятно, мимика Адинука отразила целую гамму чувств, потому что лица его сестер разом озарились довольными улыбками. Хорошо зная повадки родственниц, бард немедленно взял себя в руки, чтобы не выдать матроне своего знакомства с компаньонами. Впрочем, искры гнева, пляшущие в глазах матери, красноречиво свидетельствовали о ее осведомленности в данном вопросе.

Троу спешно пытался придумать, как спасти друзей, но очевидного решения на ум не приходило.

– Я готов, – ответил он на невысказанный вопрос матроны.

– Сделай это, и я буду тобой гордиться, – поощрила его Илхар.

Было время, когда Адинук отдал бы все, чтобы услышать подобное обещание из уст матери и увидеть полные ненависти взгляды сестер. Теперь его больше волновало другое. Отрекшись однажды от образа жизни своих темных собратьев, бард отказался и от бесконечных интриг, злобы и ненависти. Иногда беглого принца мучило желание вернуться, но он всегда подавлял такие порывы. Он еще не забыл, что дома даже первый среди мужчин всегда стоит на ступеньку ниже любой из сестер. Помнил он и о других несправедливостях.

Честолюбие никогда им не двигало – хватало и тех почестей, что ему оказывали как первенцу матроны. Адинук сбежал, потому что не терпел принуждения. Вот и сейчас вольный дух барда отчаянно протестовал против навязывания ему чужой воли.

Тем не менее троу глубоко вдохнул, чтобы успокоить подрагивающие руки, и взял предложенный ритуальный кинжал. С рукояти на него насмешливо посмотрела рубиновыми глазами Карвалшаресс. Адинуку показалось, что лапы паучьей богини, искусно вырезанные на костяной поверхности, переплелись с его пальцами, образовав с ними единое целое. Ощущение было не из приятных – словно сотни невидимых иголочек впились в ладонь и намертво в ней застряли.

Троу медленно приблизился к жертвеннику под пристальным наблюдением четырех жриц.

– Приступай! – приказала Илхар.

Бард посмотрел на привязанных к алтарю друзей. Из-за темноты они не могли видеть его лица, а из-за заклятия молчания не имели возможности говорить. Глаза Каввеля беспокойно двигались, пытаясь высмотреть во мраке способ освободиться. Лицо Бурбалки выражало покорность – он, видимо, уже пробовал уйти через портал, но не сумел. Суккуба лежала без сознания.

Руки Адинука снова мелко задрожали, когда он обхватил рукоять кинжала обеими ладонями и занес клинок над грудью Каввеля. Минотавр уловил в темноте движение и громко засопел от натуги, но храмовая прислуга хорошо знала свое дело: усиленные магией веревки выдержали.

– Или остаться? – мелькнула мысль в голове темного эльфа. – Забыть о свободе, покориться матери? Все-таки это моя родня, и скитания уже приелись. Сколько я не был дома, пятьдесят или сто лет? Баллады можно и тут тайком писать. Друзья… да я их знаю всего ничего! Какие они мне друзья? Сами, небось, ради моего спасения пальцем бы не пошевелили. А за их убийство обещали прощение. Наверняка дуралеи проболтались матери, что знают меня, иначе их бы принесли в жертву еще до моего прибытия. Значит, если я сейчас не нанесу удар, мне тоже не жить. Миленочка без меня пропадет. А если ударю, совесть потом не замучает? Что же делать?

– Нам долго ждать? – нетерпеливо поинтересовалась Элгин на правах старшей дочери.

– Я молился Карвалшаресс, – обреченно отозвался Адинук, приняв решение. – Уже приступаю.

***

Милена осторожно кралась по потолку пещеры за гадкими троу, посмевшими обидеть ее хозяина. Можно было бы сразу прыгнуть на них и впрыснуть яд, но Адинук не подал условного сигнала. Наверное, он что-то задумал, поэтому нельзя ему мешать.

Проследив за плененным бардом до самого храма, арахнида немного покрутилась снаружи, перебралась на храмовую крышу и обнаружила очень удобный, словно специально для нее сооруженный, лаз внутрь. Обрадовавшись, что не пришлось долго искать вход, Милена протиснулась в узковатое отверстие и столкнулась с такой же, как сама арахнидой, только менее крупной.

– Конкурентка! – защелкала жвалами обитательница храмового чердака.

– От конкурентки слышу! – обиделась Милена, делая выпад лапой.

Хозяйка помещения отпрыгнула и заняла оборонительную позицию. Последовал короткий обмен ударами, чтобы выявить слабые места в обороне друг друга. Милена пришла к выводу, что ее шлепки хоть и не наносят существенного вреда, но заталкивают соперницу вглубь чердака. Удвоив усилия, арахнида шаг за шагом отвоевала несколько футов, издала победный клич и, улучив момент, вцепилась хелицерами в бок противницы. Яд подействовал мгновенно: вражеская паучиха завалилась на бок, и засучила ногами, размазывая сочащуюся лимфу по полу.

Через некоторое время соперница затихла. Милена опасливо ткнула ее тело лапой. Тычок получился несколько сильнее ожидаемого, и массивная туша отлетела на фут в сторону. Звук падения, однако, раздался не сразу, а спустя долю секунды, и получил продолжение в виде крепких эльфийских ругательств на разные голоса.

– Ой, – подумала арахнида и забеспокоилась о хозяине, который был где-то внизу. На ощупь найдя провал, в который упало тело убитой соперницы, Милена заглянула вниз. Как оказалось, своевременно: хозяин в опасности!

***

Решение остаться пришло неожиданно.

– Наверное, я просто устал бежать, – подумал Адинук, прицеливаясь, чтобы попасть прямо в сердце минотавра и избавить его от ненужных мучений.

Внезапно откуда-то сверху раздался шорох, заставивший барда замереть, а затем сделать кувырок в сторону.

– Что за… – троу разинул рот от изумления при виде туши, падающей на место, где он только что стоял.

Столь немногословными были только Адинук и преподобная матрона.

Прислужницы, стоящие у стен, испуганно завизжали, а жрицы с проклятиями принялись разматывать свои семихвостые волшебные бичи. По их взглядам бард понял, что терять ему уже нечего и спешно бросился разрезать веревки, удерживающие друзей на алтаре. Рукоять кинжала с ожесточением вгрызлась ему в ладонь, и Адинук почувствовал, как по руке потекла кровь. Карвалшаресс не простила оскорбления.