Генрих фон Офтердинген

5

Над племенами людскими в пространном их расселенье до времени царило насилье немое железного рока. Робкая душа людская в тяжких темных пеленах дремала.

Земля была бескрайна — обитель богов, их родина. От века высился их таинственный чертог. За красными горами утра, в священном лоне моря обитало солнце, всевозжигающий, живительный Свет.

Опорой мира блаженного был древний исполин. Под гнетом гор лежали первенцы Матери Земли, бессильные в своем сокрушительном гневе против нового, великолепного поколения богов и против их беспечных сородичей, людей. Лоном Богини был зеленый сумрак моря. В хрустальных гротах роскошествовал цветущий народ. Реки, деревья, цветы и звери были не чужды человечности. Слаще было вино, дарованное зримым изобилием юности, — бог в гроздьях — любящая матерь, богиня, произраставшая в тяжелых золотых колосьях, — любовь, священный хмель в сладостном служенье прекраснейшей женственной богине — вечно красочное застолье детей небесных с поселенцами земными, жизнь кипела, как весна, веками — все племена по-детски почитали нежный тысячеликий пламень как наивысшее в мире, но мысль одна, одно ужасное виденье:

К пирующим приблизилось, грозя,
И сразу растерялись даже боги,
Казалось, никому спастись нельзя,
И неоткуда сердцу ждать подмоги.
Таинственная, жуткая стезя
Вела чудовище во все чертоги;
Напрасный плач, напрасные дары!
Смерть прервала блаженные пиры.
Чужд радостям глубоким и заветным,
Столь дорогим для любящих сердец,
Которые томленьем жили тщетным,
Не веря, что любимому конец,
Казалось, этим грезам беспросветным,
Бессильный в битве, обречен мертвец,
И сладкая волна живого моря
Навек разбилась об утесы горя.
И человек приукрашал, как мог,
Неимоверно страшную личину:
Прекрасный отрок тушит лампу в срок,
Трепещут струны, возвестив кончину;
Смыл память некий благостный поток.
На тризне, подавив свою кручину,
Загадочную прославляли власть
И пели, чтоб в отчаянье не впасть.

Древний мир клонился к своему концу.

Отрадный сад юного племени процвел — ввысь, в поисках пустынной свободы не по-детски стремились взрослеющие люди.

Скрылись боги с присными своими. Одиноко, безжизненно коснела природа. Железные оковы налагало жесткое число с неколебимой мерой.

Как прах, как дуновенье, в темных словах рассеялся безмерный цвет жизни. Пропала покоряющая Вера и превращающая все во все, всесочетающая фантазия, союзница небес. Враждебно веял северный холодный ветер над застывшим лугом, и родина чудес воспарила в эфир. В далях небесных засветилось множество миров.

В глубинной святыне, в горней сфере чувства затаилась душа вселенной со стихиями своими — в ожиданье зари всемирной.

Свет более не был знаменьем небесным, лишь в прошлом обитель богов, облекшихся теперь покровом Ночи. В плодоносном этом лоне рождались пророчества — туда боги вернулись — и почили, чтобы в новых, более чудных образах взойти над возрожденным миром.

В народе, прежде всех в презрении созревшем слишком рано, чуждавшемся упорно юности блаженно-невинной, был явлен лик невиданный нового мира — в жилище, сказочно убогом, — сын первой Девы-Матери, таинственно зачатый Беспредельным. В своем цветении преизобильном чающая мудрость Востока первой распознала пришествие нового века — к смиренной царской колыбели указала ей путь звезда. Во имя необозримого грядущего волхвы почтили новорожденного блеском, благоуханьем, непревзойденными чудесами природы.

Одиноко раскрывалось небесное сердце, чашечка цветка для всемогущей любви, — обращено к высокому отчему лику, лелеемое тихой нежной матерью в чаянье блаженном на груди.

С боготворящим пылом взирало пророческое око цветущего младенца на дни грядущие и на своих избранников, отпрысков Его Божественного рода, не удрученное земными днями своей участи. Вскоре вокруг Него сплотилось вечное детство душ, объятых дивно сокровенною любовью. Цветами прорастала близ Него неведомая, новая жизнь. Слова неистощимые, отраднейшие вести сыпались искрами Божественного Духа с приветных уст Его.

С дальнего берега, под небом ясным Греции рожденный, песнопевец[236] прибыл в Палестину, всем сердцем предавшись дивному Отроку:

Тебя мы знаем, Отрок. Это Ты
На всех могилах наших в размышленье,
Отрадный знак явив из темноты,
Высокое сулил нам обновленье.
Сердцам печаль милее суеты.
Как сладостно нездешнее томленье!
Жизнь вечную Ты в смерти людям дашь.
Ты — смерть, и Ты — целитель первый наш.

Исполнен ликованья, песнопевец отправился в Индостан — сладостной любовью сердце было упоено и в пламенных напевах изливалось там под ласковым небом; к себе склоняя тысячи других сердец, тысячекратно ветвилась благая весть.

Вскоре после прощанья с песнопевцем стала жертвой глубокого людского растленья жизнь бесценная — Он умер в молодых годах, отторгнутый от любимого мира, от плачущей матери и робких своих друзей. Темную чашу невыразимого страданья осушили нежные уста — в жестоком страхе близилось рождение нового мира. В упорном поединке испытал Он ужас древней смерти, дряхлый мир тяготел над Ним. Проникновенным взглядом Он простился с матерью — простерлась к Нему спасительная длань вечной любви — и Он почил.

Всего несколько дней окутано было сплошною пеленою море и содрогавшаяся суша — неисчислимые слезы пролили избранники — разомкнулась тайна — духи небесные подняли древний камень с мрачной могилы. Ангелы сидели над усопшим — нежные изваянья грез Его — пробужденный, в новом Божественном величии Он взошел на высоты новорожденного мира — собственной рукой похоронил останки былого в покинутом склепе и всемогущей дланью водрузил на гробе камень, которого не сдвинет никакая сила.

Все еще плачут избранники Твои слезами радости, слезами умиленья и бесконечной благодарности у гроба Твоего — все еще видят в радостном испуге Тебя Воскресшего воскресшие с Тобою — видят, как Ты плачешь в сладостном пылу, поникнув на грудь Матери блаженной, как торжественно Ты шествуешь с Друзьями, произнося слова, подобные плодам с дерева жизни; видят, как спешишь Ты, преисполненный томленья, в объятия к Отцу, вознося юный род людской и незапечатленный кубок золотого будущего. Мать вскоре поспешила за Тобою — в ликовании небесном — Она была первою на новой Родине с Тобою. Эпохи с тех пор протекли; все возвышенней блеск Твоего творения в новых свершеньях; тысячи мучеников и страдальцев, исполнены верности, веры, надежды, ушли за Тобой — обитают с Тобою и с Девой Небесной — в Царстве Любви — священнослужители в храме смерти Небесной, навеки Твои.

Отброшен камень прочь —
Настало воскресенье!
Твоя Святая ночь —
Всеобщее спасенье.
Земля побеждена;
Бегут печали наши
От этого вина
В Твоей целебной чаше.
На свадьбе смерть — жених;
Невестам всем светлее;
Достаточно елея
В светильниках у них.
Едва под небесами
Пробьет желанный час,
Людскими голосами
Окликнут звезды нас.
К Тебе одной, Мария[237],
Из этой мрачной мглы
Летят сердца людские,
Исполнены хвалы.
Небесная Царица,
Детей освободи!
Недужный исцелится,
К Твоей прильнув груди.
Взыскуя горней дали,
Превозмогая боль,
Иные покидали
Плачевную юдоль.
В печалях нам подмога,
Своих святые ждут.
Туда нам всем дорога,
Там вечный наш приют.
Уводит наших милых
Благая смерть во тьму,
И плакать на могилах
Не нужно никому.
Утешенный в томленье
Небесными детьми,
Ночное исцеленье
Безропотно прими!
В надежде бесконечной
Не ведаем забот;
Веками к жизни вечной
Земная жизнь ведет.
Небесными лучами
Упьемся, как вином;
Светить мы будем сами
В сиянье неземном.
Не знает ночь рассвета
В прибое волн своих.
Навек блаженство это:
Единый стройный стих.
Всего на свете краше,
Не меркнет ни на миг
Святое солнце наше:
Господень ясный лик.

ДУХОВНЫЕ ПЕСНИ

I

Чем без Тебя я был бы в мире,
И чем я стал теперь с Тобой?
Затерян в бесприютной шири,
Я трепетал перед судьбой,
Смотрел в грядущее, как в бездну,
И, в сердце затаив печаль,
Я знал, я помнил, что исчезну,
И никому меня не жаль.
Меня снедало вожделенье,
Теснила суета сует,
В слезах напрасного томленья
Казался темнотою свет.
Как жить я мог тоской одною
В горячке будничных потуг,
Не видя, что всегда со мною
И на земле, и в небе друг?
Увидел я свое светило,
Предавшись Господу Христу;
Сиянье жизни поглотило
Беспочвенную темноту.
Он даровал мне человечность,
Преобразил судьбу мою.
С Ним нет зимы. С любимым вечность
Весна в тропическом раю[239].
С Ним жизнь, как праздник, пролетает;
Любовь одна всегда права.
Для каждой раны вырастает
Своя целебная трава.
За все дары, за все живое —
Сыновний мой смиренный стих.
Где соберутся только двое,
Спаситель третьим среди них.
Пойдем к жилищам нашим вечным
И в ликовании своем,
Протягивая руки встречным,
Заблудших к Богу поведем.
Мы наше небо видим сердцем,
И на земле оно при нас,
Всем верным, всем единоверцам
Открыто небо в добрый час.
Мы в ослеплении духовном,
В ночи затеряны давно,
Бывало, бредили греховным:[240]
И стыд и похоть заодно.
С небес грозили нам удары,
Как будто Божьи мы враги,
И в ожиданье смертной кары
Сказать не смеем: «Помоги!»
Источник сладостный и чистый,
Душа была во власти зла,
И если брезжил день лучистый,
Заря мучительная жгла.
Заключены в темничном прахе,
Оковы ржавые влача,
Теряли мы надежду в страхе
Перед секирой палача.
Явился наш освободитель,
Небесный Царь, пречистый Спас,
Пришел Он в скорбную обитель,
Разжег святое пламя в нас,
И мы прозрели в этой жизни,
И мы на свете не одни;
В небесной солнечной отчизне[241]
Господь Всевышний нам сродни.
Грех сгинул, как мираж бесследный,
Преобразился каждый шаг;
При нас подарок заповедный,
Сокровище небесных благ.
С тех пор, не ведая печали,
В мечтательном своем пути
Влюбленные не замечали,
Когда последнее прости.
В лучах сиянья неземного
Черты любимого лица,
И мы венец Его терновый
Оплакиваем без конца.
Любой пришелец — гость желанный;
Он в наш вступает хоровод,
И зреет с нами, долгожданный,
В Господнем сердце райский плод.

II

Старина помолодела,
Озаряется восток;
Нет сиянию предела,
Сладок пламенный глоток;
Свет, благим свершением зажженный,
Таинство любви преображенной.
Снизошел с небес на землю
Он, младенец, наш Христос.
Ветру жизни вновь я внемлю:
Ветер песню мне принес.
Веет над землею весть благая,
Древний пламень снова разжигая.
Пробудилась жизнь в могилах,
Упоительный родник,
Кровь святая в наших жилах,
Благодатный мир возник,
И в любвеобильной Божьей длани
Исполнение твоих желаний.
Дай проникнуть взорам вечным
В глубину души твоей
И в блаженстве бесконечном
Жизнь божественную пей!
Каждая душа давно готова
Встретиться с другими в пляске снова.
Только с Ним соприкоснешься,
Восприняв Его черты,
От Него не отвернешься:
Солнцу преданы цветы.
Минуло навеки царство мрака,
И прочнее не бывает брака.
Божество при нас отныне.
Вместо страха и тоски
И на льдине, и в пустыне
Благодатные ростки.
Все цветы Господня вертограда —
Жизнь твоя, забота и отрада.

III