Моя борьба. Книга пятая. Надежды

Мне словно довелось увидеть разверзшиеся ворота ада.

Потом всю ночь я работал, слушая, как в окно у меня за спиной барабанит дождь и шлепают по улице редкие хмельные прохожие. Утром, когда дом наполнился звуками, с которыми люди начинают новый день, я опять лег спать, а проснулся в час – мне приснилось, будто я умер. Такие сны повторялись все чаще, и во сне я боялся так, как никогда наяву. Обычно я откуда-нибудь падал, но бывало, что и тонул. И я будто бы совершенно отчетливо понимал, что все это на самом деле. Умираю, думал я.

Я оделся, съел несколько бутербродов и пошел к Ингве.

Позвонил, открыла девушка, одна из его соседок.

– Привет, – сказала она. – Ингве ушел. Подождешь его?

– Давай, ага, – согласился я. – А Пер Рогер дома?

– Нет. Его уже несколько дней нету. Он, похоже, запил.

Я не сказал, что прошлой ночью пил вместе с ним, заводить разговор мне вообще не хотелось.

– Дальше сам справишься? – спросила она и, когда я кивнул, скрылась у себя в комнате.

Я сел на диван, взял со стола журнал и принялся листать.

Спустя некоторое время я встал у окна и посмотрел на серое море, которое на самом деле было небом, на красные крыши и белые стены домов, бок о бок спускающихся к центру. Ингве, может, вообще до завтра не вернется.

Девушка вышла из комнаты и направилась на кухню, потом высунулась оттуда и предложила мне чаю.

– Нет, спасибо, – отказался я, – ты, кстати, не знаешь, где Ингве?

– Понятия не имею. Думаю, к Ингвиль поехал.

– Ясно, ага. Да, тогда он, возможно, надолго, – сказал я.

Самым естественным было бы уйти. Но мне не хотелось. Дам ему еще полчаса, решил я и прошел к нему в комнату. Комната в коллективном жилье – не то же самое, что обычная комната, и тем не менее, когда я зашел к нему в спальню, мне стало не по себе. Пахло там так же, как в квартире в Сулхеймсвикене, и вещи лежали те же самые, даже белый икеевский плед на кровати. Я просмотрел пластинки, подумал было включить музыку, но решил, что и так расхозяйничался, мало того что вломился в комнату к нему, так еще и его пластинки слушаю, это уж чересчур. Наверное, лучше вернуться домой. Я встал и вышел в коридор, но едва нагнулся зашнуровать кроссовки, как дверь открылась и в квартиру вошел Ингве с мокрым зонтом в одной руке и пакетом из «Мекки» в другой.

– Ты чего, уходишь? – удивился он.

– Уже не ухожу, – ответил я, – я просто думал, ты еще не скоро придешь.

Он отнес продукты на кухню, я снова уселся в гостиной.

– Я омлет хочу пожарить, – крикнул он мне, – будешь?

– Давай, ага! – крикнул я в ответ.

Мы ели молча, он положил перед собой пульт и переключал спортивные каналы. Потом он сварил кофе, на кухню заглянула соседка, Ингве пошутил, она засмеялась, я закурил и подумал, что пора идти, но здесь все же лучше, чем дома.

– Я, кстати, песню дописал на твои слова, – сказал Ингве, – хочешь послушать?

Я прошел за ним в комнату. Ингве перекинул ремень гитары через плечо, включил усилитель, подкрутил эхорегулятор и взял несколько аккордов.

– Готов? – спросил он.

Я кивнул, и он чуть смущенно заиграл. Пел Ингве не очень хорошо, но это не имело значения, мне хотелось услышать, как звучит песня, и тем не менее я старался не смотреть на него, а он пел, слегка наклонив вперед голову и с гитарой у бедер. Впрочем, получилось симпатично, простой, но цепляющий поп.

Я посмотрел на него. Он снял гитару через голову и поставил на подставку.

– Мне еще тексты нужны, – сказал он, – напишешь? Тебе ж это раз плюнуть.

– Попробую.

Мы вернулись в гостиную. Ингве сказал, что на следующий день собирается на вечеринку – кто-то с факультета устраивает, за городом.

– Хочешь со мной?

– Хочу, ага, – ответил я, – а Ингвиль пойдет?

– Наверное, да.