Носитель фонаря

– …и с тех пор меня туда больше не пускают, – закончила за него Ева.

– Не, ну ты чего, Ева, там просто серьезные повара делом заняты, плит свободных почти не бывает. Сама видела сколько они варений, солений и колбас в Ноблис отправляют.

– А почему ты так заинтересовалась изнанкой? – спросил я Еву. – Уверяю тебя, изнанка Лоди – это абсолютный отстой и делать там нечего. Даже находиться стремно. Или, помнишь, Гус, мы на изнанке лесов данерских были, в гостях у болотной нечисти?

– Бррр! – сказал Гус и передернулся.

– Да – сказал я, – и по-моему все здешние инстансы – это тоже изнанка.

– Что, инстансы тоже пахнут ванилью? – заинтересовался Акимыч.

– Очень слабо, но, кажется, да. Или у меня просто нос так устроен.

– И чем это твой нос так уж от моего отличается? – спросил Акимыч, указывая на свою вздернутую кнопку.

– Вообще, – сказала Ева, – что-то в этом есть. Беловодцы же – это потомки от браков людей с лисами-оборотнями, и если уши у Нимиса несут на себе следы этого происхождения, – тут все посмотрели на мои уши, – то и вся носоглотка может быть немножко изменена.

– Ага, – сказал Акимыч, – врачи есть, которые так и называются «ухо-горло-нос».

– А лисы, – продолжила Ева, – как мы знаем…

– …шныряют на изнанку бытия, как к себе домой – подхватил я.

– ..и, возможно, в этом им помогает как раз чутье.

– Не, – сказал Акимыч. – Так не работает. Беловодцев в Трансильвии полно, особенно девчонок. Ушки-фигушки, хвостики-моркостики, девчонкам нравится. Если бы эта раса умела как-то особенно с изнанкой контактировать, об этом все сто лет как знали бы.

– Да, -кивнула Ева. – Но многие ли из этих девчонок «с моркостиками» находятся под воздействием лисьих любовных чар?

Все опять посмотрели на меня.

– Ни под какими чарами я не нахожусь! – отрезал я. – Да, мне нравится Сиви. Если хотите, я все еще в нее влюблен. Но не из-за каких-то там чар, просто так случилось! И чары эти вообще на игроков не действуют, Сиви сама мне говорила, что «блуждающие души» к ним иммунны. Или вы тоже считаете, что я – программа?! Тогда так и скажите!

– Не кипятись, – сказала Ева, – эмоции и тактичность это прекрасно, но они не должны мешать логическим построениям.

– Ты – попрыгунчик, – сказал Лукась. – Я тебе это сто раз говорил. Не понимаю, почему тебя это так беспокоит, но ты – попрыгунчик, просто малость с дефектом, видимо. Верно, Гус Гаффи?

– Конечно, – сказал Гус. – Попрыгунчик, как есть попрыгунчик.

– Возможно, именно этот «дефект» и делает тебя чуть более чувствительным к лисьим чарам. Скажи, ты до того, как Сиви тебя приворожила, ну, до того, как вы с ней встретились, бывал на изнанке?

Я стал соображать. Дивный особняк на изнанке Стрижиного Обрыва просто благоухал благовониями, в горьком ветре во время битвы с нежитью чувствовался пряный аромат…

– Был я на изнанке, – сказал я. – ходил в инстанс «Сказание о Киже Славном»

– И как там ощущалось насчет ванили?

– Не помню я никакой ванили! Плесенью там воняло, илом и мертвечиной! Клюквой еще раздавленной!

Ева поднялась со стула.

– Пойдемте-ка в библиотеку, я хочу вам кое-что показать. ***

Библиотека в этот час освещалась только лунным светом, но так как было двойное полнолуние, то этого света хватало, чтобы мы могли видеть ряды шкафов, низких столиков и конторок. Ева открыла один из шкафов и стала нашаривать что-то между полок. Раздалось хрупанье, шкаф заскрипел и начал выворачиваться от стены с треском, как выдираемый зуб.

– Потайной ход! – шепотом взвизгнул Акимыч.

Ева зажгла фонарь, сунула его мне и начала подниматься по лестнице, такой крутой, что мы шли вслед за нею практически на четвереньках. Пахло пылью. Когда лестница, сделав несколько оборотов, наконец закончилась, я поднял фонарь повыше – сквозь щели в крошечных оконцах под крышей лунный свет пробивался еле-еле.

– Это же всего-навсего пустой чердак, – сказал Лукась.

Ева, не отвечая, пошла вперед, нагибаясь под стропилами.

– Что-то мы уж очень долго идем, – минут через пять сказал Акимыч.

– И фонарь перестал светить. – сказал я, поднося фонарь к лицу.

Выглядело это странно. Фонарь по-прежнему горел, но пламя в нем освещало только само себя. Я оглянулся назад. Очень далеко голубоватым лунным светом манил к себе чердак, видимый, как крошечная картинка, зависшая в черноте. Я слышал дыхание моих спутников, запах их пота, противомозольный лосьон Лукася, но не видел даже собственных пальцев, держащих фонарь.

– Хохена нет, – сказал Акимыч, – так что мы просто не могли так далеко от чердака уйти – ста больших шагов шагов дистанции между нами с ним все еще, видимо, нет, хотя этого не может быть…

– Вот, что я хотела вам показать, – сказала Ева.

– Прекрасно, изумительно, – откликнулся Лукась, – большое спасибо, а теперь предлагаю всем вернуться назад самым срочным порядком. Простое здравомыслие подсказывает нам, что быть нам тут не надо. Чем бы это «тут» ни было.

– И давно ты это нашла, Евик? – с некоторой обидой спросил Акимыч. – Могла бы и рассказать, между прочим.

– А что рассказывать? Искала другую тетрадку для записей, первая закончилась, нашла вот это. Здесь действительно ничего нет, – сказала Ева. – просто идешь в темноте и все. Ни стен, ничего. Я даже решила, что это какой-то игровой баг, ошибка разработчиков. Да, да, Лукась, я знаю как ты к этому относишься, но у тебя своя религия, а у нас своя! А теперь я и думаю, вдруг это изнанка Ка-труа? Нимис, ты случаем ванили не чувствуешь?

Я принюхался. Все притихли.

– Чувствую, – ответил я.