Брекен и Ребекка

❦

Ребекке нигде не доводилось видеть такого очаровательного беспорядка, как в норе у Розы. Кротыши не уставали бродить по ней, рассматривая разные предметы, изумляясь и радуясь. Стены туннелей не отличались тщательностью отделки, но создавали атмосферу уюта. Кое-где из стен выступали округлые края камней — Розе они нравились.

У самого входа лежали в кучке засушенные листья и цветки ясменника. По словам Розы, их запах, похожий на аромат кумарина, как ничто другое, напоминает вернувшемуся домой кроту о том, что мыслить здраво куда проще у себя в норе, чем за ее пределами. Рядом виднелись горки буковых орешков и ягод черной бузины, засохшие, сморщившиеся и ставшие очень крепкими.

Кое-где в полу попадались кусочки кремня. Самый большой и плоский Роза использовала для измельчения трав, а рядом с ним валялись обрывки листьев шандры, от которых исходил аромат, слегка отдававший тимьяном. Стоило кроту оказаться в этом уголке норы и закрыть глаза, как на него накатывала благоуханная волна и ему начинало казаться, будто он стоит среди открытого поля.

— Да, да, моя радость, вот поэтому мне не удается растолочь их до конца. Всякий раз, как я берусь за это дело, дивный запах заставляет меня позабыть обо всем! — сказала Роза, объясняя, почему повсюду разбросаны стебли и листки шандры, которые она и не думает никуда убирать.

Возле дальней стены, напротив входа, Роза соорудила себе неповторимое гнездо — подстилка состояла из листьев голубого плюща, перемешанных с лепестками цветов шиповника и дикой лаванды. Однажды Роза разрешила Виолете провести там ночь. Наутро Виолета пожаловалась, сказав, что ей было жестко и неудобно спать. И неудивительно, ведь часть собранных Розой и сложенных поблизости ягод шиповника «каким-то непонятным образом» закатились под гнездо, а Роза этого даже не заметила.

Возле одной из стен лежал сухой панцирь жука-кардинала, который Роза ни за что не хотела выбрасывать. «Ведь он заполз сюда однажды летним днем и мирно провел тут вечерок, наблюдая за тем, как я хлопочу — не припомню, чем именно я занималась, — а потом вдруг взял и умер!» Виолете жук не слишком нравился, но Комфри не мог налюбоваться его цветом — точь-в-точь как темно-красная охра — и тусклым блеском неподвижным крылышек.

В центре норы находился причудливый продолговатый камень с розоватыми и голубоватыми вкраплениями, украшенный разными сухими листьями и травами, зелень которых слегка поблекла под слоем пыли. Казалось, он постоянно меняет форму в зависимости от времени дня и угла зрения. «О нет, меняется не камень, — объяснила однажды Ребекке Роза, — меняешься ты сама».

Обитавшая в этой благоуханной норе Роза всю жизнь лечила данктонских и луговых кротов, не делая между ними никаких различий. Ее долгая жизнь приближалась к концу, и вот теперь, на исходе холодного января, Ребекка пришла к ней, спасаясь от преследования. Даже за время, истекшее с момента их последней встречи, происшедшей перед Самой Долгой Ночью, Роза заметно ослабла и постарела. Из-за болей в плечах и задних лапах она старалась теперь двигаться поменьше и поэтому ложилась так, чтобы наблюдать за сновавшими по норе кротышами и Ребеккой, не поворачивая головы. Розе всегда хотелось видеть глаза тех, с кем она разговаривает, а ее собственные глаза по-прежнему светились теплом и покоем, несмотря на донимавшую ее боль.

Но теперь Роза все больше и больше времени проводила во сне, то погружаясь в дремоту, то выбираясь из ее глубин, подобно тому, как нежный пух одуванчика то взмывает в воздух, то опускается на землю в такт с дыханием теплого сентябрьского ветерка. День проходил за днем, и Роза улыбалась все чаще, а говорила все реже, и ощущение покоя, исходившее от нее, передавалось даже непоседливой Виолете: рядом с Розой она всегда становилась спокойней и мягче.

Комфри довольно быстро справился с робостью, которую ему поначалу внушала Роза, и вместе с Виолетой просиживал подле нее часами, слушая предания и легенды. Виолете нравились полные драматизма повествования о доблестных героях, преследующих злодеев, скрывающихся среди запутанных туннелей, а Комфри предпочитал истории о цветах и деревьях, удивительные свойства которых вызывали у него благоговейный трепет.

Каждый из рассказов Роза начинала словами:

— Пусть эта история, хранимая моим сердцем, дойдет и до ваших сердец, дабы и вы смогли соприкоснуться с заключенной в ней благословенной мудростью, открывшейся некогда мне…

И тогда Комфри устраивался поудобней, а в глазах Виолеты появлялся нетерпеливый блеск, и оба погружались в волшебный мир легенды.

Ребекка и не подозревала, что Роза никогда прежде не допускала никого к себе в нору, но среди луговых кротов пронесся слух: «Должно быть, в этой Ребекке из Данктона есть нечто особенное, раз Целительница Роза пустила ее к себе в нору. Такого еще не бывало!»

Они рассудили правильно, Роза действительно заметила в Ребекке нечто особенное — любовь к жизни, которую она считала драгоценным даром, и поэтому лучше, чем кто-либо другой, даже Меккинс, поняла, каким страшным, едва ли не смертельным ударом для ее души оказалась гибель потомства, виновником которой стал Мандрейк.

Даже видя, с какой трогательной заботой Ребекка относится к Комфри, как она сумела принять и понять Виолету, Роза чувствовала, что перед ней не та Ребекка, что раньше. Порой, лаская Комфри, она погружалась в тихую грусть, а в ее смехе, звучавшем прежде с такой беспечной заразительностью, ощущалась печаль.

Поэтому Роза и взяла к себе Ребекку с кротышами, надеясь, что сможет помочь ей вернуть радость жизни, если на то будет воля Камня. Роза не стала тратить ни сил, ни времени на утешения. Впервые встретившись с Ребеккой, она сразу поняла, что той суждено стать целительницей, но ведь способность исцелять других дается лишь тем, кто изведал не только лучезарные выси, но и глубины мрака. Ей казалось, что Ребекке предстоит пережить еще много горя, куда больше, чем выпало на долю ей самой, и она обращалась к Камню с безмолвными молитвами, в которых просила укрепить в Ребекке веру, чтобы та не сбилась с пути, когда ее, Розы, уже не будет рядом.

Предчувствуя близость кончины, Роза устроила так, чтобы кротыши давали им с Ребеккой возможность побыть вдвоем. Она попросила членов кротовой гвардии, державшихся наиболее дружелюбно, взять Комфри с Виолетой под свою опеку и проследить за тем, чтобы малыши не скучали.

Они проводили время вместе то в тишине, то за разговорами о свойствах трав, об искусстве исцеления недугов. Роза старалась передать Ребекке веру в незыблемость Камня, и все это время в душе молодой кротихи продолжали затягиваться раны — это началось еще в ту Долгую Ночь, когда под покровом безмолвия Камня свершилось ее воссоединение с Брекеном.

Роза учила Ребекку, повинуясь интуиции, не прибегая к логике, ибо в мыслях ее царил такой же очаровательный беспорядок, как и у нее в норе. Она с безошибочной точностью знала, когда лучше рассказать стишок или поговорку, когда нужно помолчать и подумать, а когда — пошутить и посмеяться, и Ребекка сумела многое постигнуть, сама того не замечая. Вот так однажды Роза рассказала ей старинный стих о травах, благодаря которым в норе появляется приятный устойчивый аромат, и минуло немало кротовьих лет, прежде чем Ребекка осознала, что этот стих навсегда запал ей в память.

Базилик и майоран,

Таволгу, шалфей, тимьян

В эти солнечные дни

Собери и сохрани.

Фенхель, пижма, резеда

И калган смолистый.

Не исчезнет никогда

Аромат душистый.

Чего только они не обсуждали. Но Роза не старалась научить Ребекку всему, что знала сама, она стремилась лишь к тому, чтобы посеять в сознании Ребекки зерна познаний, который когда-нибудь впоследствии дадут всходы. Она всегда терпеливо дожидалась, пока Ребекка сама ее не спросит.

— Роза?

— Да, моя радость?

— Откуда ты знаешь, как помочь кроту, который, как тебе кажется, нуждается в помощи?

— Знать это невозможно, дорогая моя. Ты можешь только догадываться, ничего не зная наверняка… Нет… видишь ли, они будут говорить с тобой. И тебе необходимо научиться понимать, о чем они толкуют, ведь все дело в том, что они и сами плохо себе это представляют! Понимаешь, Ребекка, целителям приходится трудней всего из-за того, что кроты не могут объяснить, что именно с ними стряслось. Имей в виду: если бы они это знали — знали по-настоящему, — они тут же поправились бы сами. — Роза умолкла, чтобы Ребекка успела постичь смысл ее слов, а затем добавила: — Лучше всего для начала прикоснуться к кроту лапой — легонько, так же, как ты прикасаешься к Комфри, когда хочешь утешить его. Это прикосновение поможет тебе понять куда больше, чем любые слова.

Порой Роза погружалась в молчание надолго, и Ребекке казалось, что она уснула, но та неожиданно начинала говорить снова:

— Можно заметить, что с кротом не все ладно, по тому, как он двигается. Болезни и недомогания всегда влияют на состояние тела, даже если их корни скрываются в сознании. Проще всего вылечить крота, пострадавшего в борьбе за самку: ткнешь лапой туда, сюда, скажешь ему что-то ободряющее — глянь, а хвори уже будто и вовсе не бывало. Ах, как мне нравилось, когда мне в лапы попадались эти забияки из Вестсайда! — Они дружно рассмеялись, и Роза пояснила: — Видишь ли, они часто дерутся, и им волей-неволей приходится замечать, что происходит с их телом, а потому лучше понимают, что именно с ними стряслось, и выздоравливают быстрей других. На самом деле драки — дело не такое уж плохое, как утверждают некоторые. Драчуны умеют ценить то, что им дано. Излишний страх и недостаток движения пагубны для тела. В этом и заключается источник бед твоего Брекена!

Одна неделя сменяла другую, и, когда настал конец студеного февраля, Роза сказала Ребекке, что теперь ей нужно будет каждый день выделять время для того, чтобы спокойно посидеть, «не думая ни о чем вообще».

— Разве это возможно?

— А ты попробуй, моя радость. Ты еще не знаешь, что в каждой норе есть подходящее место для того, чтобы посидеть, ничего не делая, и у меня такое место находится рядом с камнем, где так чудесно пахнет шандрой. Можешь попробовать прямо сейчас. Пойди туда, закрой глаза и ни о чем не думай. А я пока немного тут приберусь. Не обращай на меня внимания.

Роза потихоньку занялась уборкой, а Ребекка села у камня и затихла, но уже через минуту воскликнула:

— Ни о чем не думать невозможно! Стоит мне отделаться от одной мысли, как в голову приходит новая!

— Да, это непросто, я знаю, — сказала Роза, не проявляя ни малейшего сочувствия. — Но имей в виду: разговоры тебе вовсе не помогут.

На первый раз Ребекка продержалась всего десять минут, а потом сдалась и сказала, что лучше пойдет и посмотрит, чем там занимаются кротыши. Но Роза не отступалась, и по прошествии некоторого времени, где-то к середине марта, Ребекка обнаружила, что с нетерпением ждет того момента, когда сможет посидеть ни о чем не думая.

Когда Ребекка наконец научилась этому, Роза, следуя по пути, указанному ей много лет назад ее наставницей, предложила Ребекке попробовать теперь подумать о чем-нибудь одном. Сначала она должна была сосредоточиться на мысли о кустике чертополоха, росшего на лугу над Розиной норой, который вскоре снова пробудится к жизни. Потом они стали выбирать другие понятия и предметы: деревья, совы, камни, Камень, темнота, когти, тепло.