Брекен и Ребекка

Погода стояла сырая и холодная, в воздухе даже не пахло весной, дул сильный ветер, и буковые деревья, словно возмущаясь, размахивали голыми ветками. Ребекке совсем расхотелось гулять, когда она увидела, что Комфри спускается с холма, направляясь к местам, которые кроты, поселившись в Древней Системе, стали называть Старым лесом, что казалось не совсем уместным. После пожара Ребекка ни разу не наведывалась в те края, ей мешал страх. Конечно, Комфри все это нипочем, ведь он вряд ли отчетливо запомнил, как выглядели прежде Вестсайд, Бэрроу-Вэйл и Болотный Край, и тоска по тому, чего уже нет на свете, ему неведома.

Но он убежал вперед, и ей пришлось отправиться следом, хотя бы ради того, чтобы догнать и остановить его. Она начала спускаться по склону, сворачивая то вправо, то влево, и постепенно взгляд ее смягчился, и она вспомнила, как приятно, когда кто-то указывает тебе дорогу. А ведь когда-то ее вел за собой Брекен, и они шли чуть ли не по тем же самым местам. Да! И, надо же, как сильно вырос Комфри, он уже не такой заморыш, как раньше. И хотя он довольно худой и нервный, в его движениях чувствуется уверенность, и он отлично ориентируется в лесу. Даже приятно идти следом за ним. К тому же Ребекка заметила, что он явно пытается что-то от нее скрыть, словно готовится преподнести ей чудесный сюрприз, и почувствовала себя заинтригованной. Что за необычное существо этот Комфри!

Склоны были покрыты слоем слежавшейся скользкой листвы, в основном опавшей с буков, но кое-где попадались дубовые листья, сохранившиеся с прошлой осени, и листочки посвежей, сорванные с тех немногих дубов, которые уцелели во время пожара. Все они росли на узенькой полоске у подножия склона, где им приходилось волей-неволей соседствовать с буками.

Ребекка заметила, что впереди между деревьями виднеются все более широкие просветы. Прежде такого не было: на подступах к лесу сумрак сгущался, ведь лучи света с трудом пробивались сквозь плотную завесу ветвей дубов и буков, орешника и падуба. Дыхание ветра тоже ощущалось здесь сильней, чем раньше, и впереди лежали пространства, объятые тишиной, а ведь в иные времена даже при такой погоде здесь можно было услышать, как щебечут нестройным хором птицы, приветствуя приход весны.

Внезапно они оказались среди черных обгорелых обломков, нелепо торчащих из покрытой пеплом земли.

— Комфри! Комфри! — крикнула Ребекка в надежде, что он остановится: ей вовсе не хотелось бродить по этим безрадостным местам. Но Комфри притворился, будто ничего не слышит, и продолжал бежать — весьма необычное для него поведение. — Ох, Комфри, — вздохнула Ребекка и поплелась следом за ним.

Они продвигались вперед среди почерневших корней деревьев, обгоревших спутанных плетей ежевики, огибая кучи обугленных ветвей, темных, мокрых и безжизненных. Ребекка все пыталась найти что-нибудь знакомое: вход в туннель, остатки корней, уловить хоть тень привычных запахов, чтобы сообразить, где они находятся. Но в воздухе ничем не пахло, все вокруг казалось чужим и незнакомым, да и к тому же Комфри бежал так быстро, что ей ни разу не удалось остановиться и хорошенько осмотреться.

В некоторых местах, где пламя пожара было особенно сильным и все вокруг сгорело дотла, землю покрывал толстый слой белого, пропитанного влагой пепла, а кое-где проливные зимние дожди, которым уже не препятствовали ни подлесок, ни корни живых растений, смыли налет пепла с почвы и проделали в земле зигзагообразные желобки, напоминавшие извилистое русло речки.

Внезапно Ребекка замерла от изумления, заметив, что кое-где сквозь серый пепел пробились нежные зеленые ростки.

— Комфри! Гляди-ка! Комфри, постой, посмотри сюда? — Она заметила побег папоротника, мохнатый, еще не успевший развернуться, такой ярко-зеленый среди безжизненной золы. А вот еще один проделал щель среди массы черно-серого древесного пепла в стремлении к свежему воздуху и свету.

— Комфри! Постой!

О, как она обрадовалась! Значит, в земле, на которой прежде стоял лес, сохранилась жизнь, и в ближайшие несколько недель на месте унылого покрова с черными, белыми и серыми пятнами появится зеленый ковер.

Но Комфри не откликнулся. Он продолжал бежать, сворачивая то налево, то направо и время от времени оглядываясь, чтобы проверить, не сильно ли она отстала. Заметив, в какой восторг пришла Ребекка, он тихонько улыбнулся от удовольствия.

— Куда мы идем, Комфри? — спросила она.

— Давай проверим, не появились ли где-нибудь свежие ростки, — крикнул он, не останавливаясь.

— Появились, появились, — сказала она, — разве ты не видел?

Ступая по обугленной земле, он бежал все дальше и дальше, углубляясь в Старый лес, не обращая внимания на устремленные к серому хмурому небу огромные стволы мертвых деревьев. Ребекка еще ни разу не видела, чтобы он спешил куда-то с такой целеустремленностью. Ведь Комфри считал своим долгом хорошенько осмотреть и обнюхать чуть ли не все, что попадалось ему на глаза, и обычно он метался из стороны в сторону и таким образом часто обнаруживал совсем не те растения, за которыми охотился.

Но вот он наконец остановился, с трудом отдышался и сказал будто невзначай:

— Так-так, всего лишь несколько ростков папоротника и чертополоха. Совсем негусто. Я надеялся на большее… И все же мы могли бы пройти чуть дальше.

— А где мы находимся? — спросила Ребекка, которой никак не удавалось сориентироваться.

— Точно не знаю, — с подозрительной уклончивостью ответил Комфри. — Слушай, Ребекка, может, теперь ты пойдешь первой, а я следом за тобой? — Но когда она двинулась вперед, он тут же сказал: — Н-нет, пойдем лучше вон в ту сторону.

Она повернула и прошла немного, одолевая отлогий подъем, затем еще чуть-чуть, и тут глазам ее открылась неожиданная картина. Не один, не два, не десять, а огромное множество диких анемонов с изящными зелеными листками, белыми и сиреневыми лепестками, усыпанными сияющими капельками дождя.

— Ах, Комфри! — воскликнула она. — Они опять цветут, как прежде. Анемоны! Я тебе не рассказывала?..

Он кивнул. Да, рассказывала, когда они жили в норе у Келью. Ее любовь к цветам передалась ему и пробудила в нем глубочайший интерес ко всяческим травам и растениям. Да, он знал, как нежно она их любит.

— Ты ведь знал, что мы найдем их здесь, верно, Комфри? — сказала она, ласково улыбнувшись ему.

— Нет, н-не знал, — буркнул он, отвернувшись. Ему било неловко за свое вранье, хоть и вполне невинное. Затем он добавил: — Но я подумал, что они снова вырастут. Даже после пожара.

А Ребекка принялась бродить среди цветов, наслаждаясь этим прекрасным зрелищем, задевая на ходу остроконечные, затейливо вырезанные листочки, покачивавшиеся на длинных нежных стебельках. Они появились совсем недавно, и стебельки еще клонились к земле под тяжестью бутонов, многие из которых еще не начали раскрываться. Но они появились здесь вновь!

— Что это за место? — спросила она, глядя на покрытую ростками анемонов землю, на видневшиеся чуть поодаль обгоревшие стволы деревьев и кустов.

— Это Бэрроу-Вэйл, — ответил Комфри.

— О нет! — вырвалось у нее.

— Ребекка, — прошептал Комфри, глядя вместе с ней на анемоны. — Брекен вернется, ты веришь в это? Знаешь, он обязательно вернется.

Целая волна чувств взметнулась в душе Ребекки. Она прикрыла глаза, чувствуя, что на них выступили слезы.

— Комфри, — проговорила она. — Комфри!

С помощью уговоров, и всяческих уловок он ухитрился притащить ее сюда и показать ей эти цветы, чтобы, взглянув на них, она поняла: если с их появлением в лес вновь вернулась жизнь, значит, и Брекен одолеет все преграды и вернется к ней. Но слезы навернулись ей на глаза при мысли о том, как велика любовь, которую питает к ней Комфри, ведь он сумел отыскать в опустошенном Данктонском Лесу проблески красоты, которая прежде нередко приводила ее в упоение, сумел пробудить в ней веру в то, что ей не придется вечно жить в одиночестве. И тут она подумала о том, что Брекен, который любит ее и который рано или поздно вернется, найдет время, подобно Комфри, и придумает, чем бы ее порадовать, и от этого ей еще сильней захотелось плакать.

— Ах, Комфри! — выдохнула она и, подойдя к нему, уткнулась носом ему в плечо.

И тогда Комфри впервые за всю свою жизнь перестал сомневаться в себе, ощутив прилив небывалой гордости и уверенности в своих силах.

— Ребекка, ты лучше всех на свете, — сказал он, ни разу не заикнувшись.