Котёнок на тропе войны

Глава 12

Лежу. В потолок гляжу…

Интересно. Когда здесь будет обед или ужин? Есть уже охота. Да и от воды бы я не отказался… Но что потом? Интересно, как тут происходит посещение туалета? И как часто? Пока не ознакомлюсь с распорядком дня надо быть поосторожнее.

Сколько времени? Трудно сообразить? За маленьким окошком ещё светло. Окошко почти под потолком. Узкое и зарешётченное.

Светло… Меня начали забирать из больницы примерно в двенадцать. Пока меня собрали, пока ехали, пока осматривали, пока мыли… Прошло часов… часа три-четыре… Значит сейчас примерно четыре вечера. Обед уже прошёл. Следовательно, остался только ужин. Наверняка будет примерно в шесть или в семь…

Рассматривать потолок мне уже надоело. Я закрыл глаза и постарался заснуть… Задремал…

Примерно через пару часов меня грубо разбудили, пихнув в плечо.

— Ужин!…

Два санитара и санитарка.

Сажусь на кровати.

Мне вручают алюминиевую миску и ложку. В миске что-то типа картофельного пюре политое чем-то коричневым. Пюре водянистое, несолёное. А подливка — это склизкие кусочки чего-то мясного с жижицей. Кусок серого хлеба.

Съедаю всё без остатка. Даже корочкой хлеба вытер миску и тоже съел. Запиваю всё жидким, чуть подслащённым чаем. Хотя с чаем рядом напиток явно не лежал. Старый веник если залить кипятком… Примерно так же получится.

Девушку напротив меня тоже подняли. Она безучастно смотрела на всё происходящее. Я заметил, что обе руки у неё забинтованы от кисти к локтям.

Санитар поднимает её переводя в полусидячее положение. Санитарка ловко накормила её сама, присев на край кровати. Чая девчонка смогла выпить чуть больше полстакана. А потом поперхнулась и закашлялась. Санитарка прекратила попытки долить в неё остатки чая. Все миски и кружки были унесены из нашей палаты. Снова захлопнулась дверь. И опять мы с соседкой лежим молча, смотрим в потолок.

Ещё примерно через час нас выводили в туалет. Я шёл сам. Мою соседку вёл под руку один из санитаров. Он же и усаживал её на унитаз. Я всё сделал самостоятельно.

Через некоторое время настал приём лекарств. Опять та же санитарка. Но теперь санитар был только один. И как мне показалось другой. Те двое богатырей не пришли. Этот был более худым, хотя и тоже высоким. Не меньше метр восемьдесят. Да, нет. Высоким он казался для нынешнего меня. При моих полутора метрах роста, любой парень — высокий. Обычный рост, обычное телосложение. Это просто те двое были повыше и поширше… Не думаю, что у них такой большой штат санитаров. А это значит, что дневные сменились и заступила ночная смена.

Мне вручили две таблетки. Одну обычную белую круглую, а другую — цветную капсулу.

В приёме таблеток у меня богатый опыт и из прошлой, и уж из нынешней жизни. Запуская таблетки в рот, я загоняю их под язык. Запиваю водой, обильно глотая тёплую противную жижу. Меня даже не заподозрили в имитации употребления лекарств и оставили в покое. Я отвалился на подушку и закрыл глаза.

— А этой? — спросил санитар.

— Врач сказала не давать. Вчера переборщили, когда она себе опять вены грызла. Видишь! До сих пор лежит овощем.

— Ясно…

Глаза-то я закрыл, но слышать мне это не мешало. Стук закрываемой двери. Скрежет задвигаемой щеколды. Шаги по коридору. Снова тишина… Сплёвываю таблетки в ладонь, прячу под подушку. Больше вроде бы некуда. Сильные таблеточки. Серьёзные. У меня аж язык слегка онемел, особенно снизу, там где я прятал таблетки. Да. Неделя-другая и я тоже овощем буду лежать.

Думай, голова! Думай! Как отсюда свалить? Признаться, что я помню, как меня бил сотрудник милиции в звании сержант? Как вариант снова отвезут обратно в город. Будут вопросы задавать и всё по новой спрашивать. А кем представится? Ингой Котти или Александрой Котовой? Блин, не вариант… Сразу выйдут на мой интернат. То, что я не Котова могут сразу расколоть. А если представиться своим настоящим именем, то вернут в интернат. А там уже небось и пидорков мелких на чердаке нашли. Могут привязать одно к другому и… Да. Нет. На меня вряд ли подумают. Хотя все знали, что я с компанией Короля тусила вместе, а потом меня изнасилованную скинули с крыши… Да все наверняка знали про то, кто и как. А потом нет Толстого… Утонул. Нет Короля… Повесился…Блин. Тоже не вариант. Значит нельзя признаваться в том, что я всё помню. Помню и про Москву, и про Шую с ментами и гопниками. Что же делать?…

Правильно говорят, что никогда не бывает так плохо, чтоб потом не стало ещё хуже. Вот и у меня так. Сначала одно, потом другое. Плохие события влекут за собой ещё более плохие события. Это как лабиринт без выхода. Бег по кругу…

Прошло ещё примерно с час времени, а потом верхний свет погас. Осталась гореть только блёклая лампочка над дверью. Свету она давала мало, но в принципе всё было видно. Снова потянуло в сон. То ли от тяжёлых мыслей в голове, то ли от частичного проникновения в организм сильнодействующего лекарства с облизанных таблеток. Заснул. Сам не заметил как.

Странно. Но мне приснился сон… Странный сон. Очень странный сон. И будто и не сон вовсе…

Я снова маленький мальчик… Мальчик… Я лежу. Пожилые мужчина и женщина что-то говорят мне. Сначала он… А потом она… Почему я не понимаю этих людей? Я почему-то знаю. Что это мои родственники. Вот этот старик… Нет не старик. Просто ему много лет. Очень много. Но с виду — это крепкий мужчина. Очень крепкий. Я знаю, что он очень сильный… И он мой дед. Отец моего отца… Но тогда. Почему я не понимаю, что он говорит мне? Этот язык мне не знаком… Он не похож на те языки, которые я знаю. Я знаю русский. А ещё немного английский, в школе учил немецкий… Немного французский… Совсем немного слов из испанского и итальянского… А ещё я знаю несколько слов по-армянски и по-грузински. О, ещё вот в армии немного по-литовски научился болтать. Так, слегка, на бытовом уровне. В какой на хрен армии? Мне же сейчас лет пять или шесть не больше. Вона какая у меня маленькая ладошка. А дед рядом со мной такой большой, как великан… Но язык на котором со мной пытается разговаривать мой дед мне не знаком. Ни одного знакомого слова…

А потом бабушка… Да. Бабушка. Моя бабушка. Мама моей мамы. Но она тоже ведь не старая. А с виду, так и очень молодая. И красивая. Она тоже что-то говорит мне. Улыбается. Но я её не понимаю. Совсем не понимаю. Хотя по каким-то признакам мне хватает разумения понять, что бабушка говорит на другом языке. Не на том, на котором со мною пытался пообщаться дед. Но и этот язык мне не знаком. Он состоит из какого-то щебетания похожего на птичье.

А ещё я осознаю, что мы летим в космосе. Да, блин, в космосе. В далёком, на хрен, космосе. Я чем то болен. У меня на голове какой-то лечебный кокон. Но он не помогает. Я не понимаю своих родственников. И ещё я не помню, почему у меня болит голова, и что со мною случилось.

Не знаю почему. Но я не осознаю себя ни Ингой, ни Сашей. А кем я себя осознаю? Внуком вот этих двоих космонавтов? А может быть и астронавтов или тейконавтов. Нет. Вряд ли тейконавтов. Тейконавты ведь из Китая. А на китайцев мои родственники совсем не похожи. Они похожи… Да ни на кого они не похожи. Ни на русских, ни на негров. Для негров они слишком светлые, а для русских — слишком тёмные. Но и на смуглых латиноамериканцев или индейцев они мало смахивают. И не азиаты… вот если представить седее скандинава, но со смуглой кожей и светлыми волосами — это дед. А вот бабушка… Возможно в её внешности есть что-то кавказское. Но тоже под вопросом.

Так что же происходит? Я лечу на космическом корабле. Откуда и куда — неизвестно. Я не знаю языков на котором говорят мои близкие родственники. И я не помню — кто я такой?

Проходит какое-то время… Во сне время течёт очень быстро… Я понимаю, что прошёл как минимум год. Земной год. Я стал старше. Я узнал про себя новые подробности… Мои родители погибли. Их убили. Убили в бою наши враги.

Наши враги — это тхэтты. По-другому я не могу воспроизвести название расы наших врагов. И они именно относятся к другой расе. Дед показывал мне галлоизображения тхэттов. Зелёный цвет кожи. Но не такой кожи как у расы людей. Кожа тхэттов состоит из множества мельчайших чешуек. Они скорее рептилоиды. Чем люди. Хотя телосложение у них вполне гуманоидное. Две руки, две ноги. Ходят вертикально. Правда коленками назад. Кузнечики, блин. Рожи страшные. Голова плоская с боков, так что глаза почти что могут смотреть в разные стороны. А дыхательные органы находятся выше глаз. И всего лишь одно носовое отверстие, с каким-то клапаном. Типа века на глазах. Зрачки вертикальные. Вместо ушей выступающие наросты с мембранами. А рот… Нет. Не рот… Пасть. Акула отдыхает. От уха до уха, а зубов, острых треугольных зубов не меньше сотни. Страшило ещё то, скажу вам… Вот с такими страшилами и воюет в космосе человеческая раса. Люди заселили почти все возможные для обитания планеты. По крайней мере, до каких дотянулись. Потому что я нахожусь сейчас в очень далёком будущем… какой уж год по земному исчислению я не знаю. Но очень далеко.

И да… За год дед обучил меня языкам. И не только тем, на которых они пытались со мною общаться год назад. А ещё много других. Те, первые, были так сказать базовыми, то есть главными и широко известными. А теперь я могу говорить не только с людьми, но и с… животными… Да ещё к тому же я теперь немного телепат. Ну, не мысли читаю, а так… эмоции. Но эмоции не только людей и рептилоидов, но и ещё животных и растений.

Дед у меня — воин. Но воин с магическими возможностями. Можно назвать его и боевой маг. Но скорее всего ему не понравится. Маг — это нечто другое понятие. А вот воин, владеющий магическими приёмами — это он, мой дед. Он учит меня сражаться. На мечах, на ножах, стрелять из энергетического плазмомёта.

А бабушка — она ведьма. Обычная такая ведьма. Лекарь, колдунья, травница и всё прочее в одном лице. И это она научила меня языкам зверей и птиц. Конечно, год — срок небольшой. Но при помощи мнемопрограмм я обучался, пока лечился. А лечился я после тяжелейших травм. Потому, что когда корабль моих родителей подбили, они спасли меня, выстрелив в спасательной капсуле куда-то в гиперпространство. Я до конца не понял. Так что объяснить не смогу. Но маяк мой смог запеленговать дед, который спешил к ним на помощь, но не успел. С врагами он разобрался, а сына своего с женой не спас. Я был не в самом хорошем состоянии. Выхаживала меня бабушка. Полная потеря памяти. Так что учить меня им пришлось заново.

А почему я не ощущаю внутри нового меня ни Инги, ни моего прошлого я? Да потому, что меня там нет. Или пока ещё нет… Я совсем запутался. Что-то не то…. Такое ощущение, что на меня кто-то смотрит в упор. И этот кто-то…

Я открыл глаза… В сумрачном дежурном свете палаты номер «шесть» психиатрической больницы… На меня в упор, подойдя и наклонившись близко-близко, смотрела моя соседка… Глаза её смотрели на меня с непониманием и узнаванием… Она хрипловатым голосом обратилась ко мне:

— Циркачка! Это ты что ли?