Дедские игры в двух измерениях

Глава 7

12.

После концерта ничего нас в Москве не держало.

Ощущение неполученного триумфа томило нас, заставляя обиженно смотреть на этот мир. Мир до этой музыки не дорос... А мы- доросли. Точнее мои деды. Ощущения были сродни тем, когда испытываешь при легкой простуде. Только у нас не текло из носа, а было общее недовольство окружающим миром. Мы маялись... Хотелось побыстрее закончить все дела и сменить дислокацию. Агитбригада, в которую мы влились, убывала на Дальний Восток через четыре дня.

Срочных день у нас не было – майор из «Дальрыбы» был проинформирован и не возражал, с родителями все согласовали. Вроде бы все было нормально, но вот маячило на горизонте тучка – наше обещание Кобзону новой песни.

Песню, ту самую, что мы написали на слова Рождественского, мы решили всё-таки передать ему, но как только мы пришли к этому решению, так все остановилось.

Мы сидели вокруг телефона в нашей комнате и смотрели на аппарат. Казалось бы, что сложного? Решение принято и осталось только снять трубку и набрать номер, но...

Я взялся за трубку, но не снял её. Не решился. Несколько долгих секунд я думал, что же мешает мне набрать эти семь цифр, но тут влез Никита.

- Ну, - подтолкнул меня он. – Давай. Шевели пальцами. Звони товарищу Кобзону.

После его слов я-таки сообразил, что меня остановило. Это была формулировка «товарищ Кобзон». Убрав руку с телефона, покачал головой.

- Нет. Не могу. Давай ты звони...

- Это почему это? – удивился он. По лицу видно было, что и он не горит желанием разговаривать с артистом. – Твой дед песню придумал, значит тебе и звонить.

Какая-то странная логика в этих словах была, но решения я не изменил.

- Не смогу, - признался я. – Это же Кобзон!

Наверное, я произнёс фамилию с должной частью уважения к артисту.

- Ну и что? – притворился непонимающим Никита. - Мы с ними уже говорили.

- И не раз, - поддержал Сергей. Но я точно знал, что отвечу. Мои ощущения за эти несколько секунд оформились в нужные слова.

- Нет. Не мы. Они.

Я ткнул пальцем в потолок.

- Деды. Это они с ними на равных говорили, а у меня не получится. У меня с ними со всеми говорить так попросту не получится.

Глянув на товарищей, понял, что и им это задача не по плечу, о чем им и сообщил:

- Да и у вас, я думаю, тоже...

Друзья переглянулись, но ни тот, ни другой не поспешили ухватиться на телефонную трубку. Это было правдой. Той правдой, которая указывала нам то место в нашем мире, которое мы реально заслуживали.

Горько было это осознавать, но...

- Да и, честно говоря, недоделали мы песню. Мы же её не слышим.

Чуть помедлив, друзья кивнули. Все мы чувствовали одно и тоже. Если вместе с дедами мы знали, как должна звучать пеня и максимально близко к той реальности переносили её в нашу реальность, то с этой песней все получилось совсем не так. Точнее никак не получилось...

Слова были правильные. К ним претензий быть не могло. Музыка тоже наверняка была замечательная, но вот мы её не слышали. Мы чувствовали ритм, тот самый, что поймали на улице, но музыки, увы, не было. Нам даже не получится передать гитарные аккорды, оставленные дедом.

Не было музыки. И некому было хотя бы насвистеть нам её.

-Ушли деды... Ушли. – грустно сказал Сергей.

- «И блюдца ушли и стаканы. Остались они тараканы».

Мы все читали в детстве Чуковского, и Никита очень точно уловил наше общее настроение.

- В головах... – продолжил наш барабанщик. Я с ним не согласился.

- Да нет. Тараканы тоже ушли...

Никита кивнул. Да я был прав. Ушло все... Возможности, надежды... Все было как в сказке. В плохой сказке.

- «Горе Федоре, горе...»

Мы помолчали.

- Ну, что, - спросил Сергей. – Откладываем пока всё? И на БАМ?

13.

Поезд с агитбригадой уходил через два дня с Ярославского вокзала. Мы устроились в купе и ждали, когда поезд наконец-то тронется и начнется путешествие. Ехать нам предстояло долго, и мы планировали провести все эти дни с удовольствием: гитару я захватил с собой, вагон-ресторан в поезде был, деньги у нас также имелись, так что...

Время тянулось.

Мы с Сергеем смотрели на перрон, где суетились отъезжающие и провожающие. Скользили по асфальту носильщики с тележками, пищали дети. Прямо перед нашим окном, на перроне, выстраивалась сцена из стихотворения «Дама сдавала в багаж...» Там полная дама с чемоданами, коробками и маленькой собачонкой металась перед вагоном, пытаясь организовать свою вагонную жизнь.

Мы глядели на эту суету, а Никита чинно-благородно, как интеллигент неизвестно в каком поколении, листал стопку газет, купленных в дорогу. «Комсомолка», «Литературка», «Известия»...

Шуршание газетных листов стихло, и Никита радостно сказал:

- Опа!

На суету на перроне было интересно смотреть, но Никитино «опа» заинтересовало меня больше.

Я обернулся. Лицо нашего поэта закрывал лист «Комсомольской правды».

- Дождались, - радостно сказал он, откладывая газету. – Началось!

- Чего? – спросил я. – Сняли кого-нибудь?

С такой радостью можно было говорить только о переменах в политической обстановке в стране.

- Стреляли в кого? – добавил Сергей, подумавший примерно тоже самое. - Убили? Давно пора!

Но Никита нас удивил.

- В нас стреляют! Крупным калибром! Ретрограды и консерваторы проснулись!

Он с довольным видом положил перед нами газету и ткнул пальцем.

- Нас заметила центральная пресса. Вон. Статья про концерт.

Я пробежал глазами по тексту. Так... Заметки очевидца. Сразу видно было, что писал заметку кто-то немолодой, какой-то человек в возрасте, со сложившимся мнением и чётким пониманием, что молодежи нужно, а что- не нужно. Он точно знал, как играть и петь «правильно», а как «неправильно». Нас не то пригвоздили к позорному столбу, но поставили в один ряд с теми, кто на кого советская молодёжь не должна ориентироваться и ровняться.

Его слова вызывали не обиду, а скорее, недоумение, ибо настолько это было далеко от реальности, что...

«Неуклюжее топтание на месте, выдаваемое за танец...», «сдержанный прием слушателями музыкальной новинки», причем слова «музыкальная новинка» были взяты в кавычки. «Попытки двигаться вперед пародируя произведение старых заслуженных мастеров жанра...»

Дочитав до этого, я хмыкнул и отчеркнув ногтем абзац, передал газету Сергею.

- Это он еще твоей «лунной походки» не видел. А то хватил бы его Кондратий...

Сергей прочитал. Сложив газетный лист спросил:

- Ну и что тут хорошего? Где повод для радости?

- Реклама! – объяснил Никита.

- В смысле «...все кроме некролога»?

- Именно. Не вообще по площадям лупят, а прицельно по «КПВТ». Значит заметили. Значит оценили!

Я пожал плечами. Я всегда считал высказывание М. Твена про некрологи несколько преувеличенным, что ли. Сергей, похоже, тоже стоял на похожей точке зрения.

- В нас плюнули, – сказал он. - Отвечать будем?

Он не улыбнулся, а оскалился.

- Я им покажу мой рэп закрывать!

В этот момент состав дернулся. За окном потянулось стена вокзала и перрон с провожающими. Дама с собачкой куда-то подевалась, а люди заглядывали в окна и приветливо махали ладошками. Почувствовав движение, Никита оторвался от следующей газеты.

- Нет.

- Нет?

Он объяснил.

- Думаю, нам трибуну для ответа не предоставят.

- Согласен, - поддержал я друга. - Отвечать нужно делом. В этом случае- песней. Нужен какой-то новый рэп. Комсомольский...

- Если промолчим- сожрут... – возразил Сергей.

- Времена не те! – Уверенно сказал Никита. - Не сожрут. А начнут жрать- подавятся. Тем более, что ты же сам сказал «плюнули». Не укусили же...

- «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь!» - напомнил Сергей древний лозунг борцов за чистоту в социалистическом искусстве.

– Может быть и так. Кто знает, насколько у них длинные руки? А если это компания?

- Сегодня ты играешь рэп, а завтра...

Я посмотрел на нас, ожидая продолжения.

- ...а завтра в тундре валишь лес...- закончил Сергей. БАМ уже будоражил нашу кровь.

- Тундра- это не лес. Тундра - это...

Никита попытался вспомнить что нам в пятом классе рассказывали про тундру на уроках Природоведения, но запнулся. А может быть по привычке начал отыскивать к этому слову рифму?

- ...Это тундра! – закончил я за него. - Нужно по-другому. «Сегодня ты играешь рэп, а завтра тащишь длинный рельс».

- Да. – Никита благосклонно кивнул. -Это про нас. Прямо «БАМ-рэп»!

Поморщив лоб, он выдал:

- «Под наш советский бодрый рэп ребята дружно ставят рельс...»

Я решил не отставать и продолжил:

- «И голубые поезда бегут неведомо куда.»

Нашу поэтическую дуэль остановил Сергей.

- Ну, во-первых, это не рэп. А во-вторых, мы же вроде бы решили повременить с рэпом-то? Решили, что не время?

- Ну тогда что бы отмазаться придется вместо рэпа написать что-нибудь патриотическое. Что-то о Родине.

- А что новое-то писать, когда уже старое есть?

Мы посмотрели на Сергея, ожидая разъяснений.

- Ну та песня, которую мы Кобзону хотели отдать. Давайте переиграем и сами её исполним. Тем более и она, я чувствую, немножечко рэп.

Он затоптался в такт покачивания вагона.

- Подумаем и прикинем как её до ума можно довести. Лично я думаю, что там все-таки хор нужен. Там ведь слова «Я, ты он, она...» Это просто прямой намек на кучу людей, стоящих на сцене. А что такое куча людей на сцене?

Никто из друзей отвечать на риторический вопрос не стал.

- Конечно хор!

Я обдумал слова Сергея. По-моему, он был прав. Слова стихотворения сидели в голове крепко, и я «просмотрел» их, прикидывая, какие из строчек могли бы быть пригодны для исполнения хором. Получалось, что как раз весь припев можно не петь, а скандировать! От радости я ткнул друга в плечо.

- Тогда тебе «отл»!

- Что мне? – не понял он.

Я засмеялся. Проблема, которую мы никак не могли решить все-таки разрешилась. Вот какая польза от путешествий!

- За твой «хор» тебе «отл». В смысле отлично. Это очень хорошая идея.

Погруженный в свои мысли Никита никак не отреагировал.

- Смотрите как получается...

Как мог, я объяснил, как вижу исполнение песни вместе с хором. Никита, с прищуром глядя на меня, тоже как-то представил общую картину.

- Явно видно детский хор. Кобзон впереди, а за его спиной три десятка мальчиков и девочек. «Черных, рыжих и льняных» ...

- Негров нам не нужно, - отозвался я, представив, что вместо детского хора на сцене стоят ребята, которые помогали нам на записи пластинки по следам фестиваля.

- А назовём как?

- Как автор стихи назвал. «Родина моя».

14.

Эту идею, с Кобзоном и хором, мы мусолили все время, пока ехали.

А ехали мы весело. Это слегка напоминало поездку на Фестиваль в Берлин. Ну, может быть, только не плясали пассажиры на каждой остановке. А вот что касается попеть пени... На этого желающих нашлось множество.

Разумеется, гитаристов в поезде хватало, но мы были особенными. Про «КПВТ» знали практически все, что обеспечивало нам пристальное и благосклонное внимание окружающих.

С первого же дня к нам в купе зачастили желающие посмотреть на нас и подрать горло.