Зима 1238

Глава 6

– Егор! Егор!!! Просыпайся!

Кто-то отчаянно трясет меня за плечо, и я выныриваю из сгустившейся во сне тьмы, словно из толщи воды, немного очумело оглядываясь по сторонам. В очередной раз переход от красочной, живой и едва ли не осязаемой нави к настоящему дезориентирует меня, особенно учитывая, что в своих сновидениях я являюсь безмолвным, а главное, бездумным свидетелем. И потому в первые секунды после пробуждения на меня накатывают эмоции от пережитого, а уже после начинается лихорадочное осмысление…

Вот и сейчас приходится привыкать к тому, что я не стою рядом с князем Юрием Ингваревичем в узкой стороже надвратной башни, что не слежу за яростной схваткой у надолбов, словно паря над ней, лишь иногда опускаясь, а мирно сижу за столом во все той же избе! И следом меня догоняет отдаленно бьющаяся на задворках сознания мысль: мы не попадем в город подземным ходом. Ни одним из них…

Между тем Микула, добродушно усмехнувшись, подал мне деревянную миску с ароматной, пышущей жаром пшенной кашей, после чего едва ли не ласково произнес:

– Ну здоров ты спать, тысяцкий голова! Насилу до тебя добудился. Давно ведь уже все проснулись, кулеш сготовили, а ты даже не шелохнулся! Ночью, что ли, уснуть не смог?! Или…

Тут северянин чуть приглушил тон: о своих видениях я однажды рассказал ельчанам и Коловрату, еще в самом начале пути. Но остальные по-прежнему не в курсе… И не то чтобы я не доверял хлопочущему у печки Ждану, но вот как-то не пришлось к случаю поведать и ему о своем даре провидца. Хотя видения меня уже очень давно не посещали, и я уже позабыл о своих сверхспособностях, а тут вдруг…

В ответ на вопрос Микулы я коротко бросил, давая понять, что сейчас не настроен что-либо обсуждать:

– Или.

Здоровяк-дружинник понятливо кивнул, не обижаясь на холодный ответ. Он вообще редко обижается, этот прекраснодушный богатырь, и тем страшнее та разительная перемена, происходящая с ним в схватке… Примирительно кивнув в ответ, я уже погрузил поданную товарищем же ложку в аппетитно дымящееся варево со стойким мясным духом, как дверь четырехстенка распахнулась, и внутрь ураганом ворвался Кречет:

– Собирайтесь! Сюда по реке татары идут!!!

Так и не донеся ложку с кашей до рта, я резко вскакиваю – синхронно с Микулой, с грохотом перевернув лавку! Но на это уже никто не обращает внимания, так как все бросаются к стоящим вдоль стен узлам с броней и шеломами.

Свой юшман я надеваю через голову, прямо на поддоспешник-стеганку. Да-да, то, что получилось сделать у пронского кузнеца Никиты по моему срочному заказу, иначе как юш-маном не назовешь! До появления на Руси калантаря – первого образца комбинированного кольчато-пластинчатого доспеха – ждать еще примерно лет сто пятьдесят. А до изготовления бахтерцов поместной конницы или копирования у арабов юшманов – и того больше. Но! Я-то ведь знал, чем хочу быть защищен! И технологически сделать из местной дощатой брони (ламеллярного панциря) и кольчуги единый доспех оказалось не столь и трудно, особенно если знаешь, что хочешь получить!

Ламеллярный панцирь с такими же дощатыми наплечниками и подолом не берут ни срезни, ни рубящие удары сабель и мечей, ни даже мощные копейные уколы. Ибо сей средневековый бронежилет скреплен из наслоенных друг на друга пластин, сцепленных между собой ремешками или проволокой. Фактически воина закрывают сразу два слоя стальных «досок».

Хотя, конечно, стопроцентной защиты не даст ни одна броня – все одно клевцы и узколезвийные чеканы способны пробить даже ламелляр, а булаве или шестоперу ничего пробивать не нужно. Переломанные кости и травмированные внутренние органы гарантированы и при внешне целом панцире… И при этом у дощатой брони остаются незакрытые промежутки между пластинами – подмышки, внутренняя сторона рук целиком, локтевые суставы.

Раньше я пытался носить панцирь вместе с кольчугой, но вся вместе броня гридя-русича весит столько, что я с великим трудом заставлял себя двигаться в схватке с требуемой скоростью! И под весом десятка-другого килограммов железа уставал все одно чересчур быстро, едва поспевая встречать вражеские атаки и бить в ответ…

Но за день перед выходом из Пронска мне удалось зайти к толковому кузнецу Никите и объяснить мастеру, что желаю получить по итогам. А сутки спустя его напряженной работы у меня появился средневековый бронежилет из несколько облегченного ламеллярного панциря (пластины оставили лишь на груди и животе, а также на спине) и прикрепленной к нему кольчуги, защищающей прочие участки корпуса. И то, что получилось, похоже прежде всего именно на юшман! Жаль, правда, что соратникам переделать брони пока не успели…

– Сколько их?!

Также спешно облачающийся в собственную броню Кречет глухо ответил:

– Не знаю пока… Дозор заприметил только начало колонны и тут же отправил гонца. И он предупредил, что идут татары ходко!

– Плохо!!!

Надевая наручи на предплечья да затягивая на них шнуровку, я одновременно с тем лихорадочно анализирую ситуацию. Кто это может быть, почему татары возвращаются? Дезертиры?! Вряд ли. Судя по сну, у Батыя сейчас хватает еды, ордынцев манит большая Рязань с богатой добычей, и все покоренные в настоящий момент одержимы жаждой наживы. Тем более что о разгроме Бурундая и Кадана татарам пока неизвестно, а значит, дезертиры точно поостереглись бы так смело идти по реке! То есть договориться с отпавшими от монголов покоренными точно не выйдет.

А если не дезертиры, то это охотники за головами, наверняка из половцев. Идут вдоль реки, заглядывают в брошенные поселения, ищут гражданских, кто при приближении врага спрятался в лесу, а после прохода орды вернулся в уцелевшие дома.

Кстати, умно! На пепелища ведь никто уже не вернется! Потому, видать, далеко не все веси татары пожгли, приняли во внимание возможность возврата в них жителей… Теперь вот решили по ним пошукать, и думаю, не так уж и безрезультатно…

Что получается в итоге? Наверняка половцы, наверняка не так их много. Сотен пять. Зачем посылать больше против баб да детей со стариками? Но принять бой в деревне даже с пятью сотнями степняков – значит потерять преимущество маневра, отдать врагу инициативу. Были бы хоть окна в избах нормальные, широкие да на уровне груди, можно было бы попробовать перебить врага, втянувшегося вглубь застройки, стреляя из луков и арбалетов. А так совсем не вариант: в ближней схватке на клинках, пешими да без строя – тут преимущество будет на стороне многочисленных нападающих…

Завершив оценку складывающейся ситуации, я первым выскакиваю наружу, немного опередив Кречета, и сразу же начинаю кричать, отдавая приказы воям:

– Елецкие и рязанские десятки, самострелы с собой, запас рогулек побольше, и на лыжах вдоль реки, лесом, навстречу татарам! Старший над вами Микула!

Оборачиваюсь к выскочившему вслед за мной богатырю и уже чуть тише добавляю:

– Обойдите татар со спины и рассыпьте в тылу их рогульки. Да пошире участок, чтобы конные прорваться точно не смогли! И как потянутся поганые назад, бейте из самострелов по колонне, прикрывшись деревьями.

Северянин понятливо кивнул, а я быстро добавил:

– И это, Микула… Как мне думается, к нам идут половцы, сотен пять. Много нукеров за полоном посылать не к чему. С ними мы должны сладить, но если ворогов больше, и значительно больше, трижды труби в рог… Ну, с Богом!

Дружинник вновь кивнул и поспешил выполнять поручение, а я встречаюсь глазами с покинувшим избу Кречетом, и взгляд его кажется мне крайне недовольным! Но, не обращая на него внимания, я продолжаю отдавать приказы резким командирским голосом, крича на всю деревню во всю мощь глотки:

– Ждан! За тобой – два десятка конных лучников! Бери белгородцев и переяславцев, скачите навстречу татарам. Сближаться не нужно! Подойдите на расстояние полета стрелы, ударьте по ним, а как начнут подступать к вам, сразу скачите назад! Уводите их к повороту, покажите ворогам свой страх – пусть думают, что вас действительно горстка… Остальные – строимся на реке за весью!

– Все сделаем!

Бродник с энтузиазмом побежал к лошадям, подгоняя выделенных ему воев, а я поспешно вышел за околицу веси, внимательно рассматривая русло Прони и стараясь понять, не ошибся ли я, в своем плане отталкиваясь от увиденных уже вечером складок местности.

Но вроде бы все верно. У деревни река делает довольно крутой изгиб, и спрятать за ним сотню всадников вполне возможно. Замысел мой прост, но слишком сложные схемы на войне и срабатывают редко… Лучники завяжут бой, вытянут на себя степняков, доведут до поворота, откуда резко ударим мы – в лоб, копейным тараном! Половцы не успеют ни уйти, ни разойтись в стороны на льду относительно узкого русла Прони, по обоим берегам которой растет лес. Легкие всадники наверняка попятятся под нашим напором, а сзади их путь к отступлению отрежут полоса «чеснока» и залпы арбалетчиков.

При этом ни Кречет, ни Коловрат не попытались осадить меня или предложить свой вариант действий, что в одночасье утвердило именно меня в качестве лидера отряда! По крайней мере, на время текущего боя… А вот когда мы покинули Пронск, тот факт, что на жалкие полторы сотни гридей приходится разом тысяцкий голова (то есть я!), реальный командир, управлявший остатками наших дружин во время последнего штурма (Кречет), и крайне авторитетный боевой вождь, по совместительству боярин (Коловрат), нехило так затруднил выбор единого для всех начальника!

Собственно, до этой самой минуты у нас сложился триумвират, в котором ведущая роль постепенно уплывала как раз к самому авторитетному… Но, быстрее прочих среагировав на внезапную опасность и предложив далеко не худший план ведения боя, я перетянул одеяло на себя. Судя по молчаливому укору дяди и ледяному спокойствию Евпатия, обычно вполне добродушному, мой неожиданный маневр они приняли с неодобрением. Но ведь приняли же!

А для меня сейчас самое важное – победить, победить умно, с наименьшими для нас потерями! И не дать никому из врагов уйти, так как до поры до времени Батыю лучше не знать, что в тылу его орудует крепкий партизанский отряд!

Первыми ушли вперед лыжники Микулы, следом поскакали по реке навстречу татарам конные лучники Ждана. Оставшиеся же ратники принялись неспешно выводить боевых жеребцов на лед, отправив заводных коней и лошадей лыжников в тыл с пятеркой воев. Большинство же дружинников готовятся к конной сшибке, проверяют: насколько хорошо подтянута сбруя, не сбилась ли где под седлом теплая зимняя попона? Крепкий Буран невозмутимо проигнорировал ласковые поглаживания по холке – вместо более легкого и быстрого Буяна я выбрал мощного, мускулистого и тяжелого жеребца, более всего подходящего для таранного удара! А вот верного четвероного друга, всегда отзывающегося радостным ржанием на любую ласку, я пока сделал заводным. Впрочем, выбор коня напрямую зависит от складывающейся ситуации и тактики боя – ратники Ждана, к примеру, выбрали как раз более скоростных и легконогих скакунов.

Взобравшись в седло, я перевешиваю на локоть прочный треугольный щит, закрывший левую половину корпуса и большую часть груди, после чего беру поводья в левую руку. Правая же до поры остается свободной – копье сейчас висит на ременной петле, закинутой на плечо, а вторая, более узкая, фиксирует ее на стопе, вдетой в стремя… И в очередной раз с потаенной радостью я задумываюсь о том, что мне крайне повезло проснуться в теле предка, владеющего конным боем и хорошо знающего лошадей. С моим реконструкторским опытом здесь ловить было бы абсолютно нечего!