Зима 1238

Глава 9

Когда ряженые русичи поравнялись с хвостом колонны татар и Ждан яростно закричал: «Дорогу, дорогу нукерам Бурундая, расступитесь!» – сердце в его груди билось загнанным зайцем! Но никто не попытался остановить его людей, перегородить дорогу, начать его расспрашивать… Поганые вот-вот должны были подойти к ханской стоянке, где их ждали желанный отдых и горячая еда, а за спиной их действовали три тумена, осаждающих крепости орусутов, и часть их собственного отряда. Да и местные леса давно уже не оживали внезапно летящими из-за деревьев стрелами… Так что половцы, сопровождающие обоз с награбленным и хашаром, никого не боялись, ибо не ожидали встретить врага в шести-семи верстах от огромного осадного лагеря Батыя, уже миновав обугленные останки сожженного жителями Ольгова в устье Прони… Луки их без тетив беззаботно покоились в саадаках, а немногочисленные щиты болтались у седел, ни броней, ни шеломов и вовсе не было видно…

Воинов Ждана поганые встретили и проводили лишь любопытными взглядами и отошли в сторону, освобождая речной лед. Ведь если старший отряда нагнавших их всадников столь громко и яростно требует уступить ему дорогу, значит, имеет на это право! Может, это вообще целый сотник, один из немногих половцев, кого монголы подняли до звания джагуна?! Одним словом, задержать дружинников никто даже не попытался, и три десятка гридей стрелой пролетели вдоль обоза, направляясь к голове татарской колонны…

Еще сильнее сердце Ждана забилось, когда он увидел пленников, в основном баб да отроков. Сильно избитых, в лохмотьях одежд, порой окровавленных, с затравленными, горящими ненавистью или исполненными бесконечного отчаяния глазами… Но самыми страшными броднику показались пустые, равнодушные взгляды некоторых полоняниц. Вроде бы сами они живые, а вот глаза уже словно у мертвых…

Подобное зрелище он видел не впервые, и душа Ждана отозвалась особой, резкой болью. Ведь отрезанные от Руси бродники, брошенные когда-то черниговскими князьями на произвол судьбы, до самого прихода монголов становились жертвами хищнических, разбойных половецких набегов. И сколько раз степнякам удавалось нахватать полона в окрестностях небольших, но хорошо укрепленных городков бродников?! Да не счесть! Но живущие на Дону вольные люди давно научились отвечать ворогу, научились у него же сражаться конными, угнали у половцев легконогих, быстрых жеребцов, разведя собственные табуны, и каждый раз бросались в погоню, надеясь нагнать, отбить полон! Четыре раза Ждан вместе с прочими вольными воинами устремлялся в погоню, и только один раз вызволить своих не удалось…

Тогда половцы схитрили, приготовили засаду, выманили русичей из городка, нахватав полона на пашнях, а преследователей заманили в простреливаемую с двух сторон низину у реки. Стрелами повыбили половину бродников, а на оставшихся навалилось втрое большее число ворогов… Ждан выжил чудом: удар половецкой сабли задел его голову вскользь, не столько ранив, сколько оглушив, а верный конь увел бесчувственного седока в сторону от схватки. Но очнувшись и увидев в ночи огненное зарево на месте родного городка, бродник впервые пожалел – крепко, ой как крепко пожалел! – о том, что конь ему достался столь верный… Ибо поганые, перебив воев в неравной схватке, вернулись к практически беззащитному поселению русичей да захватили его, истребив практически всех его жителей.

Так Ждан потерял всю свою семью – престарелых родителей, братьев, сгинувших в засаде, поруганных погаными и зарезанных сестер да угнанную степняками невесту, о судьбе которой так ничего узнать и не удалось… С тех пор боль потери и ненависть к половцам никогда не покидали его сердце. И сегодня, в тот миг, когда отряд ряженых воев проскакал мимо полона, бродник с благодарностью взмолился Господу, что уберег его, что помог добраться до Руси, что позволил ему свершить правое дело защиты невинных и справедливого возмездия! Возмездия половцам…

Он едва смог удержаться, чтобы сразу не наброситься на охрану пленников, но для общего дела было бы важнее задержать весь татарский отряд. В противном случае гонцы могли бы успеть вовремя достигнуть ордынской стоянки и привести своим помощь… И потому Ждан не остановился и не остановил людей, а вместе с ними проследовал до самой головы колонны, а после еще и вырвался вперед на сотню шагов. И только тут сердце его перестало загнанно колотиться в груди, и бродник, жестом повелев ратникам осадить коней, уже едва ли не спокойным голосом, деловито приказал:

– Разворачиваемся в ряд! Железные рогульки за собой рассыпаем, шагов на двадцать!

Опытные, обученные дружинники с легкостью построились в редкую линию, перегородив Проню на всю ширину. После чего каждый из них невольно представил себя пахарем в период посевной! Ибо едва ли не теми же широкими (правда, чуть более размашистыми) движениями, коими крестьяне обычно сеют зерно в поле, они щедро разбросали за собой железные рогульки с неизменно торчащими вверх заостренными жалами! А затем над рекой, перед толпой изумленных половцев, все еще не уразумевших, что происходит (хотя уже и заподозривших неладное), прозвучала отрывистая команда Ждана:

– Шелома надеть, щиты – на левую руку! Самострелы достать, зарядить!!!

Поганые, видя приготовления дружинников к бою, окончательно осознали, что перед ними отнюдь не соратники-ордынцы, и первые их ряды, набирая ход, уже двинулись к всадникам, преградившим им дорогу! Но к этому моменту русичи успели изготовить к бою заранее взведенные самострелы, и над рекой отрывисто прогремел рев бродника:

– По лошадям… Бе-е-е-е-й!!!

Три десятка арбалетных болтов устремились навстречу половцам под гулкий хлопок тетив, разом ссадив дюжины полторы вылетевших из седел степняков! А на реке образовался затор из павших на лед лошадей и врезавшихся в них, а затем также рухнувших животных, не успевших разминуться с неожиданной преградой… Это дало русичам несколько лишних мгновений, и, быстро приняв решение, Ждан проревел во всю мощь глотки, силясь перекричать истошно ржущих лошадей и вопли половцев:

– Заряжаем!

Как оказалось, взвести самострел конному не сильно сложнее, чем пешцу – только свесься на правую сторону, упри носок в специальное стремя да рывком обеих рук натяни тетиву! И все, уже можно вкладывать болт в направляющий желоб!

– По всадникам… Бе-е-е-е-й!!!

Второй залп замерших на месте русичей пришелся в упор в уже практически доскакавших до дружинников поганых, на этот раз забрав жизни двух дюжин половцев! После чего ратники схватились за сабли и рванули навстречу ворогу, да с короткого разбега сшиблись с татарами… И в эти же самые мгновения их соратники, уже догнавшие хвост татарской колонны, вступили в отчаянную схватку за русский полон!

– Се-е-еве-е-ер!!!

Рот мой раскрывается в беззвучном крике, вторящем брошенному Микулой кличу, а взгляд концентрируется на острие обращенной ко мне сабли. Половец, выскочивший вперед и летящий встречным курсом, заходит с правой стороны, под свою рабочую руку, да с уязвимого, незакрытого щитом бока! Собственный клинок он склонил параллельно земле, намереваясь нанести колющий удар – на скаку такая атака выходит достаточно сильной, чтобы пробить кольчугу и вонзить заточенную сталь в плоть. С необратимыми последствиями для жертвы… А мой юшман, к слову, имеет обширные кольчужные вставки, так что врага приходится воспринять всерьез!

Потея от напряжения и едкого страха, я отвожу острие трофейной сабли к левому плечу, заряжаясь на собственную атаку, при этом не пытаясь свернуть в сторону или как-то иначе уйти от удара поганого… И когда стремительно сокращающееся между нами расстояние позволило дотянуться до вражеского клинка, я скорее интуитивно, чем по расчету, со всей силы рубанул от груди, слева направо!

Тяжелый удар, стальной лязг, вылетевшая при встрече сабель искра! Мне удается парировать атаку степняка, отвести сверкнувшее острие, нацеленное под мою ключицу… И уже в последний миг я успеваю развернуть кисть, обращая к врагу наточенное лезвие. Рывок! Едва удержав клинок в онемевшей от боли руке, я продолжаю скакать вперед – забрызганный кровью из рассеченного горла убитого врага!

А пару секунд спустя в глазах темнеет от боли… Проскакавший вслед за соратником татарин воспользовался тем, что моя вооруженная рука отведена назад, и от души рубанул на скаку по открывшейся правой стороне! П, елил в лицо, однако я успел потянуть к голове щит, но и противник сумел изменить направление удара, со всей силы обрушив саблю на ребра…

Мы разминулись, и я, задыхаясь да судорожно восстанавливая дыхание, осаживаю Буяна у заверещавших от страха полоняниц, все-таки проскакав сквозь тонкую цепочку преградивших мне путь поганых! Мазнув взглядом по испуганным и одновременно с тем озаренным невероятной надеждой лицам женщин и детей, я встречаюсь взглядом с ближним ко мне погонщиком, с ублюдком, до того хлеставшим плетью отстающих пленниц и пленников, безжалостно рубящим тех, кто идти вперед был уже не в состоянии… Тех, чьи обезображенные тела мы встречали на льду Прони!

Кровь ударила мне в голову, а в горле зародился животный рык! Убить врага, не щадить! Вот только поганый уже успел изготовиться к бою, натянув тетиву на лук, и сейчас вскинул свой биокомпозит, целя именно в меня…

– Тварь!!!

Яростно выдохнув ругательство, я поддал шпорами в бока жеребца, посылая его вперед, одновременно с тем вскинув щит к лицу и бросив саблю в ножны.

Удар! Висящий на локте щит ощутимо тряхнуло, а чуть пониже умбона из лопнувшей доски показался самый кончик острия срезня… Вновь ругнувшись на противника и страстно желая ему скорой смерти, я рванул из чехла вторую сулицу и уже было воздел руку для броска, как вдруг Буян ощутимо дернулся подо мной и стал заваливаться набок, отчаянно заржав! Сердце перехватило от ужаса за верного боевого товарища и предчувствия скорой потери… А тело сработало на заученных рефлексах – благо, что верное животное успело сделать еще пару неверных шагов, прежде чем тяжело рухнуть на лед!

Освободив ноги из стремян, я спрыгиваю с коня за миг до его падения… И тут же по инерции перекатываюсь вперед, гася удар о лед – борцовская страховочная техника работает и здесь! После чего я успеваю вскочить на ноги, не выпустив из рук ни дротика, ни щита, и вновь прикрываюсь им же, оставив себе лишь щелочку для обзора у самых глаз. Правда, в них снова темнеет от острой боли, а дыхание на секунду перехватывает…

Очередной выстрел степняка выходит смазанным – срезень пролетел в шаге от левой ноги, угодив в лед на том месте, где я был секунду назад! Половец тут же потянулся к колчану за очередной стрелой, при этом не пытаясь отскакать в сторону… А я, распрямившись, уже шагнул вперед, перенося вес тела на стопу левой и рывком выбрасывая правую руку, резко скрутив корпус так, будто наношу удар! В последний миг разжатые пальцы отправляют сулицу в стремительный полет, и, описав в воздухе короткую дугу, она угодила точно в грудь ворога, буквально выбив его из седла!